Жан-Пьер Шевенман - 1914–2014. Европа выходит из истории?
Чтобы Европа смогла найти свое место в XXI в., ей необходим исторический проект
Сегодня перед нами стоит аналогичная задача смены ориентиров. Дабы распрощаться с единой валютой, не разрушив общеевропейское валютное пространство, мало сохранить его форму – важно вдохнуть в нее новое содержание и продемонстрировать масштабное историческое видение. Общая валюта должна служить политике, а не наоборот.
Сохранить и модернизировать социальное государство
Первый общий проект, о котором европейские народы могут и должны договориться, – это сохранение и модернизация «социального государства». Для этого им требуется укрепить свою конкурентоспособность и ускорить экономический рост. С помощью каких практических и эффективных мер этого можно достичь, мы увидим ниже.
Первое, что, конечно же, предстоит сделать, – это защитить и обновить важнейшие и наиболее ценные достижения «социального государства», выстроенного многими поколениями прежде всего в первые годы после Второй мировой войны и на протяжение тридцати лет исключительно быстрого роста, которые за ней последовали.
Мы должны любой ценой сохранить системы здравоохранения и медицинского страхования. Фактически бесплатное медицинское обслуживание – это важнейшее завоевание, несмотря на то, что неравенство между классами и территориями (а одно, как я хорошо знаю, часто накладывается на другое) все еще существует. Управление этой гигантской системой покрытия медицинских расходов требует максимальной строгости. Сам принцип государственных услуг (service public) несовместим с корпоративными интересами, которые могут быть тем опасней, что часто скрываются за вполне легитимными устремлениями.
Сохранение достойных пенсий невозможно без продления срока отчислений – это логичная мера, поскольку продолжительность жизни – причем жизни в здравии – увеличивается. Конечно, следует принимать в расчет тяжесть некоторых профессий. Будет, конечно, непросто, и оттого еще более важно утвердить здесь принцип справедливости, без которого не может существовать Республика. Я потому так предан французской республиканской модели, чьим истинным вдохновителем был теоретик «Социального договора», поскольку она так высоко ставит общественное благо, что позволяет бороться с партикулярными интересами и перед лицом либерального гипериндивидуализма помогает сохранить важнейшие институты и коллективные ценности, без которых немыслима цивилизация.
Во всех странах Европы, особенно там, где коэффициент рождаемости упал ниже двух детей на одну женщину, предстоит вдохнуть новую жизнь в семейную политику. Борьба женщин за равноправие, а значит, и за свободу не будет завершена, пока они не смогут совмещать свои профессиональные амбиции со стремлением к материнству. Французская система, конечно, несовершенна, но она может служить образцом для других европейских стран, страдающих от снижения рождаемости.
Финансовое обеспечение нетрудоспособных и интеграция инвалидов в социальную жизнь – это недавние завоевания, которые отвечают требованию солидарности.
Однако «социальное государство» – это еще и качественные государственные услуги в области школьного и университетского образования, науки, культуры, социального жилья, транспорта, т. е. в тех сферах, которые Жак Фурнье, бывший генеральный секретарь правительства (1982–1986) и крупный специалист по социальному праву, называет «экономикой потребностей»[224]. Я бы добавил еще государственные гарантии безопасности и правосудия, поскольку «защита» – важнейший долг государства по отношению к его гражданам.
Совместное развитие и конкурентоспособность
Стремительный рост в тех странах, которые долго оставались в стороне от мирового развития, не означает разрушения «социального государства» в Европе. Мы не поможем работникам из развивающихся стран, если разрушим у себя социальную систему, к которой им самим стоит стремиться. Почему народы Юга должны быть лишены хорошего образования, эффективной системы здравоохранения и качественных государственных услуг? Речи об «антиросте» бывают обманчивы. Нам следует выработать новую модель развития. Вместе с развивающимися странами мы должны найти путь устойчивого и взаимовыгодного роста. Я называю его совместным развитием. И заинтересованы в нем обе стороны.
Например, невозможно сократить выбросы газов, вызывающих парниковый эффект, и бороться против глобального потепления, если к процессу активно не подключатся США, Россия, Китай и Индия. Это проблема, которая касается не только Европы.
