Павел Гуревич - Куда идешь, человек?
Третьей в перечислении Фромма является потребность в ощущении глубоких корней, гарантирующих прочность я безопасность бытия. Фрейд полагал, что такое состояние достигается в жизни каждого человека, если он испытывает материнскую и отцовскую любовь. Трактуя конфликт любви и долга как одну из универсальных ситуаций человеческого существования, Фрейд описывал материнскую любовь естественной и необусловленной, а отцовскую — отождествляемой с сознанием, долгом, законом и иерархией.
Но тут Фромм вступает в полемику со своим учителем Фрейдом. Он полагает, что потребность в гарантии и прочности бытия не обеспечивается материнской и отцовской любовью. Тут нужно что-то более высокое, в частности, ощущение собственных корней. Пушкин, например, помнил всех своих пращуров, начиная с Ратши, который был сподвижником Александра Невского. Сейчас в Японии начался настоящий бум родословном, все пытаются восстановить далекие истоки…
Каждый человек стремится отнести себя к определенной стабильной связи, возникшей у человеческой праистории. Фромм даже определяет такие формы «корневой», психологически прочной связи. От материнской любви исходит всепрощение, милосердие, любовь. От отцовской — различные формы авторитарного сознания: рассудочность, стремление установить иерархические отношения.
Американский философ полагает, что эти принципы матриархата и патриархата можно обнаружить не только в первобытном коллективе, но и в современном обществе. Одна форма человеческих связей генетически восходит к материнской любви. Она основана на свободной привязанности людей друг к другу. И речь здесь идет не только о родственных отношениях. Можно, например, испытывать глубокие симпатии к киногероине, полагая ее духовно близким человеком. Социологические опросы, проводимые в свое время Гостелерадио СССР, показали, что такой феномен обнаружился, в частности, при оценке образа Анфисы из телевизионного сериала «Угрюм-река».
А вот и четвертая глубинная потребность человека, отмеченная Фроммом. Это стремление к уподоблению, часто ведущее к идолопоклонству. Вот оно! Индивид, заброшенный в мир таинственных вещей и явлений, оказывается просто не в состоянии сам осознать назначение и смысл окружающего мира. Поэтому он нуждается в системе ориентации, которая дала бы ему возможность отождествить себя с неким признанным образцом.
Впервые такого рода механизмы были рассмотрены в психологической концепции Фрейда, которая возникла на основе наблюдения за ненормальными психическими процессами, а затем была распространена на обычную духовную жизнь. Фрейд рассматривал идентификацию (отождествление) как попытку ребенка (или слабого человека) перенять силу отца, матери (или лидера) и таким образом уменьшить чувство страха перед реальностью.
Современные исследования позволяют значительно расширить предоставление об этом механизме. Мир человеческих переживаний чрезвычайно сложен. В основе таких эмоциональных состояний, как любовь, нежность, сострадание, сочувствие, ответственность, лежит нечто такое, что неизменно предполагает взгляд не только на самого себя, но и на других. Ведь эти чувства по самому своему проявлению «открыты», «направлены» на иной объект. Следовательно, глубинная, трудно насыщаемая потребность человека состоит в том, чтобы постоянно видеть перед собой какие-то персонифицированные образцы.
Разумеется, человек прежде всего ищет их в ближайшем окружении, но может обращаться и к более широкому кругу. Оно так знакомо и подчас однообразно. Например, экран. Здесь творится необычный, иногда эксцентричный образ, в котором зримо воплощаются свои собственные представления о естественности, нежности, глубине чувств. Вот, например, образ купринской колдуньи, созданной Мариной Влади (1955). Скуластая, с прозрачными глазами, она пронзила сердца миллионов людей. Более того, повсеместно началось «движение колдуний». Образ так убедительно символизировал возвращение к естественности. Вот она, босоногая, с распущенными по плечам белесыми прядками, настоящее дитя природы…
Человек стремится понять самого себя. Все его попытки найти в себе специфически человеческое свойство или характеристику отражают в конечном счете действие механизма идентизации, то есть подобия. Но это чувство весьма редкий феномен. Это — удел избранных… Пожалуй, лишь чисто теоретически можно представить такую личность, которая проникла в ядро собственной субъективности, постигла себя, создала внутренне устойчивый образ своей субъективности.
