Джордж Фридман - «Горячие» точки. Геополитика, кризис и будущее мира
Двигаясь на северо-запад от Ани, вы попадете в город Карс. Это — турецкий город, но его здания выглядят очень по-русски. На самом деле, до Первой мировой войны весь регион был российским — Армения, Карс, Ани. Во время войны турки боролись с русскими, которые задействовали значительные силы у города Сарыкамыш в гористом районе Турции недалеко от российской границы. Турки послали около 90 тысяч своих солдат в атаку на русские войска зимой 1914–1915 годов. Битва продолжалась около недели. В результате нее около 80 тысяч турецких солдат погибло — по словам одного местного жителя, который однажды вечером рассказывал мне об этом эпизоде войны. Они замерзли насмерть[71]. Произошло это в течение одной ночи или нескольких, сейчас не суть важно. Бойня, так характерная для Европы в период между 1914 и 1945 годами, имела место и здесь. Мы все еще в Европе…
Двоюродный брат одного моего стамбульского друга встретил нас в городишке Гёле примерно в часе езды от Карса. Вечером он повез нас через грязные проселочные дороги, проложенные среди голых холмов северо-восточной Турции, в маленькую деревню, для того чтобы повстречаться с одним 110-летним стариком — местным жителем. Им оказался представитель народности лазов, которая является одной из разновидностей грузин и которая в основном живет в наши дни на территории Турции. Старик, который был почти слепой и глухой, жил в двухэтажном доме, расположенном на склоне холма, вместе с еще тремя поколениями своих потомков. Его сын, в возрасте на вид между 60 и 70 годами, работал в городе, а внук, которому было чуть более сорока, являлся кем-то вроде старосты в деревне. Правнуку было четыре года, он вел себя очень застенчиво, но было видно, что незнакомцы в его доме доставляют ему удовольствие. Лазы — южнокавказские грузины — составляли большинство населения деревни и некоторых других окрестных деревень в этой удаленной от основных центров местности. Ранее она контролировалась русскими, теперь — турками. Семья, в гостях у которой мы находились, была самой богатой в деревне, так как владела пятьюдесятью коровами. В этих богом забытых местах границы значили очень мало, к тем, кто правил в регионе в то или иное время, относились дружелюбно постольку, поскольку они не вмешивались в местную повседневную жизнь.
После третьей чашки чая открылась дверь, и внутрь вошла жена сына старика — крепкая женщина, вероятно, лет шестидесяти. Она с гордостью сообщила, что обихаживала коров, что было ее прямой обязанностью. То, что у семьи было больше коров, чем у кого бы то ни было в деревне, являлось поводом для гордости. Отсутствие многих зубов компенсировалось внутренней ее теплотой и обязательностью, было видно, что жизнь всей семьи крутится вокруг нее. Несмотря на то что деревня была классическим «медвежьим уголком», в доме был спутниковый Интернет, поэтому все могли в режиме онлайн узнавать текущие новости о том, что происходит за горами и холмами вне их ущелья. Было ли старику действительно 110 лет, или, может быть, только 90, я не знаю. Но все люди этой семьи, живущей четырьмя поколениями под одной крышей, прекрасно осознавали и чувствовали, что они живут хорошо, могут гордиться своей такой жизнью, и им не стыдно продемонстрировать ее гостю из далекой Америки.
Также стоит рассказать еще об одном эпизоде той поездки. Во время посещения Карса и места впечатляющей битвы при Саракамыше мы проезжали по пустынной долине, на которой было расположено только несколько деревень, которые никак не выглядели похожими на современную Турцию или на любую другую соседнюю страну. Они не были бедными, скорее всего, лучше всего их описать как пришедшими в наши дни из совершенно других времен. Источником энергии там был помет немногочисленного скота, которым владели местные жители. Это было все, что у них было. На этой территории не было ни деревьев, ни торфа. Помет складывался в кучи, внешне напоминавшие хижины и имевшие какие-то непонятные нанесенные на них знаки отличия. Дело было к вечеру субботы, пожилые женщины чем-то украшали эти кучи.
В каждой деревне, в которых мы побывали, перед каким-то одним домом стоял современный и чистый трактор. Его вид был тут даже более странным, чем «скульптуры» из навоза. Оказалось, что трактора были выделены каждой деревне в рамках какой-то государственной программы. Но тут не было простейшего электричества или какого-либо еще источника энергии. И это — в регионе, где в свое время восемьдесят тысяч человек замерзли насмерть. Мы были на самом краю Европы. Люди живут здесь спокойной жизнью, вынося то, что любой европеец сейчас не смог бы вынести.
