Михаил Антонов - От лжекапитализма к тоталитаризму!
Поскольку существуют деньги, рыночные отношения неизбежны. Но им нужно отвести лишь должное, отнюдь не главное, место в экономике. Как в технике трение неизбежно, но его надо свести к минимуму, так и в экономике сфера рыночных отношений должна быть минимальной. Но как для западного обывателя, так и для руководителей Международного валютного фонда, человеком можно назвать только того, кто востребован рынком, только он имеет право на жизнь.
Не случайно даже покойный папа римский Иоанн Павел II заявил: «Нет такому капитализму, который превратил в идолов рынок и прибыль, капитализму, который совершает те же коммунистические ошибки, не даёт развиваться достоинству личности, а отдельного человека расценивает просто как молекулу в социальном организме». Это — «атеистический потребительский капитализм», не учитывающий «вселенского предназначения человека». Да и вся история человечества — это стремление как-то цивилизовать, облагородить, одухотворить жестокий мир рынка.
Второй миф — это уже упоминавшаяся концепция «прав человека», которой европейцы (и власти, и рядовые граждане) привержены до фанатизма.
Но не всякий человек обладает «правами человека». Ещё Достоевский писал, что даже в Европе формально свободны все, но делать всё, что захочет, может лишь тот, у кого есть миллион. А человек, не имеющий миллиона, — это тот, с кем делают, что хотят.
Только такое общество «свободных людей» — для европейцев нормальное общество (хотя даже такой певец капитализма, как Джордж Сорос, признаёт, что это хвалёное «открытое общество» не имеет цели, и осуждает «рыночный фундаментализм»). Все остальные общества, где человек подчиняется воле коллектива или ставит благо государства выше личного блага, — «неправильные» и, по сути, не имеют права на существование. Но такой подход лишь обострил психологическую несовместимость Востока и Запада, в особенности России и Европы.
Третий миф — это основополагающее значение демократии в её специфически европейском понимании (законодательная власть у народного представительства, в котором торжествует принцип: «один человек — один голос»). Такое понимание «народовластия» почти гарантированно предопределяет засилье серости во властных структурах, вырождение правящих элит Запада.
Из математики известен так называемый «закон нормального распределения» (по «кривой Гаусса»). Применительно к обществу его можно истолковать так. Всегда и везде очень умных людей, как и полных дебилов, можно пересчитать по пальцам. Просто умных и просто глупых несколько больше, но тоже не так много. Подавляющее большинство людей — это средние люди, болото. Это не означает, что они плохие люди — ведь человек, не очень умный, может быть, например, гениальным музыкантом. Но в сфере политики демократия почти неизбежно приводит к господству демагогов (недаром эти слова — одного корня).
О том, что толпа (болото, чернь) бестолкова, непостоянна, неблагодарна, говорили едва ли не все известные умы, начиная с времён античности (или даже Библии). Подлинно народная власть не может быть властью народа, которая возможна лишь во времена общественной смуты. Народная власть — это власть, руководствующаяся коренными (а значит, не сиюминутными, какие только и может улавливать толпа) интересами народа, а потому она должна не зависеть от народа в его повседневной суете.
Демократия — это отрицание иерархии, которая органически присуща любому человеческому обществу. Впрочем, реально на Западе такой демократии, какой она представляется в мифе, нет, там царит скрытая олигархия, власть пресловутых «500 семей»…
Россия и Европа
У нас принято противопоставлять Россию и Запад. Но Запад неоднороден. Со времён «холодной войны» у нас многие считают первым врагом России США, оставшиеся после распада СССР единственной в мире сверхдержавой. Однако в действительности дело, видимо, обстоит иначе. США — наш вероятный противник, но, можно надеяться, до прямой схватки между нашими двумя странами дело и не дойдёт, в определённой степени американцам даже выгодна стабильная Россия (хотя бы для того, чтобы наши ресурсы не достались, например, Китаю). Философ Александр Зиновьев проницательно заметил: после распада СССР «глобализация и американизация — удар не столько по русской цивилизации, сколько по Западной Европе и западной цивилизации, начиная с эпохи Ренессанса» («Литературная газета», 2006,? 20). При этом американизация как форма колонизации Европы началась даже не после распада СССР, а сразу же после Второй мировой войны.
