Тимофей Бордачёв - Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки»
Во-вторых, не до конца состоятельные в деле исполнения своих суверенных обязанностей страны всегда, на протяжении всей истории ООН, составляли от четверти до половины ее членов. Тем не менее в предшествующий период те государства, которые исполняли функцию глобальных полюсов – СССР и США, – могли относительно успешно контролировать происходящие в третьем мире процессы и делали это на основе двустороннего соглашения между собой, которое и обеспечивало стабильность структуры международных отношений. В отдельных случаях функция организатора стран третьего мира и выразителя их интересов возлагалась на независимого от СССР и США посредника, в роли которого выступали страны движения неприсоединения. Другое дело, что сейчас так называемые состоявшиеся державы, являющиеся ответственными элементами структуры международных отношений, не готовы соответствовать своему потенциалу и возможностям в полной мере.
Генеральные секретари ООН уже достаточно заметно напоминают римских пап периода Авиньонского пленения – их решения, часто затрагивающие основы международного права, принимаются под прямым воздействием США или их союзников в каждой конкретной ситуации. Наиболее ярким примером этой деградации стало решение Генерального секретаря ООН в июле 2008 года о передаче Европейскому союзу функций по управлению миротворческой миссией в Косово, ставшее прямым нарушением резолюции № 1244 Совбеза.
Миротворческая деятельность ООН, рассматривавшаяся в первой половине 1990-х годов как основной инструмент поддержания мира и безопасности на планете, находится на стадии затухания. Практика операций ООН по принуждению к миру не получила развития в силу неспособности стран – постоянных членов СБ ООН принять коллективное решение по целому ряду эпизодов. Финалом эпопеи с приданием ООН функции глобального полицейского стала операция НАТО против Югославии весной 1999 года. В настоящее время Генеральная Ассамблея ООН остается уникальной международной площадкой для диалога. Вместе с тем реальный смысл ее деятельности – мониторинг мнения всех стран мира по тем или иным вопросам с целью определения расстановки сил между принимающими решения полюсами – уже давно утерян, а новый смысл пока не обретен. Карл Кайзер пишет:
«На реализацию (этих инициатив) уйдет немало времени и сил, но даже если их примут, прогресс не будет достигнут до тех пор, пока страны – члены ООН не выразят готовность к сотрудничеству и не предоставят часть полномочий органу международного сообщества. Решающую роль в этом будет играть поведение крупных держав».[65]
«Большая восьмерка». В связи с неучастием в работе новых центров силы постепенно снижается значение таких неформальных международных институтов, как «Большая восьмерка». В целом, особенно после вступления в нее России, повестка дня «восьмерки» является достаточно восприимчивой к требованиям и вызовам международной среды – мировые финансы, ситуация на глобальном рынке продовольствия и пр.
Вместе с тем позиция «восьмерки» в отношении таких игроков, как Индия и Китай, пока состоит преимущественно в попытках подключить их к реализации решений в рамках повестки, подготовленной правительствами восьми и, в отдельных случаях, даже семи ведущих государств. Также не способствует повышению эффективности работы «восьмерки» участие в ее встречах таких международных чиновников, как председатель Европейской комиссии, который по сути является наемным работником для четырех стран – членов G8: Великобритании, Германии, Италии и Франции.
Присутствие на саммитах лидеров «проблемных» стран Африки объясняется обсуждением там связанных с ними проблем, а появление представителей Китая, Индии или Бразилии – необходимостью их «втягивания» в данный формат. Однако, учитывая отсутствие у ЕС компетенций в вопросах международной безопасности, участие Брюсселя можно объяснить только высокими лоббистскими способностями упомянутой четверки. Кроме того, способности «восьмерки» не просто провозглашать необходимость решения той или иной проблемы, а доводить дело до практических мер ограничиваются отсутствием у этого института постоянного аппарата.
Призывы исключить из работы «восьмерки» Россию, раздававшиеся до и после трагических событий вокруг Южной Осетии и Абхазии в августе 2008 года, выглядели в этой связи особенно странно. Связано это с тем, что именно участие России дает данному институту хотя бы незначительный, но представительный характер и позволяет принимать универсальные инициативы. Без России «восьмерка» вернется к состоянию закрытого клуба стран Запада с соответствующим авторитетом и перспективами для всех других стран мира.
