Михаил Антонов - От лжекапитализма к тоталитаризму!
Сторонники возвышенного понимания («антропологического максимализма») рассматривали человека как венец творения, считали, что он создан по образу и подобию Божию и способен к обожению, уподоблению Богу. Но это требовало от человека неустанного духовного труда, жизни пред Лицом Бога, всегдашней памяти об ответе на Страшном Суде Господнем. А для приверженцев низменного взгляда («антропологического минимализма») человек сводился к низшим уровням своей организации, оставался чисто земным существом, «говорящим животным» или высокоорганизованным механизмом, не связанным с космосом и с Богом. В европейской культуре победило минималистское начало, то есть взгляд на человека как на нечто крайне несовершенное и порочное.
Ещё мыслители античности по-разному решали вопрос о том, «что первично» — личность или общество (государство). Аристотель и стоики исходили из первостепенного значения общества. А Эпикур, считавший, что мир состоит из атомов, напротив, первичное звено государственности усматривал в индивиде — как бы атоме общества. Ведущие философы эпохи Возрождения тоже рассматривали человека как атом (греческое слово «атомос», как и латинское «индивид», означает «неделимый»), считали его индивидуалистом и эгоистом.
Итальянский мыслитель Никколо Макиавелли (1469–1527), мучительно переживавший за судьбу любимой родины, которая становилась жертвой грязных интриг и распрей, убеждён в эгоизме человека. В сочинении «Государь» Макиавелли утверждал: «о людях в целом можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность, влечёт нажива… В мире нет ничего, кроме черни». А чтобы люди не пожрали друг друга в борьбе между собой, они учреждают государство. Макиавелли считал, что католическая религия отошла от христианских идеалов, но она нужна, чтобы держать в узде низшие классы общества. Решающим критерием правильности политики для Макиавелли был успех, и он оправдывал любое насилие во имя государственного блага. Именно Макиавелли именуют отцом западноевропейской политической науки.
Невысокого мнения о человеке были и вожди Реформации. Основоположник протестантизма Мартин Лютер исходил из «коренной и общей испорченности человеческой природы». Жан Кальвин считал, что человека представляет собой всего только «землю и грязь». Но главное — Кальвин исходил из идеи предопределения, согласно которой Бог заранее установил, кто пойдёт после смерти в рай, а кто в ад, и никакие действия человека не могут изменить этот приговор. А как узнать, куда определён данный конкретный человек? В рай — если ему сопутствует удача в делах, прежде всего в денежных, ибо это и есть свидетельство Божьего благоволения. Если Христос провозглашал: «Горе вам, богатые!», то кальвинизм благословил наживу, фактически отойдя от Нового Завета назад к Ветхому Завету.
На английской почве протестантизм породил философию Томаса Гоббса (1588–1679), который считал человеческую природу вне всякого сомнения эгоистической:
«… люди от природы подвержены жадности, страху, гневу и остальным животным страстям», они ищут «почёта и выгод», действуют «ради пользы или славы, то есть ради любви к себе, а не к другим», и главный принцип отношений между людьми — «человек человеку волк». В человеческом обществе частное, индивидуальное — это нечто первичное, а общественно-государственное — вторичное и производное.
Так Гоббс начал ту линию буржуазного утилитаризма, которая позднее достигла предельного выражения в философии Иеремии Бентама, считавшего пользу основой нравственности и критерием оценки человеческих поступков.
Гоббс придерживался юридического мировоззрения, и то, что не нарушает закона, признаёт нравственным (позднее в Англии признавали, например, жесточайшую эксплуатацию рабочих, в том числе женщин и детей капиталистами, вполне допустимой с моральной точки зрения, если при этом соблюдены законодательные нормы). А чтобы предохранить атомизированных индивидов от взаимного истребления, ими на основе «общественного договора» создаётся государство, которое Гоббс называет Левиафаном (так именуется в Библии морское чудовище).
Этим роль государства и должна ограничиваться, а его вмешательство в экономику, в дела предпринимателей недопустимо. Но Левиафан приобретает полную самостоятельность, он властен над своими подданными, а они над ним нет. Отсюда выросла впоследствии концепция отчуждения, то есть отношения человека к государству (а затем и к общественному производству) как к чему-то ему чуждому.