Одновременно доступ на европейский рынок, который составляет около 20 % мирового ВВП, необходим для развития многих бедных и беднейших стран, прежде всего африканских. В отношении тех государств, которые становятся конкурентами Европы, требуется отстаивать взаимовыгодный характер сотрудничества, защищая легитимные интересы всех сторон. Протекционизм тут не станет волшебной палочкой. Тем более не поможет идея закрыться от миграционных потоков, которые следует направлять в нужное русло, дабы они также служили задачам развития.
Сохранение и модернизация исторических завоеваний «социального государства» требуют, чтобы европейские экономики не потеряли конкурентоспособность. Европа экспортирует около трети своей продукции. Ей требуется оплачивать импорт энергоресурсов или продуктов, которые она сама прекратила выпускать: самых дешевых товаров повседневного спроса или высокотехнологичных приборов (например, бытовой электроники), производство которых она полностью отдала развитым странам Азии (Японии, Корее, а теперь и Китаю).
Европа должна задуматься о своей реиндустриализации, обратившись к цифровым технологиям[225] и покончив с политикой переоценки своей валюты, от которой она уже слишком долго страдает.
Валютная защита
Европа не может замкнуться в самой себе – это противоречило бы ее призванию. Она должна принять вызов международной конкуренции. Ее внутренний рынок – лучшее из подспорий развития, но он не может быть открыт всем ветрам. Как защитить европейский рынок, не прибегая при этом к протекционизму?
Я вовсе не хочу заниматься словесной эквилибристикой, я знаю, что многие видные умы ратуют за введение таможенных барьеров, которые бы позволили нам на равных конкурировать со странами, которые не соблюдают никаких норм социальной защиты и не защищают окружающую среду. Однако я никогда не верил в то, что Европейский союз с его двадцатью восьмью членами решится на такую политику. Большинство стран, начиная с Германии и Великобритании, ее не поддерживает.
Если представить, что Франция пожелала ей следовать, у нее бы не нашлось союзников. Попытаться переубедить Германию, которая экспортирует около половины своей продукции, – труд, достойный Сизифа. Единственное возможное решение, на которое Франция легко могла бы пойти, даже если многие из ее соседей за ней не последовали бы, – это ставка на валютные инструменты. Чтобы восстановить нормальные условия конкуренции, требуется снизить нынешний курс евро как минимум на 20 %. В большинстве стран Южной Европы девальвация должна быть еще сильнее. Лишь превращение евро в общую валюту позволит добиться этого согласованно и избежать неконтролируемого краха единой валюты. Самый разумный путь здесь – переговоры.
Как только Франция однозначно заявит о своих намерениях, у них не будет альтернативы. Конечно, лучше всего было бы предварительно заручиться согласием Германии. Однако бывают случаи, когда обстоятельства или общественное спасение требуют решительных действий. Таково нынешнее поле маневра – других вариантов нет. Интересы Европы, а также национальные интересы каждой из стран заставят их прийти к компромиссу. Его будет не так сложно достичь, поскольку он будет основан на объективном фундаменте, о котором я уже говорил: изменении уровня конкурентоспособности внутри зоны евро начиная с 1999 г.
Суть в том, чтобы, покончив с тянущей нас вниз политикой переоценки евро, помочь Европе вновь стать конкурентоспособной и возобновить экономический рост. Это ключ ко всем прочим задачам: как сократить безработицу, привести в равновесие социальные расходы и т. д. Чтобы девальвация достигла цели, все должны быть готовы напрячь свои силы. Однако призыв к собранности не может сводиться к кратковременной конъюнктуре. Народы Европы должны ясно понять, что время, когда они могут просто уповать на ренту, дарованную историей, ушло.
Двадцатипроцентная девальвация по отношению к корзине валют, в которой пропорционально доле в нашем торговом балансе были бы представлены основные торговые партнеры Франции, на столько же бы повысила цену импорта и сделала бы дешевле экспортные товары. Инфляцию удалось бы удержать на уровне 4–5 %. На этой основе можно было бы наконец начать переговоры о реформе мировой финансовой системы.
