Жан-Пьер Шевенман - 1914–2014. Европа выходит из истории?
Похоже, что две мировых войны разрешили вопрос об «Особом пути» (Sonderweg) Германии: сегодня она одна из стран Запада, устойчиво следующих в фарватере США.
Дискредитация наций – препятствие для возрождения Европы
Материальный и моральный кризис Европы, вызванный двумя мировыми войнами, привел к тому, что европейские нации надолго растеряли доверие. Единственным исключением, возможно, была британская нация, которая в 1940 г. смогла устоять перед ударом Гитлера благодаря несокрушимому упорству Черчилля, а также – стоит об этом помнить – такому природному противотанковому рву, как Ла-Манш. Подобная дискредитация европейских наций вполне соответствовала тогдашнему взгляду США на Европу. Именно он лег в основу европейской интеграции, начатой в 1951 г. Но для чего строить здание на песке, кроме как для того, чтобы надолго превратить Европу в придаток Американской империи?
Но оправдано ли подобное недоверие? Невозможно скопом выставить счет всем европейским нациям, не предъявив обвинения и самим народам. Обвинение в адрес народов и наций сегодня служит предлогом для того, чтобы делегитимизировать демократию. Распыляя вопрос об ответственности, мы не только оскорбляем тех, кто пожертвовал собой во имя свободы своей страны, но и списываем со счетов само понятие гражданственности.
Что касается Франции, то колоссальные жертвы, которые она принесла во время Первой мировой (1,4 миллиона погибших, 700 тысяч раненых, 300 тысяч оставшихся инвалидами), в пропорции ко всему населению намного большие, чем у других участниц войны, вместе с иллюзиями победы в 1918 г., подготовили крах 1940 г. Де Голль лишь примерно на тридцать лет замедлил упадок Франции. Его истоки лежат гораздо глубже.
Ни одна из европейских наций, включая Германию, не заслуживает того недоверия, от которого они страдают сегодня. Немецкий народ в 1914 г. поддержал войну, поскольку поверил в распространенную его лидерами ложь об агрессии со стороны России. Вынужденная сражаться на двух фронтах, Германия взяла на себя львиную долю военных усилий центральных держав (1,5 миллиона погибших и столько же инвалидов). Немецкий народ стал жертвой манипуляции не только в 1914 г., но и в 1918 г., когда его заставили поверить в то, что его армии не были разбиты на поле боя, но получили предательский удар в спину. Когда разразился кризис 1930 г., немцы оказались безоружны перед демагогией Гитлера. Кроме того, после кровавого разгрома спартакистов левые силы Германии были намного сильнее разобщены, чем в других странах. Вот почему час «народных фронтов» еще не пробил: коммунисты и социал-демократы вместе оказались в нацистских концентрационных лагерях. Стоит ли напоминать о том, что Гитлера призвали к власти, а два месяца спустя вручили ему неограниченные полномочия вовсе не левые, а консервативные партии, движимые прежде всего антикоммунизмом. Подобная снисходительность имущих классов к нацизму была характерна не только для Германии.
Продолжение истории слишком хорошо известно: победы Гитлера, которого лишь раззадорила вялая реакция со стороны демократических стран, бросили немецкий народ в его руки – и как дорого немцам за это пришлось заплатить! Колоссальные страдания, которые они причинили другим, но и претерпели сами, смертоносные бомбардировки союзников, уничтожавшие не только военные и промышленные, но и гражданские объекты, бегство на запад двенадцати миллионов беженцев, спасавшихся от советской армии, – немецкому народу предстояло принести тяжкую жертву безумству войны, которую Гитлер развязал от его имени. Еще страшнее, без сомнения, была открывшаяся в 1945 г. правда о зверствах, творившихся в лагерях, и о чудовищном преступлении – геноциде евреев. К материальной катастрофе прибавился моральный крах.
Как его преодолеть? Трудно тогда было чувствовать себя немцем!
В 1946 г. Карл Ясперс дал на этот вопрос ответ, который, как я считаю, выдержал испытание временем: «Несомненно, есть основание возлагать на всех граждан данного государства ответственность за последствия действий этого государства. Здесь ответствен коллектив. Но эта ответственность определенна и ограниченна, в ней нет морального и метафизического обвинения отдельных лиц… За каждое преступление всегда можно наказать только отдельного человека… Не может, следовательно, существовать (кроме политической ответственности) коллективной виновности народа»[111].
От груза политической ответственности не уйти. Восстанавливая свою разоренную родину, немецкий народ продемонстрировал удивительные упорство и смелость. C 1945 по 1990 г. Германия заново отстроила сильнейшую экономику Европы и благодаря этому смогла вновь стать единой. Чем объяснить эту бьющую через край энергию немецкого народа, кроме как тем, что он тоже решил взять реванш у истории? Не поквитаться с угнетением внешних сил, а разобраться в себе самом.
