Сергей Кургинян - Суд времени. Выпуски № 35-46
Стрижак: Да ладно! Я работала с 17-ти лет! Что Вы мне рассказываете!
Зритель 1: Хорошо! Сейчас по поводу, хотя бы истории! Учась на историческом факультете, у нас есть разные преподаватели, есть придерживающиеся одной точки зрения, вот, скорее такой консервативно-советской. И те, кто придерживается либеральной точки зрения.
И теперь студенты имеют право выбирать свою позицию полностью и всегда!
Не так, как было в Советском Союзе, когда была задана линия. И, когда я открываю советские учебники, то, простите, конечно, но 30-40-50 страниц заняты просто идеологической пустословицей.
Стрижак: Извините, правильно! Как Вас зовут?
Зритель 1: Слава!
Стрижак: Знаете, Слава! А я Вам могу сказать, что мы учились так! Мы сдавали одно, а думали другое!
Зритель 1: Разве это нормально? Разве это нормально?
Вассерман: Я, что думал, то и сдавал!
Стрижак: Ладно! (Обращается к зрительнице). Ваше мнение! Пожалуйста! Пожалуйста!
Млечин: А чего вы радуетесь? Молодой-то человек говорит разумные вещи!
Стрижак: Нет! Хорошо! Я просто к тому, что мы с вами были не такие ущербные! Мы с вами не были ущербными!
Млечин: Вы сформулировали этот безумный результат, на самом деле! Вы сформулировал безумие той жизни! Человек думает одно, а в реальности — другое! Но это же безумие! Это же раздвоение личности! Чего же радоваться?
Сванидзе: А делает вообще — третье!
Млечин: Это замечательно! Замечательно, что сегодня молодежь может думать, что хочет. Ну?
Меньшов: Вы явно придерживаетесь демократической ориентации! Почему они никак не сходятся у вас в голове?
Зрительница 1: Я хочу сказать, что я поддерживаю Млечина, просто потому, что двадцать лет назад мы с моим мужем, оставив восьмилетнюю дочку одну, пошли к Белому Дому, значит, в ночь с 20-го на 21-е августа, если кто-то помнит, что происходило тогда.
И мы знали, в общем-то, за что мы идем. Мы не хотели, чтобы нашу дочку водили строем под салютом, под барабан, так сказать, под речевки, под эти идиотские, там, марши, значит!
И, собственно говоря, я очень рада, вообще, что моя дочь выросла в результате не будучи ни пионеркой, ни комсомолкой, а будучи просто человеком! Будучи просто гражданкой своей страны! Вот!
Стрижак: Очень коротко, пожалуйста, будьте!
Зритель 3: Я поздравляю себя, телевидение и наше общество с этой долгожданной программой! Потому что, наконец-то, появилась возможность дать громкий и внятный отпор той полуправде воинствующей! Той кривде, с помощью которой нас, извините, в последние 25 лет пытались превратить в духовных инвалидов! Забывших, кто они и где их дом!
Что, наконец-то появилась возможность дать отпор этим новым духовным Эдипам! Которые все пытаются убить отца и вскарабкаться на мать — Россию! Понимаете?
Стрижак: Отдайте! (Пытается забрать у Зрителя 3 микрофон).
Зритель 3: И я очень счастлив! Извините. (Не отдает микрофон и продолжает говорить).
Я счастлив за нашу молодежь, которая, невзирая на все то, что с ней проделывали! Сейчас, как стебельки сквозь асфальт пробиваются, благодаря этой программе, во многом!
И на все ваши маленькие ответы, выражаясь по-жванецки, задают один большой вопрос! Спасибо!
Стрижак: (Обращается к зрителям) Если позволите, я заступлюсь за то, что Вы сказали! А для чего мы это делаем? Вообще, история кого-то чему-то может научить?
Басовская: Может!
Стрижак: Мы поняли! Сделает ли нас это лучше и безопаснее?
Кургинян: Можно Вам контрвопрос? Скажите, пожалуйста!
Стрижак: Ну, давайте!
Кургинян: Завтра… (Мысленный эксперимент, как это называется, Эйнштейн предлагал). Завтра объявлены абсолютно демократические выборы! Вот, все позиции высказаны, всем даны равные права! И 94% населения проголосовало за то, что они хотят вернуться в советскую цивилизацию! Этот демократический выбор мысленный Вы поддержите?
Сванидзе: А кто Вам сказал, что 94%?
Кургинян: Я говорю, мысленный эксперимент…
Басовская: Мы не сможем вернуться!
Кургинян: Если это будет?
Сванидзе: Сергей Ервандович, кто Вам сказал?.. А, если 90% проголосуют против, Вы поддержите? Что?