Джон Локк (1632–1704) ещё более явно выразил значение частной собственности как основы общества, а также создал теорию разделения властей, согласно которой законодательная (парламент), исполнительная (правительство) и судебная власти противостоят друг другу, создавая «систему сдержек и противовесов». Такая система якобы не позволяет ни одной ветви власти усилиться и подчинить себе другие ветви. Эта теория Локка, не отвечающая действительности (власть в обществе всегда одна, речь может идти лишь о разделении её функций), положила начало буржуазному либерализму, ставшему основой европейского миропонимания и идеологии прав человека.
Эти идеи не просто высказывались философами, а стали основой общественного мнения стран Западной Европы. Национальным характерам европейских народов, особенно германцев и англосаксов, присущи индивидуализм, утилитаризм, юридизм (оценка всего с точки зрения закона, не считаясь с нравственностью), постановка прав личности выше прав народа и государства, жёсткая, подчас циничная рациональность. И всё это вылилось в три мифа, которыми европейцы живут и по сей день.
Три мифа европейского самосознания
Первый миф — это миф о рынке. Ещё основоположник политической экономии Адам Смит утверждал, что государство должно свести своё участие в экономической жизни страны к минимуму, всё остальное наилучшим образом устроит «невидимая рука рынка», которой он придавал почти божественное могущество. Общество чистых индивидуалистов или индивидуалистов, объединённых в корпорации, — это «открытое общество», регулятором которого выступает рынок. Однако в действительности рынок — это абстрактное понятие, которому в истории не соответствовало ни одно реальное общество.
Это Карл Маркс, для анализа товарного и в особенности капиталистического общества, рассматривал ни от кого не зависящего производителя, который, соткав 20 аршин холста, выходил на рынок, чтобы обменять этот холст на сюртук. Но если этот ткач выходит на рынок не один единственный раз, а регулярно, и если булочник печёт хлеб не вообще на продажу, а ориентируясь на жителей квартала, которые его продукцию покупают, то они уже торгуют своим товаром не вслепую. Тем более завод не будет производить прокатный стан на рынок, на неизвестного покупателя, который то ли объявится, то ли нет.
Рыночник — это одноклеточное существо, его идеология — это идеология мелкого буржуа, которого интересует только прибыль от его предприятия и которому чужды интересы государства. Его мировоззрение местечковое. Он всегда стремится раздробить крупные предприятия на мелкие. Завод с десятками тысяч работников кажется ему монстром, подлежащим расчленению, а подвальчик с тремя станками — идеальным предприятием, потому-то в центре его внимания — малый и средний бизнес.
Рыночная идеология разрушительна для экономики. Есть такой анекдот: создан универсальный растворитель, только неизвестно, в чём его можно хранить. Вот таким универсальным растворителем-разрушителем и является рынок.
На рынке главное — купить дешевле, продать дороже. Но тогда прав писатель Михаил Веллер, считающий идеальным агентом рынка вора (точнее, бандита). Он отбирает товар или деньги даром.
Рынок — это игра, всегда риск — и страх разориться, потерять работу, а значит, лишиться дома, купленного в кредит… Запад — это цивилизация страха.
Поскольку существуют деньги, рыночные отношения неизбежны. Но им нужно отвести лишь должное, отнюдь не главное, место в экономике. Как в технике трение неизбежно, но его надо свести к минимуму, так и в экономике сфера рыночных отношений должна быть минимальной. Но как для западного обывателя, так и для руководителей Международного валютного фонда, человеком можно назвать только того, кто востребован рынком, только он имеет право на жизнь.
Не случайно даже покойный папа римский Иоанн Павел II заявил: «Нет такому капитализму, который превратил в идолов рынок и прибыль, капитализму, который совершает те же коммунистические ошибки, не даёт развиваться достоинству личности, а отдельного человека расценивает просто как молекулу в социальном организме». Это — «атеистический потребительский капитализм», не учитывающий «вселенского предназначения человека». Да и вся история человечества — это стремление как-то цивилизовать, облагородить, одухотворить жестокий мир рынка.
