Тимофей Бордачёв - Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки»
«Механика послевоенного мирового порядка находится в обветшалом состоянии».[57]
В качестве альтернативного решения, избавлявшего ведущие государства мира от необходимости подвергать ревизии устоявшиеся почти за 45 лет механизмы согласования интересов, могли рассматриваться два варианта. Во-первых, встраивание существовавших институтов и правил в de facto однополярную или имперскую модель принятия важнейших мирополитических решений. Решения по важнейшим проблемам мировой экономики и политики принимались бы при таком развитии событий одной сверхдержавой (США), поддерживались бы группой ее союзников (Организация Североатлантического договора – НАТО) и утверждались «широкой международной общественностью».
Во-вторых, демократическая трансформация ООН и других международных институтов. Речь в данном случае должна была идти о том, что из площадок для согласования интересов ведущих держав международные институты превратились бы в некое мировое правительство, формируемое на демократических принципах и решающее глобальные проблемы. Для реализации такого подхода на практике потребовались бы серьезные реформы Совета Безопасности ООН (СБ ООН) и принятие за основу деятельности Организации Объединенных Наций некоего всеобщего компромисса, по которому сошлись бы во мнении все страны-члены.
Основой стабильности данной системы все равно оставался бы баланс сил ключевых игроков, однако он достигался бы не через взрывоопасное военное усиление трех-четырех альтернативных США центров, а через предоставление всем членам правящей группы стран равных прав и веса при голосовании в СБ ООН. Также потребовалось бы изменение олигархической системы принятия решений в ООН и приближение ее к нормальной модели управления, при которой высшим органом является общее собрание акционеров. Необходимость поиска новой модели управления миром подчеркивал в 1993 году один из наиболее значительных российских международников Алексей Богатуров:
«Переставший быть биполярно зарегулированным мир, мир 1990-х годов, будет, по-видимому, испытывать потребность в силовом управлении едва ли не в большей мере, чем нуждался в нем ялтинско-потсдамский миропорядок... Нынешний виток „рассеянной“ дестабилизации отражает кризис миросистемного регулирования – по-видимому, самый глубокий со времен последней мировой войны. Смысл разговора о нем не в провозглашении неизбежности новой войны, а в остроте потребности соединить усилия в интересах реформы международного управления».[58]
В этой связи представляется необходимым сделать небольшое отступление и привести определение понятия «держава» применительно к современной системе международных отношений. На наш взгляд, наиболее уместной здесь выглядит характеристика, предложенная Карлом Кайзером, экс-председателем Германского совета по внешней политике, а ныне профессором Центра международной политики Уэзерхед при правительственном факультете имени Джона Кеннеди Гарвардского университета:
«Речь идет о небольшой группе государств, численность населения и потенциал ресурсов которых позволяют им оказывать влияние на глобальном уровне, а также о тех странах, которые достаточно уверенно приближаются к статусу мировых держав. Сюда относятся постоянные члены Совета Безопасности ООН (Великобритания, Китай, Россия, США, Франция), а также возможные кандидаты на членство в случае его расширения (Бразилия, Германия, Индия, ЮАР, Япония). Некоторые из указанных государств связаны союзническими обязательствами или даже (как в случае с Европейским союзом) объединены в конфедерацию, что не может не влиять на их позицию и действия на мировой арене».[59]
Ни тот ни другой вариант мироустройства не состоялся. Сейчас, по прошествии 17 лет после ухода СССР с исторической сцены, можно выделить две основные причины возникновения глобального беспорядка. Во-первых, это очевидная невозможность создания международной системы имперского типа, но основанной тем не менее на международных институтах – ООН, НАТО, Мировой банк и т. д. Располагая военным бюджетом, достигающим половины общемировых расходов на оборону, суверенное государство – США – просто не могло допустить незначительной задержки с исполнением своих решений, необходимой даже для символического обсуждения. В результате уже к началу деятельности администрации Джорджа Буша-младшего США отказались от поддержки международных институтов в пользу выстраивания так называемых коалиций желающих.
