Отто Бисмарк - Мысли и воспоминания. Том III
Обзор книги Отто Бисмарк - Мысли и воспоминания. Том III
Отто БИСМАРК
МЫСЛИ И ВОСПОМИНАНИЯ
том ТРЕТИЙ
Глава первая
ПРИНЦ ВИЛЬГЕЛЬМ
При старом императоре я долгое время добивался, чтобы его внук[1] получил подготовку, соответствующую его высокому призванию. Прежде всего, я считал целесообразным вырвать престолонаследника из ограниченного круга полковой службы в Потсдаме[2] и приобщить его к иным, невоенным интересам современности. У меня не было возможности добиться назначения его на какой-либо гражданский пост, сначала, примерно, ландрата, а затем регирунгс-президента[3], с опытным чиновником в качестве советника, и я ограничился попыткой добиться для начала перевода принца в Берлин по военной службе и там ввести его в соприкосновение с более широкими кругами общества и с различными центральными ведомствами. Существенные препятствия, по-видимому, заключались в сомнениях министерства двора, опасавшегося расходов, которые вызовет пребывание принца в Берлине и, в частности, необходимость оборудовать замок Бельвю[4]. Местопребыванием принца остался Потсдам, где ему читал лекции обер-президент фон Ахенбах. Кроме того, по желанию принца, я получил в 1886 г. разрешение его величества допустить принца к документам и делам ведомства иностранных дел. Правда, против этого резко возражал кронпринц[5], который 28 сентября писал мне по этому поводу из Портофино (близ Генуи):
«Мой сын, принц Вильгельм, без моего ведома, выразил его величеству желание предстоящей зимой ближе ознакомиться с деятельностью наших министерств. Вследствие этого в Гаштейне, как я узнал, уже имеют в виду его занятия в ведомстве иностранных дел.
Так как до сих пор я ни от кого не получил об этом официального уведомления, то вынужден прежде всего доверительно обратиться к вам, во-первых, чтобы узнать, какое решение уже вынесено, а затем, чтобы заявить, что, несмотря на мое принципиальное согласие на ознакомление моего старшего сына с вопросами верховного управления, я решительно против того, чтобы он начал с ведомства иностранных дел.
Дело в том, что ввиду важности предстоящей принцу задачи я считаю целесообразным в первую очередь ознакомить его с внутренними отношениями в своей собственной стране и лишь после основательного их изучения допустить его, хотя бы в некоторой степени, к занятиям политикой, — в особенности принимая во внимание его склонность к слишком поспешным и скороспелым суждениям. В его знаниях еще много пробелов; до сих пор ему не хватает необходимых основ. Поэтому совершенно необходимо пополнить и усовершенствовать его знания. Этой цели можно было бы достигнуть, прикомандировав к нему гражданского советника, и, одновременно с этим или позднее, путем его занятий в одном из министерств, ведающих делами внутреннего управления.
Но ввиду недостаточной зрелости и неопытности моего старшего сына, в сочетании с его склонностью к самомнению и преувеличению, считаю прямо-таки опасным уже сейчас допустить его к вопросам внешней политики.
Прошу вас рассматривать это сообщение, как адресованное лишь лично вам, и рассчитываю на вашу поддержку в этом крайне волнующем меня деле».
Я сожалел о тех отношениях между отцом и сыном, о которых свидетельствовало это письмо, об отсутствии между ними контакта, на который я рассчитывал; правда, подобные же отношения существовали в течение ряда лет между его величеством и кронпринцем. В то время я, однако, не мог присоединиться к мнению последнего, потому что принцу было уже 27 лет, между тем как Фридрих Великий вступил на престол 28 лет от роду, а Фридрих-Вильгельм I и Фридрих-Вильгельм III — в еще более молодом возрасте. В своем ответе я ограничился ссылкой на то, что император приказал «прикомандировать» принца к ведомству иностранных дел. При этом я подчеркнул, что в королевской семье авторитет отца отступает перед авторитетом монарха.
