Джордж Фридман - «Горячие» точки. Геополитика, кризис и будущее мира
Ататюрк оказал сильное влияние на многие другие страны, например на Иран во времена правления шаха, на Египет при Гамаль Абдель Насере. Модель светского и одновременно милитаризированного государства хорошо прижилась в регионе. Но начиная с иранской антишахской революции светская модель устройства в исторических исламских обществах начала испытывать проблемы, вызванные нарастанием общей религиозности и религиозного фундаментализма в частности. В течение девяностых годов эти проблемы медленно распространялись преимущественно в суннитских странах. Наиболее экстремальные формы, которые такая тенденция получила, можно наблюдать на примере Ирана и сети «Аль Каида». Но и в остальных исламских странах концепция доминирования светского и милитаризированного государства над обществом потеряла свою былую привлекательность, частично потому, что привлекательность потерял весь Запад, а частично и потому, что не заработали насеровские идеи, развивавшие концепцию Ататюрка. Я подозреваю, что положение, согласно которому религия должна полностью переместиться в пространство приватной жизни, не выдержала испытания практикой традиционной жизни, в которой семья и клан во многом были сутью всей жизни людей, которую невозможно разделить на публичную и приватную. Христианство до сих пор не определилось до конца с тем, что следует отнести к чисто личному, а что — к общественному. Это разделение возможно в обществах с явным преобладанием светского образа жизни, для которого уважение к частной жизни каждого человека является непререкаемой аксиомой. Ислам никогда, по сути, не допускал такого рода разделение, поэтому модель общества, выдвинутая Ататюрком, попала под серьезное внутреннее давление со стороны исламского традиционализма.
Турция была родиной секуляризма в исламском мире, но даже в ней не все проходило и проходит гладко. Вне Стамбула Турция остается консервативной и религиозной страной. В народе сильны националистические настроения, которые родственны некоторым положениям наследия Ататюрка, но одновременно и противоречат другим его идеям. В 2000 году в стране образовалась Партия справедливости и развития (по-турецки АКР), которая на выборах 2002 года одержала оглушительную победу. АКР претендовала на выражение интересов мусульманского большинства. Она ослабила некоторые запреты на религиозные проявления (например, на ношение хиджаба женщинами на государственной службе и в университетах), но одновременно подтвердила свое стремление ко вхождению Турции в ЕС, свою верность принципам светскости в государстве и подконтрольности армии политическим институтам. В оппозиции АКР находится светская Республиканская народная партия (по-турецки СНР), которая опасалась, что за внешней декларативной умеренностью правящая АКР собирается превратить Турцию в исламское государство. В рамках бурной внутриполитической борьбы партии обмениваются обвинениями.
Однажды мы прогуливались в окрестном районе Стамбула, называемом Чаршамба. Мне сказали, что это наиболее религиозная община во всем городе. Один знакомый ярый секулярист называл район «Саудовской Аравией». Район бедный, но жизнь там кипит. Там расположено много школ и магазинов. Повсюду на улицах играли дети, мужчины собирались группами по два-три человека, что-то оживленно обсуждая и о чем-то споря. На женщинах были хиджабы и паранджи. В районе находилась большая религиозная школа, где молодые мужчины изучали Коран и другие религиозные предметы.
Район напомнил мне Уильямсбург в Бруклине во времена моей молодости — до масштабной перестройки. Тогда Уильямсбург был заполнен евреями-хасидами, повсюду располагались иешивы, улицы заполнялись детворой, мужчины что-то обсуждали у дверей своих магазинов. Тут, в пригороде Стамбула, эти воспоминания очень ярко пробудились — чувствовалось, что местные мгновенно распознали во мне чужака. Здесь я должен был бы написать, как много общего подобные сообщества в разных местах мира имеют между собой. Но главным является тот факт, что общие черты жизни в бедных, урбанизированных и глубоко религиозных окрестностях никоим образом не приводят к преодолению глубочайших различий между религиями, которым привержены жители этих сообществ. Как и к важности самого господства религий в их жизни.
