Голый неандерталец. Происхождение, обычаи, ритуалы, интеллект древних родственников человека - Слимак Людовик

Местонахождение располагается в грандиозном ущелье реки Увез, впадающей в Рону слева. Ущелье длиной всего в несколько километров, но какая красота! Река плавно движется между огромными скалами светящегося желтого цвета. Чтобы добраться до места, где был найден кремень, нужно идти под сенью огромных впечатляющих естественных навесов, образованных скалой, густо поросших плющом. На стенах – толстый слой мха, над головами висят массивные кальцитовые натеки. Первые исследования, предпринятые между XIX веком и серединой XX века, показали, что в этом естественном убежище когда‑то ютились многочисленные доисторические поселения. Десяток тысячелетий назад здесь жили мезолитические рыбаки, несколько тысячелетий до этого – мадленские охотники на оленя, но нас в глубь этих гигантских скал привели еще более древние свидетельства человеческого обитания. Если наш кремень действительно из межледникового периода, то он в десять раз старше остальных признанных доисторических поселений Увезского ущелья. От таких цифр кружится голова. Но, когда я продвигался вдоль скалы, я понял, почему исследователи до нас перестали интересоваться следами доисторических поселений у подножия этих огромных скал. На земле, по которой мы шли, лежали груды впечатляющих граненых глыб размером от 3 до 10 кубических метров. Известняк оказался невероятно мягким, состоящим из песка древнего морского дна, нашпигованного окаменелостями. На камнях отпечатались созвездия из миллионов окаменелых морских раковин, ежей, кораллов, и они кишели акульими зубами.

Эти богатые окаменелостями породы очень хрупкие. Когда они разрушаются, то сначала поливают медленными дождями из тысячелетних мелких песчинок, а затем уже метеоритными потоками из глыб размером в несколько кубических метров… И, чтобы попасть на место раскопок, приходилось пробираться между этими хаотическими грудами огромных глыб. А стоило нам расчистить небольшую поверхность, как мы очень быстро упирались в огромные каменные лабиринты. Амбиции археологов разбились об очень твердую каменную действительность. Впервые оказавшись на объекте, мы поняли, почему его назвали «низкой пещерой»: это действительно всего лишь щель. Длина этой очень низкой горизонтальной щели около десяти метров, а расстояние между потолочной плитой и каменным полом в самом узком месте доходит до 50 сантиметров. Ее второе название, Большое блошиное убежище, также не вызывало доверия, и действительно, по возвращении из нашей первой экспедиции мы были щедро обкусаны этой милой тварью с ног до головы. Я решил пробраться в щель, чтобы выяснить, откуда могли взяться горсть костей и обточенный кремень. Я старательно полз, но ничего не было видно. Пол был беспорядочно усыпан камнями от 50 сантиметров до одного кубометра. Рыхлые наносы отсутствовали, но все 50 квадратных метров этой щели были завалены тяжеленными камнями. Когда я дополз до границ полости, передо мной встала маленькая сталагмитовая колонна. В ней можно было наблюдать погруженную в кальцит довольно массивную кость, возможно, принадлежавшую бизону, и большой, хорошо сохранившийся, кусок угля. Полы, исчезнувшие с тех пор, вероятно, были затейливо покрыты отложениями кальцита.

По возвращении из этой маленькой экспедиции в Увезе я принял решение хорошенько исследовать это Большое убежище с несколькими сотрудниками и бюджетом, приближенным к абсолютному нулю. Ну да… Кто бы сделал ставку на щель и одну кость в сталагмите? Но меня тогда только приняли на работу в Государственный центр научных исследований, и моей маленькой зарплаты начинающего исследователя должно было хватить на главное. Итак, с горсткой близких и друзей я пустился в это приключение. Здорово, когда ученому, например этнографу, не нужно ничего, кроме погружения в изучаемую среду. Достаточно одним прекрасным утром просто принять решение и сделать первый шаг. Наука здесь нужна в качестве образа действия, состоящего из простых логических методов, направляющих мысль и пальцы, и особого мировоззрения. Запастись едой, распланировать ночлег и, главное, – взять с собой много любви к своему делу и сил. Стратегия? Удалить глыбы и мелко просеять песчаные отложения, осыпающиеся между ними. Мы бережно собирали и просеивали их через сито с отверстиями в четверть миллиметра. Я не хотел пропустить ни малейшего признака неандертальских стоянок и признаков окружающего их климата, ведь миллиметровый зуб грызуна тоже может о многом рассказать. Но труд оказался титанический. Чтобы добыть несколько несчастных ведер древних отложений, надо было избавиться от глыб… Десяток просеянных ведер обошелся нам в 75 кубов вытащенного камня. А дело происходило в узкой щели. Сухая атмосфера быстро перенасыщалась пылью. Глаза слезились, нос и горло разъедало, и после нескольких дней ползания, толкания и дробления мы стали кашлять и сморкаться кровью. Мелкий песок, парящий в воздухе, состоял в основном из кремневой пыли от ископаемых морских раковин, а она особенно агрессивна для дыхательных путей. Акульи зубы, встречающиеся нам сотнями, сохранили свою предельную остроту. Несмотря на профессиональные перчатки, один из членов команды чуть не остался без пальца: красивый акулий зуб, выступающий из одной глыбы, порвал ему сухожилие. Глыбы не проходили через вход в щель, и нам приходилось их раскалывать молотком и зубилом в ограниченном пространстве, а потом выкатывать полученные куски по поднимающейся плите из щели и сталкивать по полому скальному спуску под место раскопа. Несколько недель мы с кровоточащими носами и разорванной плотью ломали и выносили глыбы.