Против перевода принца в Берлин император выдвинул в первую очередь не соображения о расходах, а то обстоятельство, что принц слишком молод для повышения в следующий военный чин, которое должно было послужить внешним поводом к переезду в Берлин. Мне нисколько не помогло напоминание императору о его собственном, гораздо более быстром, продвижении по [ступеням] военной иерархии. Взаимоотношения молодого принца с нашими центральными учреждениями ограничивались подчиненным мне ведомством иностранных дел, с более интересными документами которого он охотно знакомился, не проявляя при этом склонности к усидчивому труду. Для более основательного ознакомления принца с административной службой и для того, чтобы, наряду с военными элементами, с их товарищескими замашками, ввести в постоянное общение с ним гражданские элементы, я просил у императора разрешения прикомандировать к его королевскому высочеству одного из высших чиновников с научным образованием. Для этой цели я предложил помощника статс-секретаря в министерстве внутренних дел Геррфурта, который знал законодательство и статистические данные в масштабе всей страны и поэтому казался мне особенно подходящим для роли ментора престолонаследника. В январе 1888 г. мой сын[6] по моей инициативе пригласил к обеду принца и Геррфурта, чтобы лично познакомить их друг с другом. Но это знакомство не повело к дальнейшему сближению. Принц заявил, что с такой неопрятной бородой он в детстве представлял себе Рюбецаля[7], и на мой вопрос сам указал, как на подходящую для него личность, на правительственного советника и офицера запаса фон Бранденштейна из Магдебурга. Последний, действительно, оказался во всех отношениях подходящим для этой цели человеком. По моей просьбе, он вступил в эту должность, но уже в середине марта выразил пожелание об освобождении от нее и о возвращении в провинцию к своей прежней деятельности. Он встретил очень милостивое обхождение принца и был желанным гостем на всех обедах, но не ощущал пользы от своей службы и не мог свыкнуться с праздной придворной жизнью. Однако его уговорили временно остаться. В июне, когда принц вступил на престол, фон Бранденштейн по его повелению получил назначение в Потсдам с повышением по службе, несмотря на протест соответствующих ведомств по поводу нарушения прав старшинства при продвижении в чинах.
Мои старания добиться перевода принца по военной службе в одну из провинций лишь для устранения влияния потсдамской полковой среды остались безрезультатными. Расходы по содержанию принца и его свиты в провинции представлялись министерству двора еще более значительными, чем в Берлине. К тому же и принцесса[8] была против этого плана. Правда, в январе 1888 г. принц был назначен командиром бригады в Берлине, но быстрое течение болезни отца[9] в конце концов не позволило принцу, до его вступления на престол, получить иные впечатления о внутренней жизни государства, чем те, которые могла вызвать полковая жизнь.
Наследник престола, будучи приятелем молодых офицеров, наиболее одаренные из которых, быть может, помышляют при этом только о своей служебной карьере, лишь в редких случаях может рассчитывать на то, что влияние среды поможет ему подготовиться к будущей деятельности. Я глубоко сожалел о тех ограничениях, на которые теперешний император был обречен в прошлом из-за скупости министерства двора, но этого я не в состоянии был изменить. Вот почему он вступил на престол с взглядами, чуждыми нашим прусским понятиям и нашей государственной жизни.
С 1884 г. принц вел со мной переписку, временами оживленную. Некоторое недовольство впервые проявилось в его письмах после того, как я при помощи убедительных аргументов, но в весьма почтительной форме, отсоветовал ему две затеи. Одна из них связана с именем Штекера.
28 ноября 1887 г. у генерал-квартирмейстера[10] графа Вальдерзее состоялось собрание, в котором приняли участие принц Вильгельм с принцессой, придворный проповедник Штекер, депутаты и другие видные лица. Собрание должно было обсудить вопрос об изыскании средств для Берлинской городской миссии[11]. Граф Вальдерзее открыл совещание речью, в которой подчеркнул, что городская миссия не имеет какой-либо политической окраски и единственным ее принципом является верность королю и воспитание патриотического духа; что единственным верным средством противодействовать анархистским тенденциям является забота о духовной пище наряду с материальной помощью. Принц Вильгельм, выразив свое согласие с высказываниями графа Вальдерзее, и, согласно отчету, помещенному в «Kreuzzeitung»[12], употребил термин «христианско-социальная идея»[13].
По возвращении с собрания принц посетил моего сына и, рассказывая о происходившем там, заметил: «А все-таки в Штекере есть нечто от Лютера». Мой сын, который впервые об этом собрании услышал от принца, ответил, что у Штекера, быть может, и есть свои заслуги и что он хороший оратор, но что он — натура неуравновешенная и не всегда может положиться на свою память. Принц возразил, что тем не менее Штекер завоевал императору много тысяч голосов, отняв эти голоса у социал-демократов. Мой сын ответил, что со времени выборов 1878 г.[14] число социал-демократических голосов постоянно возрастало, а оно должно было бы заметно уменьшиться, если бы Штекер действительно завоевал часть голосов. В Берлине участие населения в выборах незначительно, но берлинец любит собрания, шум и перебранку, и некоторые из равнодушных избирателей, обычно не голосовавшие, конечно, могли в результате агитации Штекера явиться на выборы и голосовать за предложенного Штекером кандидата. Но было бы заблуждением считать, что Штекер и его агитация убедили значительное число социал-демократов.