Гораздо чаще человек — существо мятущееся, постоянно меняющее собственные представления о самом себе. Индивид живет в мире напряженных и противоречивых мотивов, стремлений и ожиданий. Ему постоянно нужна опора. Он поэтому соотносит свое поведение с персонифицированным образом. Девочки играют в дочки-матери. Это непреходящий, постоянно воспроизводимый ритуал игры. Юноши стараются походить на Леннона. Пусть зыбкая, но мода. Партийный работник стремится уподобиться вышестоящему… Кавалькады рокеров… Неформалы со своей эмблематикой… Люди пытаются выразить себя опосредованно, через систему сложившихся ритуалов, стереотипов, готовых образов.
Нет, не сегодня сложилась эта потребность отыскать или сотворить себе кумира. Бриджит Бардо — идеал французской молодежи 50-х годов. А что, собственно, в ней? Тот же «конский хвост», основательно подведенные глаза с накладными ресницами, крупный, чуть капризный рот. Да разве дело в деталях? Неизменная героиня многих (неравнозначных в художественном отношении) фильмов, инфантильная, притягательная, золотоволосая девушка. Этот кинообраз приобрел популярность во всем мире. В журналах мод появляются манекенщицы, копирующие ее позы, прическу. Грим под Бриджит Бардо оказывается в огромном спросе…
Или вот еще один образ из того же десятилетия. Мерилин Монро — платиновая блондинка, секс-символ Голливуда. Тут уже и трагическая судьба, которая придала особый оттенок ее красоте… Не только подражание героине, но и размышление о человеческом долготерпении и страдании, что таятся порою за маской очаровательной соблазнительницы.
Вполне понятно, что в основе персонификации не только телесность, внешний облик, но и психологические качества. Например, Маканин создал тип «барачного» человека, живущего между городом и деревней. Или, скажем, тип разочарованного романтика 60-х годов. А образ барда, рожденного песенной лирикой ушедших десятилетий. «Тургеневская девушка» — это персонификация. А сегодня…
Но оставим пока кумиров. Вернемся к Фромму. Пятая потребность человека заключается в стремлении к познанию, к освоению мира. Одно из глубоких интимных влечений личности — желание распознать логику окружающего мира, удовлетворить свое стремление к пониманию внутреннего смысла универсума. Человек восходит на костер во имя истины.
Итак, человек тянется к познанию, к творчеству, к глубинному бытию, к общению, к постижению самого себя через других… Может быть, вес это в своей совокупности и есть нечто, что можно назвать «специфически человеческое»? Но почему все это так зыбко, многозначно?.. Отчего и в познании, и в творчестве человек никак не может угадать самого себя? Что мешает ему утвердиться в конкретном образе?
В 1977 г. на экране американского телевидения появилась эффектная блондинка, причесанная по последней моде и осыпанная с головы до ног золотыми блестками. «Меня зовут Мамми Лиз». Телевизионная красавица призвала всех, кто смотрит в эту минуту передачу, покупать «люкс-автомобиль» производства новой компании «Твентис сенчури мотор каркомпани». В эфир был брошен клич: «Спешите, а то вас опередят! Чем скорее вы вложите деньги в это надежное дело, тем лучше». За несколько месяцев фирма получила тысячи заявок с необходимым авансом. Но вскоре грянул скандал. Оказалось, что такой, фирмы в природе не существует, ее «изобрел» мошенник-рецидивист, загримированный на экране под блондинку.
Нас интересует в данном случае не столько факт дутой рекламы. сколько конкретный, «удачно угаданный» облик персонификации Преступник убедил аудиторию в реальном наличии суперавтомобиля не просто потому, что зрители вообще склонны обольщаться блондинками. В качестве рекламы он выбрал определенный образ — не делового человека (мужчины), а именно эффектный стереотип блондинки, образ размытой привлекательности, в котором можно разглядеть секретаршу, представительницу фирмы и спутницу жизни одновременно.
Ну, хорошо, оказывается, нас можно обмануть и соблазнить придуманным образом. Что делать? Мы так доверчивы… Зато самого себя мы, надо полагать, знаем прекрасно, себе доверяем стопроцентно… Так ли? Ничего подобного? Можете себе представить, никто из нас не знает о себе ничего определенного… О том, кто я такой, сам я имею крайне расплывчатое представление. Мы просто фатально зависим от мнения окружающих. Чутко ловим посторонние взгляды. «Правда, ведь я очень красив?» Когда тамада рассказывает о наших достоинствах, мы склонны верить каждому его слову… Иногда, впрочем, у нас рождаются сомнения, но, как говорится, людям виднее. Я и в самом деле еще полон сил и талантов. Политического же деятеля, как выясняется, легко можно убедить в том, что он не имеет себе равных в истории…