По современному Великому шелковому пути перемещаются не только наркотики, но и нефть. И в этом деле также замешаны курды. Война в Ираке привела к фрагментации некогда единой страны. Одной из частей является иракский Курдистан, лежащий на северо-востоке, поблизости от границ с Турцией и Ираном. Давно было известно, что в этих местах есть нефть, но при Саддаме никто не был готов к освоению этих месторождений. После крушения его режима курдские регионы получили широкую автономию, а нефтяные компании решили рискнуть и стали разрабатывать тут нефтедобычу.
Этот факт поставил Турцию в двусмысленное положение. С одной стороны, турки категорически против какой-либо курдской независимости где бы то ни было. С другой — они стремятся получить источники энергоносителей, альтернативные российским, чтобы уменьшить свою серьезную зависимость от России. В результате Турция рассматривает региональное правительство иракского Курдистана и в качестве полезного инструмента для обеспечения своих энергетических нужд, и как опасный прецедент, как подрывной элемент, как воплощение курдского национализма.
Мы не ставим здесь целью проанализировать энергетическую стратегию Турции. Наша задача — показать и рассмотреть сложность проблем, стоящих перед Турцией в ее политике по отношению к курдам, а также увидеть, каким образом сталкиваются интересы различных сил региона. Между иракскими и турецкими курдами существуют идеологические расхождения, даже трения, но и те и другие являются курдами… Турецкие курды видят на примере своих иракских соплеменников, что автономия возможна, они видят также чисто коммерческие перспективы. Туркам тут приходится идти по туго натянутому канату, следя за каждым своим шагом.
В точно таком же положении они находятся в связи с гражданской войной в Сирии. Турция враждебно настроена по отношению к светскому режиму алавитов[72], возглавляемому Башаром Асадом. Турки поддерживают суннитов, восставших против этого режима. Однако сирийские сунниты сами глубоко расколоты, причем некоторые группы являются крайними джихадистами и экстремистами, например, как те, кто образует так называемое Исламское государство. Турки очень осмотрительно подходят к своей вовлеченности в эту войну, опасаясь ее распространения на территорию самой Турции.
Они вообще ведут себя предельно осторожно в своих действиях вдоль южных и восточных границ, на этих пограничных территориях. Тут все очень сложно и запутанно, включая отношения с Кавказом, курдские проблемы внутри Турции, а также в Ираке и Сирии. Турки сталкиваются с дугой нестабильности вдоль своих границ, которая иногда оборачивается заманчивыми возможностями, иногда несет только угрозу. Эта дуга, можно сказать — полумесяц, фактически является одной из границ большой Европы: к востоку от нее — Иран, к югу — аравийские страны; все они уже не несут никаких европейских черт. Здесь, на краю Европы, все крайне нестабильно и очень часто выливается в откровенное насилие, которое экспортируется даже вглубь европейского полуострова вместе с турецкой эмиграцией в Европу и с миграцией в Европу через Турцию.
Во времена холодной войны одной из самых опасных и чувствительных точек возгорания был запад Турции — Босфор и та небольшая часть Европейского полуострова, которая до сих пор остается за Турцией. Советский Союз был безумно заинтересован черноморскими проливами: Босфор, Мраморное море и Дарданеллы являлись вожделенной целью русских с восемнадцатого века. Приз, маячивший на горизонте, — свободный доступ в Средиземное море, богатейший морской регион мира, от которого русский флот отделял только один последний рубеж. С установлением российского контроля над проливами страна получала бы полный доступ к Средиземноморью, а значит, почти автоматически превращалась из бедной континентальной страны в великую морскую державу, чей военно-морской флот мог бы на равных конкурировать с британским, французским и любым другим. Без контроля над проливами Россия оставалась только гостем в Средиземноморье, который имеет туда проход, только если Турция или какая-либо другая большая морская сила такой проход разрешает.
Сутью американской стратегии (во время холодной войны) было сдерживание Советского Союза. Ее неотъемлемой частью было недопущение перехода Турции и Греции под советский контроль или хотя бы серьезное влияние. Одновременно эти две страны время от времени приближались к полноценной войне друг с другом: по поводу ли островов в Эгейском море, кипрского ли кризиса или просто по причине многовековой вражды.