Вторая часть
От одной волны глобализации к следующей
Глава VI
Первая волна глобализации как лаборатория для второй?
Как точно отметила Сьюзен Бергер, «сорок лет, предшествовавших Первой мировой войне, – это лабораторный эксперимент, который помогает ответить на вопросы, волнующие нас сегодня. […] Вот уже как сто лет назад развитые страны Западной Европы и Америки встали на путь глобализации, похожий на тот, по которому мы идем сейчас. Под глобализацией, – уточняет Бергер, – я понимаю серию трансформаций мировой экономики, которые ведут к созданию единого мирового рынка для товаров и услуг, труда и капитала»[112]. Стоит добавить, что потребовалось еще семьдесят лет, чтобы вернуться к уровню интеграции в сфере торговли, международных инвестиций и циркуляции капиталов, который существовал до 1914 г.
Технические факторы и политическая воля
В ходе обеих волн глобализации снижение транспортных расходов способствовало и до сих пор способствует конкуренции и миграциям между странами. Пароходы и трансатлантическая линия телеграфа до 1914 г., контейнеровозы и регулярное авиасообщение сегодня, а также, само собой, новые информационные и коммуникационные технологии преобразили и все еще продолжают менять мировую торговлю. Обе волны глобализации опирались на юридические и финансовые инструменты: акционерные общества с ограниченной ответственностью в первом случае, секьюритизацию, инвестиционные фонды и хедж-фонды – во втором. Неуклонное усложнение инструментов сопровождается появлением новых акторов, среди которых все большую роль играют банки, способствующие росту настоящей финансовой индустрии.
Задолго до 1914 г. внутренние цены уже зависели от цен на мировых рынках.
Однако глобализация объясняется не только техническими факторами. В обоих случаях ее поддерживает и направляет могущественная политическая воля нации-гегемона: Великобритании, хозяйки морей, в XIX в., а сейчас – США, которые в 1945 г. одержали верх над Германией и Японией, а в 1991 г. – над СССР.
И тогда, и теперь для державы-гегемона важнейшей целью становится открытие рынков в масштабе мира. Подписанный в 1860 г. договор о свободной торговле (так называемый договор Кобдена – Шевалье) между Великобританией и Францией быстро привел к заключению целой серии аналогичных договоров между Англией и другими странами Европы. Даже принятие в конце XIX в. новых, протекционистских по духу законов не помешало росту мировой торговли. Аналогично принятая по инициативе США Гаванская хартия 1948 г. (Генеральное соглашение по тарифам и торговле) распространила принципы свободной торговли на весь западный мир с помощью rounds (многосторонних переговоров), которые по эту сторону Атлантики скромно окрестили циклами. Следующий шаг в интересах крупных международных фирм сделала Всемирная торговая организация (ВТО), созданная в Марракеше в 1994 г. Теперь международный рынок охватывает также бывшие коммунистические страны, т. е. уже всю планету: Китай был принят в ВТО в 2001 г., Россия – в 2013 г. Хотя переговоры в рамках ВТО порой заходят в тупик, мы видим, как один за другим – и всегда по инициативе США – возникают проекты, призванные создать зоны свободной торговли через Атлантический и Тихий океаны и стандартизировать нормы и правила.
Как до 1914 г., так и в наши дни глобализация ведет к впечатляющему росту международной торговли. За 2000–2012 гг. ее объем вырос более чем в два раза: с 6000 до 14 100 миллиардов долларов. То же самое касается и производства промышленных товаров (рост с 4500 до 9779 миллиардов долларов). Часто забывают отметить, что более двух третей объема мировой торговли составляет товарообмен внутри корпораций. Что касается экспорта Франции, то в 1887–1896 гг. он составлял 15 % ВВП страны, в 1907–1913 гг. – 17,1 %, затем резко упал и в начале 1960-х гг. не превышал 8 %, чтобы вновь достичь 15 % в начале 1980-х гг. Лишь в начале 2000-х гг. он превысил уровень, достигнутый к 1914 г. В 2011 г. доля экспорта в ВВП Франции составила 25 % (в Великобритании – 30 %, а в Германии – 47 %)[113]. Подчеркнем вновь, что в конце XIX в. легкий протекционизм не помешал росту мировой торговли и тем более производства. Лишь перелом 1914 г. надолго прервал процесс глобализации рынков. Этот разрыв должен напомнить тем, кто рискует об этом забыть, что деревья никогда не вырастут до небес.
