Вильфредо Парето - Трансформация демократии (сборник)
В других подобных ситуациях имело место сочетание продуманных мер с вынужденными, но о них нужно судить не по отдельности и не применительно к абстрактным принципам, даже самым лучшим, а по поведению общества.
Все злоупотребления, от которых пострадала буржуазия, породили ответную реакцию в виде фашизма, дающего оружие правительству, оставленному и даже отвергнутому теми, кого оно защищает, перед лицом тех, кто готовит переворот. Авторитет государства может укрепиться, если оно вернется к своей роли посредника между борющимися сторонами.
Если обратить внимание на то, как осуществляются многие фашистские вылазки, легко заметить, что правительство при желании может без труда им помешать. Следовательно, оно терпит их намеренно, а не по необходимости.
Социалисты обвиняют Джолитти в сочувствии фашизму, но это совсем не так. Он не сторонник, но и не противник фашизма. Безусловно, не он создавал его, и он не собирается с ним покончить; он пользуется фашизмом, так же как и любой действующей в стране силой, как пользовался популярами, экстремистским крылом социалистов против умеренного, последним против первого; еще лучше это удавалось бы ему, если бы они вошли в правительство, как было им предложено.
Что принесет фашизм, трудно сказать. Сегодня ему еще недостает определенного и притягательного идеала, мифа и положительной программы общественно-политического устройства. Возможно, он еще обзаведется всем этим и тогда станет крупной политической партией; но может быть, до этого и не дойдет, тогда его роль ограничится противодействием самоуправству крайнего социализма, он будет недолговечным, а его сегодняшнее использование правительством принесет очевидные плоды без оглядки на его будущее, которое может сулить как выгоды, так и опасения.
Пока что, если не говорить о внешней политике и возможных катастрофах, вызванных резкой сменой цикла, главную угрозу представляют возможные последствия экономических мер, которые правительства собираются (а вернее, вынуждены) предпринять для умиротворения своих противников и поощрения союзников. Источник, из которого они должны для этого по необходимости черпать, – это капиталы (преимущественно, сбережения) и производство, так что правительства продержатся столько времени, на сколько хватит этих сумм. Варварские нашествия лишь ускорили падение Римской империи, но оно было подготовлено ее экономическим состоянием; при любых серьезных потрясениях они играют решающую роль. Итак, нам следует понять, насколько близок тот момент, когда источник иссякнет.
Обычно подобные соображения мало волнуют политиков типа Ллойд Джорджа и Джолитти, великих мастеров политической тактики, так как они относят их к области отвлеченной стратегии, а то и совершенно бесполезной идеологии. Этому способствует то, что характер тактика противоположен характеру стратега, они отличаются друг от друга, как профессия биржевого спекулянта от профессии ученого. Кроме того, удаленность перспективы некоторых событий лишает их злободневности, которая единственно волнует практиков. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов и невежество политических деятелей, чьи познания в общественных науках довольно скудны.
К тому же им кажется, что искусство, помогающее им эксплуатировать чужие мнения и чувства, столь же успешно позволит им обойти препятствия, вытекающие из природы вещей, поэтому они не замечают пределов, за которыми их воля бессильна.
Равным образом, не будучи верующими, они не осознают силу веры в других и, полагаясь на свое искусство, оказываются безоружными перед опасностями, которые таит в себе вера. Наполеон I имел очень ясные представления о религии как орудии управления, но он не понимал ее нравственной силы и недооценивал пробуждение патриотизма в Испании и Германии, поэтому не мог предвидеть его последствия.
Для того чтобы решить сегодняшние проблемы, Джолитти был вынужден принять ряд экономических мер; вполне вероятно, что он осознавал и отдаленные последствия некоторых из них, но считал, что ими можно пренебречь, а возможно, что он не думал об этом и не считал нужным думать, полагая это пустым делом.
В этом он отчасти может быть прав, ибо искусство, которое сегодня рекомендует эти меры, завтра, не исключено, отвергнет их. Вся история свидетельствует о том, что демагогическая плутократия прекрасно умеет представлять безобидными внешне невыгодные ей меры, к которым она прибегает. Это ее искусство, мастерски применявшееся отцами-сенаторами, привело к процветанию Римскую республику, и оно же немало способствовало процветанию цивилизованных народов в прошлом столетии.