Всемирная торговая организация, пожалуй, еще в большей мере, чем ООН, становится жертвой распада мира, который мыслился 15–20 лет назад единым, на региональные группировки или союзы. Несмотря на то что ВТО остается, как отмечают авторитетные наблюдатели, наиболее сильным из институтов глобального уровня, именно эта ее функция все чаще ставится под сомнение, в первую очередь за счет стремительного распространения практики двусторонних или региональных торговых режимов. В этой связи отмечается, что время существования глобальных режимов и вовсе прошло. В последнее время к такой стратегии активно перешел и Европейский союз, бывший ранее одним из наиболее надежных проводников использования механизмов ВТО. ЕС в свете стагнации переговоров по так называемому Доха-раунду уже официально взял курс на подготовку соглашений о создании зон свободной торговли не только с государствами-соседями, но и с такими удаленными партнерами, как Южная Корея. Сама же ВТО рассматривается чиновниками ЕС как не более чем одна из многих возможностей для усиления позиций Европы на мировом рынке.
Мировой банк, как и другой «бреттон-вудский» международный институт – Международный валютный фонд, также стоит перед сложнейшими вызовами. Оба они играют сейчас важнейшую роль в реализации наиболее, пожалуй, последовательной программы по приведению стран – потенциальных очагов напряженности в более-менее стабильное состояние. И оба столкнулись с противоречием между легитимностью и эффективностью, настолько серьезным, что, как отмечает Нгере Вудс из университетского колледжа Оксфорда, главной жертвой борьбы за легитимность и Мирового банка, и МВФ может стать их собственное правовое устройство, главный принцип которого – система распределения голосов – уже не отражает международной политической и экономической реальности.
Развивающиеся и растущие страны, на которые в первую очередь направлена деятельность МБ и МВФ, не могут оказывать на принимаемые решения практически никакого влияния. Наглядная иллюстрация такой ситуации – сравнение квот голосов в принятии решений у Бразилии (1,47 %) и, например, Бельгии (2,1 %). Вместе с тем никаких признаков того, что благополучные в плане участия в принятии решений страны готовы сократить свою долю в пользу новых государств, не наблюдается.
В кристаллизованном виде необходимость ревизии правил деятельности этих многосторонних институтов нашла свое отражение в статье министра иностранных дел России Сергея Лаврова:
«Глобальная финансово-экономическая архитектура создавалась во многом Западом под себя. И сейчас, когда налицо сдвиг финансово-экономической силы и влияния в сторону новых быстрорастущих экономик, таких как Китай, Индия, Россия, Бразилия, становится очевидной неадекватность прежней системы новым реалиям. По сути, требуется такой финансово-экономический базис, который соответствовал бы полицентричности современного мира. Иначе управляемость мирового развития не восстановить».[66]
Пока изменения здесь не особенно заметны. Результатом становится тенденция игнорирования новыми центрами силы тех требований, которые эти институты вырабатывают, что вступает в противоречие со стремлением США возложить на них часть не просто материальной, но и политической ответственности за решения МБ и МВФ. Как с тревогой отмечает Фред Бергстен:
«КНР, наверное, уже стала крупнейшим единоличным донором... Тем самым она бросает вызов общепринятым нормам, поскольку игнорирует все виды обусловленностей, сложившиеся в сообществе доноров за последние четверть века. Пекин отвергает не только принятые социальные стандарты (в области прав человека, условий труда и защиты окружающей среды), но и фундаментальные экономические нормы (такие, к примеру, как борьба с бедностью и надлежащее управление), соблюдения которых все многосторонние организации требуют как нечто само собой разумеющееся».[67]
Отмечается, что попытка достичь качества и прозрачности управления, аналогичных тем, которые ими предлагаются странам-заемщикам, потребует от МБ и МВФ полного пересмотра принципов своей деятельности. Окончательный приговор МБ и МВФ выносит Джон Айкенберри, отмечая, что
