Андрей Исэров - США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830
Рынок Испанской Америки автор оценивает в 100 миллионов долларов ежегодно, причем в обмен на промышленные и сельскохозяйственные товары купцы получают драгоценные металлы, столь важные для торговли с Китаем и обеспечения собственного торгового дефицита.
В общем, рост коммерческого оборота сулит Соединенным Штатам и Испанской Америке «обоюдную безопасность и процветание»[398]. Книжку завершают почти 90 страниц таблиц мер, весов, курсов валют, пошлин.
Заметим, что и в Филадельфии Торрес, стремясь быть голосом всей Испанской Америки, оставался колумбийцем. Он объявил, что именно Новая Гранада и Венесуэла, а не более известная иностранцам Мексика (Новая Испания) «всегда будут занимать первое место среди различных частей Испанской Америки». Именно там, вблизи выгодных торговых путей (Торрес вновь объявил Андский регион центром мира), в самых разнообразных климатических условиях производятся все известные в мире сельскохозяйственные товары, а заодно добываются драгоценные металлы[399].
На те же преимущества торговли Соединенных Штатов с Южной Америкой обращал внимание и Пасос, который, настаивая на ключевой роли драгоценных металлов в экономике, спорил с самим Адамом Смитом и повторял устаревшие меркантилистские положения[400].
Латиноамериканцы упорно пытались добиться от Соединенных Штатов если не помощи, то хотя бы признания независимости. Еще Франсиско де Миранда посещал США в 1783–1784 и 1805–1806 гг., встречался с Вашингтоном, Гамильтоном, Пейном и Джефферсоном, дружил с посланником в Лондоне Руфусом Кингом (1755–1827) и организовал в Нью-Йорке освободительную экспедицию против Испании (судно “Leander”, 1806 г.), которая, правда, завершилась неудачей. В оформлении корабельных документов и вербовке добровольцев ключевую роль сыграл старый товарищ Миранды полковник Уильям Стивенс Смит (1755–1816), зять Джона Адамса и инспектор Нью-Йоркского порта. За такое нарушение североамериканского нейтралитета Смит поплатился своим выгодным постом[401].
Первая дипломатическая миссия была отправлена Симоном Боливаром в 1810 г. – в ней состояли его брат Хуан Висенте (1781–1811) и Телесфоро де Ореа (1766–1837). Позднее располагавшееся в Картахене мятежное правительство представлял Мануэль Паласио Фахардо. Революционные эмиссары Буэнос-Айреса, Венесуэлы, Новой Гранады, Мексики, Кубы стремились заручиться поддержкой североамериканской республики, старались закупить боеприпасы и вооружения для войны с Испанией и использовать Соединенные Штаты как плацдарм для организации освободительных экспедиций[402].
После англо-американской войны первым латиноамериканским агентом в США стал будущий министр иностранных дел Великой Колумбии (а в конце жизни президент Венесуэлы) Педро Гуаль. Он прибыл в Филадельфию 20 августа 1815 г., откуда сразу направил письмо высокопоставленному стороннику «южных братьев» Уильяму Торнтону. Гуаль, видимо, поначалу остановился у уважаемого и обросшего связями Торреса. Одно время и Гуаль, и Висенте Пасос будут жить в Филадельфии у старого друга Торреса и Торнтона, знаменитого врача и устроителя званых вечеров Каспара Уистара, чей дом находился в нескольких минутах ходьбы от единственной в то время католической церкви св. Марии[403]. Через Торнтона и Торреса Гуаль познакомился с Джоэлем Пойнсетом, президентом Американского философского общества Пьером Дюпонсо (1760–1844) и другими известными и влиятельными людьми.
Зиму 1815–1816 гг. Гуаль провел в Вашингтоне, ставя задачу повернуть «общественное мнение в пользу Южной Америки»[404]. К тому времени дипломат уже знал, что роялисты восстановили контроль над Боготой и Картахеной, так что представлять ему было некого. Действительно, именно тогда положение повстанцев против Испании повсюду, кроме Ла-Платы, стало предельно тяжелым: Боливар оказался в изгнании, а войска Морильо захватывали один форпост за другим. Новый (и только в конечном итоге решающий) революционный подъем начнется в Венесуэле и Новой Гренаде лишь с середины 1816 г.