Возьмем, к примеру, контроль. Джолитти счел нужным согласиться с ним из тактических соображений и, судя по тому, что нам известно, был, вероятно, прав. Теперь остается узнать, насколько форма будет соответствовать существу. Если контроль будет применяться всерьез, он нанесет серьезный экономический ущерб и в дальнейшем сулит немалые беды; если же он будет только внешним, потери могут быть невелики. Однако существуют чувства, с которыми также следует считаться. Если рабочие увидят, что их обманывают, они могут решиться на крайние действия. Опыт прошлого показывает, что в подобных случаях до такого доходит нескоро; остается выяснить, насколько будущее повторит прошлое.
Вкратце сегодняшнее положение можно описать следующим образом. Мы достигли такого исторического момента, когда одна часть населения поднялась на захват имущества другой. Чрезмерные налоги, доходы плутократов, сокращение рабочего дня, повышение зарплат и жалований, меры, с помощью которых правительство якобы снижает дороговизну, а на самом деле ее усиливает, захваты, стремление помешать безработице сделать свое дело, т. е. восстановить баланс заработной платы, бесполезные общественные работы, эмиссия бумажных денег, всевозможные пособия, в том числе тем предприятиям, которые угрожают безработицей, анархия коммунальных служб – все это лишь формы проявления отмеченного феномена. Рассуждения, которые имеют целью оправдание этих вещей, суть выражение чувств, разновидность класса дериваций, описанных в «Социологии».
Поскольку одна из партий вошла в силу отчасти благодаря собственным стараниям, отчасти из-за трусости противников и одержала над ними верх, никакой государственный деятель не может управлять без поддержки хотя бы части этой партии, за исключением случаев, когда, как в Риме, мощь легионов преодолевает интриги и народные бунты или когда дело оборачивается так, как сегодня в России. Если он попытается это сделать, то у него ничего не получится, он обречен на поражение, он останется один, покинутый всеми, в первую очередь, возможно, теми, кого он хочет защитить. Относительно последних следует напомнить, что, как часто отмечалось, есть разные виды смелости. Теперь мы видим, что можно обладать смелостью, чтобы силой подавить социалистов, и не обладать моральным духом, чтобы настоять на необходимости – суровой необходимости для большинства довольствоваться меньшим достатком, чем тот, который обещали социалисты и прочие демагоги. Лучше, по всей видимости, воспользоваться этими обещаниями и предложить лишь другой способ их исполнения, не вникая в реальность этого способа.
Суждение, которое можно было бы составить относительно этого комплекса чувств и интересов, людей и вещей, не следует смешивать с суждением по поводу государственных деятелей, вынужденных считаться с этими чувствами и интересами и зачастую, как в случае Джолитти и Ллойд Джорджа, не очень довольных этим. Их искусство измеряется умением извлечь из этих обстоятельств максимум преимуществ и обойтись минимальными потерями. С этой точки зрения Джолитти действует еще успешнее, чем Ллойд Джордж, потому что его задача труднее, ведь Италия беднее Англии, здесь сложнее раздобыть крупные суммы, необходимые для управления. Джолитти должен был достичь многого с малыми средствами, и ему это удалось.
Все сказанное касается настоящего и ближайшего будущего; дальнейшее будет зависеть от того, продолжится ли цикл, внутри которого мы сейчас находимся[123].
Распад государства[124]
В 1915 г., подводя итог бесчисленному множеству повседневных фактов истории, я писал в «Социологии»: «Когда правящий класс не хочет, не может, не в состоянии применить силу для подавления преступлений частных лиц, его заменяет стихийная самодеятельность управляемых. Из истории хорошо известно, что феномен вендетты возникает или исчезает в зависимости от того, исполняет ли публичная власть свои функции по наказанию преступлений…
Можно заметить также, что там, где публичная власть ослаблена, в рамках большого государства образуются маленькие, в рамках крупного сообщества формируются мелкие. Равным образом там, где недостает публичного правосудия, его заменяет частное, пристрастное правосудие, и наоборот».
