Андрей Исэров - США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830
Кстати, нейтральная торговля также была сопряжена с серьезным риском. Купцы страдали не только от каперов, но и от официальных флотов – как Испании, так и стран Латинской Америки. Например, после взятия Картахены роялистами генерал Морильо не снимал флаг патриотов, заманив тем самым в порт семь североамериканских (два – из Балтимора) и четыре британских судна. Несколько моряков вскоре умерли в заключении[380]. Однако главным врагом купцов Соединенных Штатов стал командующий военно-морскими силами Чили в 1818–1822 гг. лорд Томас Кохрэйн (1775–1860). Ветеран наполеоновских войн, Кохрэйн в 1814 г. потерял титул по спорному обвинению в мошенничестве. В 1817 г. генерал Бернардо О’Хиггинс (1778–1842) пригласил Кохрэйна в Чили – и именно в Южной Америке в полной мере раскрылся морской талант шотландского аристократа, который начал умелую борьбу против лояльного Испании Перу. Следуя британской трактовке нейтрального судоходства, Кохрэйн регулярно конфисковывал груз североамериканских кораблей, владельцы которых стремились нажиться на торговле между враждующими Перу и Чили. Морское ведомство США пошло навстречу коммерсантам, направляя в Тихий океан на защиту торговых судов военные эскадры, которыми в разное время командовали Дэвид Портер, Джеймс Биддл (1783–1848), Айзек Халл (1773–1843), Чарльз Стюарт (1778–1869)[381].
Газета “Columbian Centinel” регулярно выступала с обвинениями в адрес Кохрэйна[382]. Настоящим ударом стал грабеж судна “Macedonian” с грузом по крайней мере на 120 тысяч долларов. Среди пайщиков были многие известные бостонские коммерсанты, в том числе богатейший купец Томас Хэндэсид Перкинс. Ненависть янки к Кохрэйну выразилась в одном тосте на празднике 4 июля в городке Бриджуотер, штат Коннектикут: «южноамериканского грабителя (free-booter) собственности янки» мечтали «повесить, как и московский Царь-колокол»[383]. Даже Найлс назвал действия чилийского адмирала «откровенным пиратством»[384]. Рассел обвинял Дуэйна в том, что тот стремится обелить Кохрэйна, любой ценой оскорбить администрацию и защитить поведение «испанских повстанцев Южной Америки»[385].
В общем, недаром, когда генерал О’Хиггинс объявил, по сути, «бумажную» блокаду всего чилийского побережья, “Columbian Centinel” опубликовал на первой полосе открытое письмо Адамсу, где анонимный автор обвинял южноамериканских революционеров во всех грехах и становился на сторону роялистов Лимы[386].
Весьма точная оценка общественного мнения Северной Америки во второй половине 1810-х гг. принадлежит Брэкенриджу: «Хотя в Соединенных Штатах чувство в поддержку [латиноамериканских] патриотов почти всеобщее и, кажется, становится с каждым днем все искреннее, существуют, впрочем, и немногие сторонники холодного равнодушия, которые даже говорят о патриотах в тех же выражениях, в каких наши враги в ходе революционной войны привыкли говорить о нас. Патриотов зовут мятежниками, повстанцами (rebels, insurgents), а нам настойчиво советуют презирать их… Мы сочувствовали испанцам, когда в их страну беззаконно вторглась Франция, мы сочувствовали России, теперь мы сочувствуем Франции, но у нас не находится чувств для наших южных братьев»[387]. Итак, сочувствие не исключало серьезного скептицизма в отношении революции и не перерастало в реальную поддержку, если не считать каперства или нескольких попыток снарядить освободительные экспедиции. Речь о них пойдет в следующем разделе.
Борьба за помощь, признание и торговлю: латиноамериканцы в США
В Северной Америке с конца XVIII в. побывали почти все деятели борьбы Латинской Америки за независимость, начиная с Франсиско де Миранды и Симона Боливара. Гости видели в северном соседе пример для подражания, пытались получить поддержку победивших республиканцев. Задачей-минимум латиноамериканцев было заручиться гарантией беспрепятственной торговли с нейтральными Соединенными Штатами, обеспечить благоприятное общественное мнение, задачей-максимум – добиться признания независимости, а то и военной помощи северного соседа.
Как мы уже писали, особое место в истории ранних связей Латинской Америки с США занимают города Филадельфия и Балтимор. Филадельфия была крупнейшим торговым и культурным центром, притягивавшим просвещенных латиноамериканских радикалов еще на рубеже XVIII–XIX вв. Балтимор после англо-американской войны прославится деятельностью каперов на службе революционных правительств.
