Григорий Ландау - Сумерки Европы
Союзныя, враждующія и пока нейтральныя государства, Францію съ Англіей и Германію, Бельгію, Австрію и Италію, беру я въ однѣ скобки, отдѣляя отъ Россіи и Японіи, союзныхъ однимъ, враждебныхъ другимъ — потому что глубокое коренное единство представляютъ онѣ общностью своего прошлаго и единствомъ созидавшейся ими культуры. Менѣе всего стану я отрицать характернѣйшую индивидуальность каждой изъ этихъ странъ, различіе — можетъ быть, въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ полярность — ихъ народнаго характера, своеобразіе ихъ творческаго вклада; но это — вклады въ единую культуру, но это индивидуальности въ единосвязанномъ коллективѣ народовъ. Исторія долгими столѣтіями общенія, борьбы, взаимныхъ вліяній переплела ихъ въ единство; современность своими фантастически мощными средствами взаимнаго проникновенія спаяла ихъ со всѣми ихъ противоположностями и своеобычностью. Сообща творили они одно дѣло — великой западно-европейской культуры, единой и при всемъ своемъ внутреннемъ разнообразіи, какъ единой была культура Эллады при своеобразіи созидавшихъ ее городовъ. Европейской культурѣ въ современности принадлежитъ непререкаемая гегемонія въ жизни народовъ, хотя громаднѣйшее большинство человѣчества не участвуетъ въ ея созиданіи и не живетъ въ ея рамкахъ. Собственно міромъ и была до недавняго прошлаго Западная Европа; остальная часть земной поверхности была нетронутымъ пустыремъ или колоніей, мѣстомъ приложенія европейскихъ силъ, источникомъ благъ, или внѣисторическимъ пространствомъ, тридевятымъ царствомъ, которое еще только должно было быть найдено, открыто историческимъ человѣчествомъ и пріобщено къ исторіи, — т.-е. открыто Европой для Европы. Солнцемъ человѣчества за послѣднія столѣтія было солнце, освѣщавшее Западную Европу, и всѣ милліоны людей и всѣ сокровища тѣхъ тридевятыхъ царствъ, отпрысковъ нѣкогда грандіозныхъ культуръ, были какъ бы сномъ, фантазмой, пока не вступали въ соприкосновеніе съ Западнымъ полуостровомъ. Ибо здѣсь человѣчество не тоіько жилі но и творило, не только охранячо прошлое, но претворяло его въ будущее; ибо здѣсь пролегала дорога, которая отъ былыхъ эпохъ протянулась къ эпохамъ грядущаго. Индію и Китай открыла маленькая Европа и вернула человѣчеству; Америку она, такъ сказать, изобрѣла и взрастила. Черезъ Западную Европу пролегалъ для всѣхъ народовъ путь къ жизни и къ творчеству; «западничество»), т.-е. собственно европеизація, для всѣхъ народовъ было лозунгомъ воскресенія и новой жизни.
Нѣтъ, конечно, сомнѣнія, что не одна Западная Европа участвовала въ созиданіи западно-европейской культуры. Все значительнѣе становилось участіе и другихъ народовъ, пріобщенныхъ ею къ жизни или столкнувшихся съ нею. Россія, и Америка, и Дальній Востокъ увеличивали свой вкладъ въ общечеловѣческій капиталъ. И все же этотъ вкладъ еще и до послѣдняго времени становился общечеловѣческимъ, только посколько проходилъ сквозь признаніе руководящихъ державъ Запада. И даже и еще тѣснѣе можно сказать; три руководящихъ державы Запада, три руководящихъ культуры, англійская, нѣмецкая, французская, въ ихъ взаимодѣйствіи и создавали русло единой западно-европейской и, — значитъ, для послѣднихъ вѣковъ — общечеловѣческой культуры. Преобладаніе склонялось то на сторону одной, то на сторону другой; въ послѣднее полу столѣтіе снова выбросилась впередъ Германія; но въ общемъ въ этомъ тройномъ взаимодѣйствіи германо-романскаго міра происходилъ основной напоръ міровой культуры послѣднихъ вѣковъ.
И какъ внѣ-европейскія цѣнности только черезъ пріятіе ими получали міровое значеніе, такъ и культуры другихъ европейскихъ же народовъ только въ связи съ ними, вливая въ нихъ свое созиданіе, или отъ нихъ черпая, участвуютъ въ общей работѣ. Далека отъ меня мысль умалить значеніе и другихъ народовъ: Италіи, связующей насъ на зарѣ новыхъ временъ съ далекою древностью, и Нидерландовъ, и другого соединительнаго съ древностью звена — еврейства, этого малочисленнаго восточнаго народа, который связующей силой своего разсѣянія, непрерывностью своей своеобразной активности, сочетаніемъ несліянности съ каждой отдѣльной мѣстной традиціей и участія во множествѣ ихъ — сталъ едва ли не самымъ европейскимъ народомъ среди европейцевъ. Впрочемъ, и вообще можно отмѣтить, что наиболѣе законченными средне-европейцами, обще-европейцами явля-ются не столько члены трехъ великихъ созидательныхъ силъ европеизма, сколько интеллигенція маленькихъ народовъ — голландцы, бельгійцы, шведы, швейцарцы; ибо они менѣе другихъ могутъ ограничиться своею собственною мѣстною жизнью и культурою, больше другихъ неизбѣжно льнутъ къ культурамъ чужимъ и притомъ — хотя и неравномѣрно и прерывисто — льнутъ ко всѣмъ окружающимъ ихъ великимъ культурамъ Европы.