А первый, вечный и непримиримый враг России — это Западная Европа. И в основе этой враждебности лежат даже не столько экономические интересы, сколько духовная несовместимость русских и европейцев. Вот пример.
В царствование Николая I в России побывал французский маркиз де Кюстин, который по возвращении на родину издал книгу «Россия в 1839 году». Она имела шумный успех и была переведена на все основные европейские языки. Вот несколько цитат из неё:
У жителей Петербурга каждый жест «выражал волю, но не данного человека, а того, по чьёму поручению он шёл… Военная дисциплина в России подавляет всё и всех… Это население, состоящее из автоматов, напоминает шахматные фигуры, которые приводит в движение один лишь человек (то есть царь), имея своим незримым противником всё человечество».
В Петропавловской крепости Кюстину мёртвые казались более свободными, чем живые. Ему любой российский государственный преступник, независимо от характера и степени его вины, представляется невинной жертвой российского деспотизма.
«Россия, думается мне, единственная страна, где люди не имеют понятия об истинном счастье». Возможный социальный взрыв в России «сулит миру страшное будущее… С тех пор, как я в России, будущее Европы представляется мне в мрачном свете… Русский народ теперь ни к чему не способен, кроме покорения мира».
Но почему Кюстин обрушился с критикой на николаевскую Россию? Потому что это был период, когда русская нация нашла себя, — отсюда и «золотой век русской культуры»: Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Гоголь, Глинка, Александр Иванов… В стране не было никакой оппозиции власти (не считая нацменов — Шевченко, Петрашевского и др.). Она представляла собой несокрушимый монолит, в котором гасли всякие заходившие с Запада революционные идеи. В то же время Россия, когда считала нужным, посылала войска для подавления революционных выступлений — не только в Польше, входившей в её состав, но и в Венгрии. И Европа чувствовала, что её миссия — нести по миру идеи гуманизма, прогресса, эволюции и революции (как они понимались европейцами) — не увенчается успехом. Либо Россия будет сокрушена, либо существование Европы лишается смысла, — так был поставлен вопрос Историей. (Не случайно Маркс и Энгельс были такого отвратительного мнения о России, которое они сменили на самое восторженное, как только в России началось революционное брожение.)
Это противостояние гениально прозрел великий русский поэт и выдающийся политический мыслитель Ф.И.Тютчев. В своей знаменитой статье «Россия и революция», увидевшей свет в 1848 году, он писал:
«Давно уже в Европе существуют только две действительные силы — революция и Россия. Эти две силы теперь противопоставлены одна другой, и, быть может, завтра они вступят в борьбу. Между ними никакие переговоры, никакие трактаты невозможны; существование одной из них равносильно смерти другой! От исхода борьбы, возникшей между ними, величайшей борьбы, какой когда-либо мир был свидетелем, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества».
Тютчев подчёркивает, что дело тут не в политических разногласиях и вообще не в чисто человеческих отношениях, причины этого противостояния гораздо более глубокие:
«Россия прежде всего христианская империя; русский народ — христианин не только в силу православия своих убеждений, но ещё благодаря чему-то более задушевному, чем убеждения. Он — христианин в силу той способности к самоотвержению и самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы. Революция — прежде всего враг христианства! Антихристианское настроение есть душа революции; это её особенный, отличительный характер».
Тютчев видит неизбежность «крестового похода» революции, то есть Запада, против России. И Крымская война, разразившаяся всего через пять лет после появления его статьи, стала прологом этого крестового похода. В этой войне «христианские» Англия, Франция и Сардиния (при благожелательном для них нейтралитете других европейских держав) объединились с мусульманской Турцией протии христианской России, — наглядное свидетельство принципиальной ненависти Запада к нашей стране. (Смерть Николая I лишила Россию заслуженной победы в этой войне, и это имело катастрофические последствия для нас.)