Церковь св. Марии в Филадельфии
Наперекор печальным фактам Гуаль убеждал Торнтона и других новых знакомых, что независимость Испанской Америки – дело решенное. Латиноамериканскому эмиссару удалось произвести благоприятное впечатление даже на исполнявшего обязанности государственного секретаря друга Торнтона Ричарда Раша. Немного позднее Боливар определит задачу Гуаля следующим образом: доказать, что Соединенным Штатам выгодно продавать сражающейся Венесуэле «оружие, боеприпасы, обмундирование»[405].
В Балтиморе Гуаль встретился с Иезекией Найлсом. В то тяжелое для революционеров время знаменитый журналист предоставил страницы своего издания Гуалю, где тот писал об успехах в Каракасе, Боготе, Картахене – известия, в общем, далекие от правды, но внушавшие надежду, которой суждено будет сбыться в недалеком будущем[406].
В те месяцы в Филадельфии и Балтиморе собралась «критическая масса» борцов против власти Испании: венесуэльцы Торрес, Гуаль, Мариано Монтилья (1782–1851), Хосе Рафаэль Ревенга (1786–1852), Телесфоро де Ореа, Хуан Херман Россио, мексиканец Мигель Сантамария (1789–1837); позднее, к лету 1817 г. к ним присоединятся Мануэль Морено (1782–1857) и Висенте Пасос из Буэнос-Айреса[407]. Первоначально эмигранты-революционеры строили планы атаковать мексиканский порт Тампико одновременно с Гаити (где тогда у президента Петиона жил Боливар) и из Нового Орлеана. Организатор экспедиции Хосе Альварес де Толедо выступал с призывами помочь освобождению Мексики[408]. Этот «генерал мексиканской армии» должен был выступить в ноябре 1816 г.[409], но лишь в самый последний момент выяснилось, что он на самом деле являлся агентом Испании и готовился сдать всех участников. Один из каперов перехватил переписку авантюриста с генерал-капитаном Кубы, где последний, в частности, сообщал о своей просьбе к посланнику Испании в США Луису де Онису выплатить Толедо вознаграждение в две тысячи долларов[410].
Но параллельно в Соединенных Штатах готовилась и другая операция против испанских властей в Мексике. Ее проведение связано с именем Франсиско Хавьера Мины, племянника известного испанского генерала Франсиско Эспоса и Мины (1781–1836). Еще в Англии он познакомился с главой оппозиции лордом Холландом и другими сторонниками независимости Латинской Америки.
В Соединенные Штаты Мина прибыл летом 1817 г. уже с рекомендательными письмами от латиноамериканских энтузиастов, в частности, от находившегося тогда в Лондоне героя войны 1812–1815 гг. генерала Уинфилда Скотта (1786–1866)[411]. Экспедиция готовилась в Балтиморе, где купцы Деннис и Александр Смиты основали для ее финансирования особую Мексиканскую компанию, обеспечив судно «Каллипсо» вооружением, боеприпасами и деньгами. Сам Жозеф Бонапарт (1768–1844), живший тогда в Филадельфии, выдал Мине кредитное письмо для лондонских банков на 100 тысяч долларов. Декларации были отпечатаны Гуалем в Филадельфии, но в экспедицию завербовался и молодой типограф из Бостона, которому предстояло издавать полевые бюллетени[412]. Мину восторженно приветствовали газеты Балтимора и Филадельфии, видя в нем едва ли не спасителя свободы в Латинской Америке[413].
Увы, экспедиция с самого начала имела немного шансов на успех. На необъятных просторах северной Мексики власть метрополии еще была достаточно сильна, чтобы быстро разгромить небольшое и плохо готовое к тяготам тропического климата войско молодого Мины. В конце октября 1817 г. почти все бойцы были уничтожены в решающей схватке, а сам Мина попал в плен и был вскоре расстрелян. Главным врагом экспедиции оказалась, впрочем, не армия, а желтая лихорадка, выкосившая многих солдат и офицеров и, очевидно, подорвавшая моральный дух экспедиции[414].
Хосе Мигель Каррера
Газеты сперва полнились сведениями о блестящих успехах армии Мины, дошедшей якобы чуть ли не до Мехико[415]. Потом через Новый Орлеан пришло письмо об отступлении бойцов – но организованном «в лучшем порядке»[416]. Затем пришло внезапное отрезвление – “Baltimore Patriot” получил весть о поражении и пленении Мины[417]. Тем не менее балтиморские газеты явно не желали верить в поражение и гибель героя, покорившего сердца и кошельки горожан, и в крах всего начинания[418]. Даже окончательно признавая печальное известие не только о казни самого Мины, но и о гибели всей экспедиции, Найлс процитировал рядом корреспонденцию в “Aurora”, оставлявшую какие-то надежды[419].