Кургинян: Я не поддержу, но я этот выбор народа приму! Я его приму!
Стрижак: Так! Давайте!
Кургинян: Как принял я его перед этим! Я его не поддерживал и принял! А примете ли Вы этот выбор?
Бажанов: Мы с удовольствием примем. С удовольствием!
Кургинян: Замечательно!
Басовская: А, если не так горячо! А, если, все-таки вспомнить!..
Кургинян: Почему не горячо? А Николаю Карловичу можно?
Басовская: Ему можно! У меня к нему отдельная симпатия! Дело в том, что история, действительно, всегда вызывает страсти. Но я никак не ожидала, что разговор о передаче превратиться в то, во что он превратился. Я совершенно ошеломлена!
Один эксперт убивается, что в Латвии фашисты, а я убиваюсь, что у нас! Они меня волнуют гораздо страшнее.
Симиндей: Но министр иностранных дел — влиятельный человек!
Басовская: Что в России, в России — фашисты! А мы тут горюем по Латвии! Оставим пока!
Советский проект, если бы не провалился, мы бы уже догнали Северную Корею! И, наверное, сегодня все в завершение спели бы, что-нибудь восторженное! Так что это — не история. Это политические страсти, но имеющие налет истории. Каждую минуту то, что было, вот, секунду здесь: прошла ведущая — это уже история! Это уже момент истории.
И то, как она терпит наши страсти! Кстати, приятнейшим образом!
Когда-то в историко-архивном институте, много лет назад, в советское время я организовывала со своими студентами суды истории. Здесь назвали «Суд времени», там были «Суды истории». Мы год готовились! Студенты читали источники и литературу…
Стрижак: Какое дело вы обсуждали?
Басовская: Бонапарта судили, Цицерона! Вот брали на себя смелость от лица истории! И вот суд над Бонапартом. Страсти всегда вокруг всяких фигур. Встает, там кто-то, сейчас он известный историк и говорит: «Что вы, сидящие в этом зале? В чем обвиняете великого человека? Что он взял власть, которая сама плыла к нему в руки? Да, кто из вас этого бы не сделал?» Ответ второго нынешнего доцента, ёрнический: «Но мы же комсомольцы!»
И такой хохот! А рядом КГБ, Лубянка! Я думаю: «Куда я уеду с этого суда, с данного суда истории?»
Кургинян: Да, ладно!
Басовская: Ну, образно! Шутка! Кому такие мелкие люди, как историки-медиевисты интересны? Я поняла Вашу реплику! А могли быть интересны!
Кургинян: Есть такое великое произведение Достоевского «Записки из подполья». Но его герой не главный человек, как вы знаете, и не идеал. Вот нельзя говорить в одном тоне, который там взят.
О чем может порядочный человек говорить с наибольшим удовольствием? О себе. Вот я и буду говорить о себе.
Стрижак: Но коротко!
Кургинян: Нельзя говорить о своих приобретениях, зная, что большинство вашего народа потерпело сокрушительную катастрофу! О себе нельзя говорить!
Мне хорошо! Между прочим, как каждый, сидящий здесь понимает, мне тоже хорошо!
Но есть еще другие! И, поверьте мне, что, если вы не будете думать о них, то они очень специфически начнут думать о вас! И тогда никому не будет хорошо!
Стрижак: Итак, мы продолжаем наш разговор в этой студии. Напоминаю, что это специальный выпуск программы «Суд времени».
Так, пожалуйста, Саша!
(Александр Мельман — обозреватель газеты «Московский комсомолец»).
Мельман: Ну, как телекритик, т. е., с точки зрения своей профессии, я сижу и у меня полное впечатление, что я смотрю телевизор и просто получаю удовольствие от всего того, что происходит.
То есть по телевизионному канону — это все очень здорово и очень правильно, когда такой сгусток энергии в студии, и он передается через экран, местами переходящий в ненависть к оппоненту. В легкую ненависть.
Что, в общем, это все очень правильно! С точки зрения…
Стрижак: То есть, Вы считаете, мы здесь каждую секунду помним: «Это камера! Сейчас она меня красиво возьмет? Я дам страсть!» Ведь это не так происходит! Вы же видите!
Мельман: Нет, ну, вот, я и говорю! Я говорю о телевизионном, таком виртуальном смысле, виртуальном эфире.
Стрижак: Я понимаю! Здесь просто нет расчета!
Сванидзе: Это просто игра с погружением!
Мельман: Да! Я сейчас об этом скажу! А с точки зрения суда времени без кавычек, т. е., вот того самого смысла нашей истории.