Но при всѣхъ этихъ оговоркахъ нельзя не признать, что тремя основными силами созидался ново-европейскій міръ, и этими силами были три великія западныя державы. При всемъ ихъ своеобразіи въ общій узоръ сплетаются ихъ индивидуальныя культуры. Сплетаются длинными столѣтіями сосѣдской жизни, совмѣстной или взаимной борьбы скрещивающихся заимствованій. Сплетаются за послѣднія десятилѣтія съ небывалою интенсивностью, продвигая это сплетеніе въ интимнѣйшія глубины народной гущи. Въ университетахъ Берлина и Гейдельберга, Цюриха и Парижа сталкивается молодежь всѣхъ народовъ, какъ и въ художественныхъ мастерскихъ Парижа и Мюнхена, какъ въ лабораторіяхъ Мечникова и Эрлиха. На Байрейтскія музыкальныя празднества, на выставку или ярмарку Лейпцига, на безчисленные конгрессы всякихъ наукъ и всякой техники, религіи и философіи съѣзжаются отовсюду люди для совмѣстныхъ воспріятій, переживанія и мысли. На каждомъ шагу по Европѣ вы встрѣтите итальянскаго каменотеса; въ помѣстьяхъ Германіи — русскаго или польскаго крестьянина; въ далекихъ кварталахъ Парижа и Лондона — еврея, выходца изъ Россіи; въ отеляхъ, ресторанахъ — нѣмецкаго или швейцарскаго кельнера, горничную, управляющаго; всю Европу исколесили жокеи, артисты, шофферы, авіаторы всѣхъ странъ. Промышленность, торговля высылаютъ своихъ представителей вмѣстѣ со своими фабрикатами изъ страны въ страну. Нѣмецкій коммивояжеръ и швейцарская бонна, французская гувернантка и бельгійскій инженеръ — свои люди даже въ глуши Россіи. Моды перекидываются черезъ границы и проникаютъ, пусть въ окарикатуренномъ видѣ, въ глухіе углы. Паціенты всѣхъ народовъ встрѣчаются въ пріемной берлинскаго врача, у источниковъ безчисленныхъ курортовъ, на высотахъ Энгадина, на итальянскихъ озерахъ, на морскихъ купаньяхъ. Сквозь картинныя галлереи Дрездена, Флоренціи протекаютъ непрерывнымъ потокомъ вереницы разноязычныхъ людей, и на развалины форума приходятъ не меньше народовъ, чѣмъ древле подъ сѣкъ его торжествующей власти.
Многія сотни тысячъ туристовъ всѣхъ народовъ, всѣхъ классовъ и состояній, безъ перерыва передвигаются по Европѣ, и многія сотни тысячъ рабочихъ людёй. Воцаряется новый своеобразный кочевой бытъ, въ которомъ паровозы, автомобили и пароходы замѣняютъ степного коня. Съ кочевыми профессіями связаны милліоны людей, а для другихъ милліоновъ — временное кочевье служитъ ученью, лѣченью или отдыху. Когда-то осѣдлая душа складывалась подъ впечатлѣніемъ опредѣленной природы, одного языка и быта, вращалась среди вещей одного производства. Сколько теперь людей носятъ въ душѣ своей одновременно отраженіе — и торжествующаго разлива красокъ, пылающихъ ярко и все же слитно-гармонично на лѣтнемъ небѣ Норвегіи, гдѣ каждую ночь зажигается и догораетъ пожаръ Валгаллы, — и нѣжносребристаго, мягко-затуманеннаго неба Парижа, родившаго французскую живопись, — и уюта крестьянско-сказочныхъ или сказочно-рыцарскихъ лѣсовъ Шварцвальда и Тюрингена, — и сочности южнаго моря съ утомленно пышною береговой растительностью, — и бѣлаго царства Альпійскихъ вершинъ, изъ-за ближнихъ темныхъ грядъ, величаво возносящихся подобно нѣкоему воплощенному для профановъ Монъ-Сальвату, — и ясныхъ, отчетливо простыхъ линій на фонѣ благороднорадостныхъ свѣтлоспокойныхъ, чистыхъ красокъ Эллады. Когда-то все, что не звучало на родномъ языкѣ, казалось пустымъ звукоизверженіемъ, духовной нѣмотой; теперь, и не разслышавъ словъ, по одному только звуковому силуэту, по интонаціонной волнѣ рѣчи мы легко узнаемъ и различаемъ чужой — уже не чужой — языкъ. Сквозь различный бытъ проходятъ схожія, иногда почти тождественныя формы; въ государственной жизни — близки и родственны многіе институты и отношенія, и въ творчество каждаго кажется утрамбованнымъ опытъ всѣхъ странъ.