Дэниел Дрезнер, доцент кафедры международной политики Школы права и дипломатии имени Флетчера в Университете Тафтс, пишет:
«Многосторонний подход (в понимании Вашингтона) – это прежде всего средство продвижения целей США. Поэтому администрация следует советам институтов, которые считает эффективными (например, Всемирная торговая организация), и последовательно добивается выполнения важных, на ее взгляд, многосторонних норм и решений (будь то соглашения Международного валютного фонда о займах или резолюции Совета Безопасности ООН)».[60]
По мере укрепления США в своей мощи и одновременной эмансипации их союзников произошла стремительная эрозия инструментов, при помощи которых решения сверхдержавы претворялись бы в жизнь. К началу нового тысячелетия реализация проекта «новый мировой порядок» оказалась невозможной даже в пределах «большой Европы» – от Атлантики до Владивостока и от Шпицбергена до Арарата. Такие важнейшие элементы системы европейской безопасности, как Россия и Украина, остались за пределами международных институтов, которые государства Западной Европы и Северной Америки считали ключевыми, – НАТО и Европейского союза.
В результате масштаб расширения НАТО и ЕС, рассматривавшегося такими экспертами, как Чарльз Капчан, в качестве уникальной возможности стабилизировать после 1991 года новое качество международной системы, оказался недостаточным для решения столь серьезной задачи. В НАТО и Евросоюз были приняты страны, влияние которых на состояние системы международных отношений было, мягко говоря, не решающим.
В результате попытки установления мягкой формы гегемонистической стабильности в виде так называемого однополярного мира, в котором глобальную ответственность взяли бы на себя США и блок НАТО, оказались безуспешными. Имперский порядок, о становлении которого многие мечтали на протяжении 1990-х – начала 2000-х годов, оказался физически невозможным. В современном мире, насчитывающем порядка 200 социальных общностей и более 6 миллиардов жителей, даже единственная сверхдержава не в состоянии обеспечить легионы, достаточные для поддержания порядка во всех уголках империи.
Центры силы: новые альтернативы
Следствием такой неадекватности победителей в холодной войне вызовам современности становится увеличение стремления других участников международных отношений к опоре на собственные силы, что также предполагает конфронтационный по своей природе поиск дополнительных источников усиления за счет ближних и дальних партнеров. Отсутствие способности наступать у одного немедленно влечет рост давления, силового или мирного, со стороны других. Как отмечает Тьерри де Монбриаль, потенциальный гегемон – Соединенные Штаты -
«... отчасти из-за допущенных стратегических и тактических ошибок теряет свое превосходство в мире, которое, как казалось после краха Советского Союза, он приобрел на длительную перспективу. США, как и раньше, намного опережают другие государства и еще надолго останутся главной мировой державой, однако говорить о „супердержаве“ теперь вряд ли уместно. Завязнув в „войне против терроризма“, Америка в значительной степени лишилась той свободы действий, которой обладала раньше».[61]
Заметим, однако, что и потенциально равновесных США игроков за последние 17 лет в мире не появилось.
Поэтому, рассуждая о причинах дестабилизации международной системы, надо говорить также о неспособности альтернативных центров силы – Европы, Китая, России или Индии – играть роль самостоятельных полюсов, сопоставимых с Америкой по совокупности таких факторов силы, как размеры, уровень вооружений, экономический потенциал и запасы природных ресурсов. Эта неспособность была очевидна в начале 1990-х годов. Россия не могла даже предоставить убедительные доказательства своей способности выступать в качестве суверенного государства, Европа и ведущие страны ЕС оказались неспособны остановить вооруженный конфликт в Югославии, а Китай не набрал еще достаточного потенциала для более или менее серьезного разговора с США.
Не решена данная проблема и сейчас. Несмотря на то что Россия и даже Европа уже уверенно заявляют о своем желании участвовать в стабилизации глобальной среды, их практические действия не всегда соответствуют заявлениям, что, однако, не означает их готовности следовать политике США или вступать в формируемые Вашингтоном коалиции, не говоря уже о действиях новых держав, так называемых растущих центров силы. Даже если не принимать на веру все сетования по поводу деструктивной роли Китая, который не желает брать на себя ответственность за состояние мировой экономики, хотя оказывает на нее чуть ли не определяющее влияние, политика неучастия в созданных и контролируемых Западом институтах действительно является сейчас для Поднебесной наиболее адекватной.