После месяца этого тяжелого труда без отдыха мы обнаружили, что под набросанными глыбами на самом деле была не плита, а на удивление яркий желтый пол, состоящий из затвердевшего песка. Под грудой глыб известняка, оказывается, сохранились законсервированные под тяжестью культурные слои. Значит, здесь могли быть настоящие находки, а не просто несчастные остатки в натеках по краям! Как мы кричали от радости под этой скалой, где тогда уже можно было практически стоять во весь рост… На этом закончилась наша весенняя экспедиция, но находка была настолько прекрасна и так сильно нас обнадежила. Мы должны были вернуться следующей осенью: без денег, но с надеждой на великие открытия…

В следующем октябре в ущелье царил разгар бабьего лета. Вокруг объекта растут старые тополя, и благодаря им раскопки на протяжении нескольких недель были окрашены золотом. Свет источали и небо, и земля, или, может, это нам так казалось в ореоле надежд на великое открытие после стольких усилий и нескольких месяцев ожидания. Сначала мы исследовали два квадратных метра красивых светлых песков. И перед нашими глазами предстали выглядящие невероятно свежими кости, будто трупы животных только что разложились в этой пещере. Птицы, черепахи, олени и бобры… Огромное количество бобров! Столько бобров не было найдено ни в одном доисторическом памятнике континентальной Европы. Целые роскошные челюсти. И на костях очень хорошо видны следы разделки. Потом мы нашли остатки льва и львенка! Рыси, волки, от которых остались целые позвоночники. Невероятно, но каждый волчий позвонок имел серию параллельных надрезов, очень тонких, но четких. Они были нанесены кремневыми орудиями. Люди разрезали этого волка на отбивные! На костях рыси тоже четко виднелись следы разделки: на кончиках лап, на длинных плюсневых и пястных костях, в зонах, где нет особого доступа к мясу… Потом появился первый кремень.

У нас перехватило дух, он лежал на плоскости в песке… как новенький. Как будто его только что обработали. Невероятной свежести. Я возглавлял экспедиции от экватора до полярного круга, но даже в замерзших землях Крайнего Севера ранее нигде не видел столь свежего материала. Этот кремень, как будто только что выточенный, насыщенного карамельного цвета, совсем не был поврежден; на его лезвиях тоньше бритвы не было не единой зазубрины, заметной невооруженным глазом. Он лежал рядом с костями, там, где люди оставили его более 100 000 лет назад. Дата сомнению не подлежала, судя по окружающей его теплолюбивой фауне. Позже анализы это подтвердили. Угли позволили нам восстановить состав очень богатого теплого леса, а найденные в песках остатки тысяч грызунов, змей, лягушек и улиток подарили возможность воссоздать лесную среду с высочайшим биологическим разнообразием. Но как этим, будто застывшим во времени и ждавшим нас в глубине этой пещеры костям и кремням удалось так хорошо сохраниться? Это уже не щель в камне, а «трещина во времени»… Кости и каменные орудия были покрыты слоем ярко‑желтого песка, ссыпавшегося с разрушающегося потолка. Этот же песок сохранил остатки акул и морских рыб миоцена 15 миллионов лет назад. Невероятно хорошая сохранность кремней, костей и углей была следствием их захоронения в этом песке. Его консервационные качества помогли сохранить не только остатки миоценовых морских животных, но и свидетельства неандертальской охоты…