Именно в Филадельфии в 1794 г. уроженец Генуи и бывший кадисский купец Сантьяго Пулья (1760–1831) выпустил на деньги посланника революционной Франции гражданина Женэ свой памфлет «El desengano del hombre» («Людское разочарование»). Автор впервые использует радикальные взгляды Тома Пейна, чтобы обосновать необходимость революции в Латинской Америке, призывает к народному восстанию против Испании – «Да умрет Король, да здравствует Закон» (Muera el Rey, Viva el Ley). Этот весьма слабый памфлет не оказал сколько-нибудь значительного влияния на текущую политику, но вошел в историю как первый (одновременно со столь же бездейственным переводом Антонио Нариньо (1765–1823) французской Декларации прав и гражданина, вышедшим в Боготе тоже в 1794 г.) печатный призыв к свержению существующей власти в Латинской Америке[388].
Почти через 20 лет, в 1811 г. в Филадельфии венесуэлец Мануэль Гарсиа де Сена (1780–1816) выпустит переводы из произведений Пейна, особо подобранные, чтобы оправдать независимость своей родной страны, а также Декларацию независимости США, Статьи Конфедерации, федеральную Конституцию, конституции штатов[389].
Филадельфия, наряду с Лондоном, стала крупнейшим издательским центром латиноамериканской революции. Ее типографии печатали сочинения Хосе Альвареса де Толедо (1779–1858), Мигеля Рамоса Ариспе (1775–1843), Хосе Сервандо Тересы и Мьера, Хуана Хермана Россио (1763–1821), Висенте Рокафуэрте (1783–1847), раннего Мануэля Видаурре (1773–1841), Хосе Марии Саласара, революционные поэмы Феликса Мехии (1776–1853), а также классические книги Лас Касаса, просветителей Беккарии, Руссо, Пейна, автора разоблачительной истории Инквизиции Хуана Антонио
Льоренте (1756–1823). Особый интерес вызывал республиканский опыт северного соседа – переиздавались Декларация независимости и Конституция, биография Вашингтона Дэвида Рамсея, Гарсиа де Сена выпустил свой перевод истории США Мак-Куллоха (1807 г.)[390]. Официальная поддержка Соединенными Штатами испанской власти на Кубе не мешала падре Феликсу Вареле (1788–1853) издавать в 1824–1826 гг. один из первых журналов немногочисленных кубинских революционеров «El Habanero»[391].
Наибольший вклад в пропаганду латиноамериканской революции в США внес знатный уроженец Испании, борец за свободу Новой Гренады и будущий первый посланник Великой Колумбии в США Мануэль Торрес[392]. Он оказался в Филадельфии в 1796 г., спасаясь от преследований после разгрома антииспанского заговора 1794 г., и прожил в этом городе всю оставшуюся жизнь. Обладая поначалу значительными средствами, он сперва широко, пусть, как правило, безуспешно, занялся коммерческими предприятиями, причем не только торгуя с родиной, но и, к примеру, производя алкоголь[393]. По сути же Торрес был полномочным агентом испаноамериканских революционеров в Соединенных Штатах. Он быстро сблизился со знаменитым редактором джефферсонианской газеты “Aurora” Уильямом Дуэйном. В этой дружбе как бы встретились два потока радикальной революционной («пейновской») иммиграции в Филадельфию – креольский и ирландский[394].
Новый виток борьбы за независимость Латинской Америки совпал с окончанием англо-американской войны 1812–1815 гг. Внимание североамериканцев обратилось теперь на юг, где как раз вновь разгорелась борьба за независимость испанских колоний. Интерес этот не был чисто идейным, ведь завершение наполеоновских войн означало потерю внешних рынков и кризис коммерции США: купцы потеряли главное преимущество – свой нейтральный статус, который обеспечивал выгодную «перевозочную» торговлю. Серьезный торговый дефицит сохранялся в США вплоть до 1820-х гг.[395]
Торрес грамотно использовал интерес США к новым рынкам. В 1816 г. он выпустил небольшое, но полезное пособие для купцов, торгующих с Испанской Америкой[396]. Его главная цель – убедить их в великом будущем освобожденных колоний. Расположенной между Азией, Европой и Соединенными Штатами, обладающей превосходными гаванями на обеих побережьях, Южной Америке предназначено, по мнению автора, стать «средоточием (common centre) торговли всего мира». В рекламе книги правдивость сведений Торреса заверяли братья Паттерсоны – директор монетного двора США и проректор (Vice Provost) Пенсильванского Университета[397].