Чаршамба ярчайшим образом высветила для меня проблему, с которой приходится иметь дело АКР. С этой проблемой столкнется любая турецкая партия, которая планирует однажды оказаться у власти. В Стамбуле очень много мест, районов, которые являются вполне европейскими по всем внешним признакам, которые посторонний немедленно почувствует, а также по внутренним ценностям, которые их жители имеют. Эти места все вместе занимают очень большую часть города. Но там также есть Чаршамба, есть деревни и города Анатолии, которые живут своей, отличной жизнью, которые абсолютно уверены в своем праве жить именно так. Этим сегодня нельзя пренебрегать.
Многие приверженцы светского пути развития Турции серьезно опасаются, что АКР намеревается ввести законы шариата. Эти опасения особенно распространены в среде профессионалов. Один из местных врачей, семейные корни которого уходят вглубь турецкой истории, сказал мне за ужином, что если АКР будет последовательно продолжать делать то, что она делает в настоящий момент, то ему придется эмигрировать в Европу. Неизвестно, решится ли он на такой шаг, если развитие событий дойдет до некоторой черты, но говорил он о своих намерениях после пары бокалов вина очень напористо и страстно. Такой взгляд на развитие событий все же является крайним — большинство убежденных сторонников светского характера развития турецкого общества понимают, что у АКР нет намерений подобного рода. Иногда даже казалось, что подобные страхи намеренно преувеличиваются с целью произвести большее впечатление на иностранца, которым в данном случае был я, в целях формирования соответствующего отношения к турецкому правительству.
Но мои мысли вернулись в Чаршамбу. Секуляристы могли игнорировать существование таких людских сообществ в течение долгого времени. Но теперь это время вышло. Я не вижу, как можно сегодня управлять Турцией без интеграции всех этих учеников религиозных школ, всех мелких лавочников в турецкое общество, как можно предоставлять эти замкнутые сообщества своей судьбе, учитывая те волны, которые прокатываются по всему исламскому миру. Это невозможно. Они являются частью все возрастающей важнейшей тенденции внутри исламского мира. Время, когда эту тенденцию можно было бы просто подавить, прошло. Теперь надо как-то включить их в широкое общество, приспособить их к этому обществу. Или соглашаться на существование затяжного конфликта, который в других исламских странах уже не ограничивается одной только риторикой. Чаршамба являет собой крайний случай на общем фоне Стамбула, но, как часто бывает при рассмотрении крайностей, она высвечивает проблему наиболее наглядно.
Как уже отмечалось, Стамбул является пограничной территорией между Европой и исламским миром. В городе постоянно идет борьба европейских и исламских ценностей. Проевропейски настроенные турки просто очень сильно хотят присоединения своей страны к ЕС. Причем не из экономических соображений. Турецкая экономика, несмотря на некоторое замедление последних лет, находится в очень хорошей форме на протяжении десятилетия. Основные показатели Турции выглядят существенно лучше, чем у большинства европейских стран в последние пять лет. Почему же наличествует такая тяга к ЕС? Потому, что Евросоюз видится гарантом господства светского устройства и либеральной демократии в Турции. Если страна становится членом Евросоюза, то это будет являться подтверждением того, что турки — европейцы в полном смысле этого слова. Исламисты относятся к европейской перспективе более спокойно. Они, впрочем, как и их противники, знают, что Турцию не возьмут в ЕС. Вхождение страны в ЕС означает свободу передвижения, что влечет увеличение числа мусульманских мигрантов. Европа этого не вынесет. Получается забавная ситуация: все понимают, что на полноценное членство в ЕС рассчитывать не приходится (если быть реалистами), но сам вопрос внутри турецкого общества — ты за или против евроинтеграции — является тестом, лакмусовой бумажкой для светского общества. АКР будет продолжать свой курс, так как если они в результате этого что-то и потеряют, то немного.
Все современные проблемы и сложности берут свое начало в поражении Османской империи в Первой мировой войне. Турция потеряла все арабские земли к югу, большинство своих владений на Балканах. Остался только Анатолийский полуостров, бывший сердцем Османской империи и местом, где этнические турки исторически доминировали. Вообще-то граница полуострова начинается где-то в районе границы Турции с Грузией у Черного моря и идет по диагонали к Адане на Средиземном море. Турция простирается и к востоку от этой воображаемой черты через гористую местность, гранича с Грузией, Азербайджаном и Арменией на севере, Ираном на юго-востоке, Ираком и Сирией на юге.
