Жан-Пьер Шевенман - 1914–2014. Европа выходит из истории?
Американские финансисты, заинтересованные в том, чтобы Германия была в состоянии выплачивать репарации, как мы видели, пролоббировали снижение их суммы, тогда как в отношении французских и британских займов они были непреклонны. Вряд ли тут стоит искать какой-либо скрытый замысел. Однако на деле все обернулось так, будто США считали Версальскую Европу все еще слишком французской и замкнулись в изоляционизме, который сделал Вторую мировую войну неизбежной. Позже новая война дала США, которые вовсе к ней не стремились, повод, одержав блестящую победу, утвердить в мире свою гегемонию, потеснив как растерявшие свою мощь Францию и Великобританию, так и угрожавшую штатам Германию. Для Соединенных Штатов Вторая мировая война тоже была продолжением Первой. Следует тем не менее повторить, что до 1939 г. американское общественное мнение было глубоко пацифистским и что Рузвельт, который стремился к войне, но лишь когда настанет нужный момент, дождался, чтобы Гитлер сам объявил ее Штатам. Конечно, приняв весной 1941 г. закон о предоставлении помощи (ленд-лиз) Великобритании, США однозначно дали понять, какую сторону они поддерживают. После того как Америка вступила в войну, сразу же стало ясно, что отныне она возглавляет западный мир. Англия, которая в течение 18 долгих месяцев в одиночку героически противостояла Гитлеру, передала ей бразды правления.
После 1920 г. Великобритания осталась единственным крупным союзником Франции. Однако быстро обеспокоившись тем, что Париж установит в Европе свою гегемонию, она сделала ставку на «умиротворение» (appeasement) Германии и следовала этому курсу вплоть до 1939 г.
Наконец, даже после прихода Гитлера к власти СССР казался западным демократиям не слишком надежным союзником. В тогдашней Европе идеологические линии разделения смешали карты прежних национальных противоречий. Французская политическая элита совершила тяжкую ошибку, когда сочла антикоммунизм важнее патриотизма. С 1936 по 1940 г. все выглядело так, словно единственной войной, которую наш Генеральный штаб считал желательной, было столкновение на Востоке между Германией и Советской Россией. Одновременно проводившаяся англосаксами политика «умиротворения» связала нам руки. В тот момент, когда Гитлер ввел войска на левый берег Рейна, высшие интересы Франции требовали, чтобы она, если придется, то в одиночестве приняла ответные меры и не следовала переданной через Лондон позиции США, призывавших Францию «первой не разрывать пакт Бриана – Келлога 1928 г., объявивший войну вне закона». Йошка Фишер и Фриц Штерн единодушны в том, что в марте 1936 г. западные демократии упустили последний момент, когда они еще могли свалить режим Гитлера.
В это время Франции было необходимо правительство общественного спасения. Однако у нее было лишь то правительство, которое палата депутатов отправила в отставку и которое продолжало выполнять свои функции в ожидании парламентских выборов июня 1936 г. Невмешательство в Испании, согласие на аншлюс Австрии, Мюнхенское соглашение, «Странная война» 1939–1940 гг. свидетельствуют о паническом страхе перед перспективой новой мировой войны. Как писал Рене Жирар, «Верден не повторяется дважды».
* * *Вторая мировая война отчасти (но лишь отчасти) была попыткой немецкого пангерманизма взять реванш за поражение 1918 г. Германия считала себя не побежденной, а лишь преданной теми, кто 9 ноября 1918 г. сверг Второй Рейх, чтобы провозгласить республику. Гитлеру просто оставалось возложить всю вину за поражение на евреев.
Как подчеркивает Эрнст Нольте, Вторая мировая война также была столкновением идеологий: чудовищным сведением счетов между коммунизмом (который Нольте характеризует как «эгалитаристское варварство») и фашизмом, основанным на теории неравенства рас и стремившимся создать для Германии жизненное пространство на Востоке. Однако ставить на одну доску фашизм и коммунизм – значит скатываться к упрощениям, забывая о том, сколь различны были их философские основания и культурный фундамент. Конечно, я понимаю, что Эрнст Нольте стремится выявить контекст зарождения и развития нацизма, чтобы тем самым снять с Германии часть ответственности. Однако мне никогда не казался убедительным сформулированный Ханной Арендт тезис о двух схожих, как близнецы, «тоталитарных режимах»: нацизм пришлось уничтожить бомбами; коммунизм рухнул сам потому, что советские лидеры, разуверившись в своих мифах, стали проповедовать возвращение к «универсальным ценностям». Проект «реального коммунизма» был закрыт Горбачевым.
Конечно, Вторую мировую войну не сведешь лишь к идеологическому противостоянию (даже если считать, что оно было укоренено в европейской культуре XIX в.) по той причине, о которой мы уже говорили выше: Вторая мировая война по многим параметрам была продолжением Первой.
Внешняя политика Гитлера не ограничивается стремлением поквитаться за поражение 1918 г. Она актуализирует планы экспансии на Восток, которые пангерманисты сформулировали еще до 1914 г. В «Моей борьбе»[109] Гитлер высказывается предельно ясно: «Национал-социалистическое движение должно постараться устранить противоречие между цифрами нашего населения и пространством нашей территории. […] Границы 1914 г. не дают немецкой нации двигаться в будущее. […] Говоря о новых землях в Европе, мы в первую очередь подразумеваем Россию и зависящие от нее соседние государства. Похоже, сама судьба указует нам путь: отдав Россию в руки большевиков, она лишила русский народ того слоя интеллектуалов, который до сих пор вел ее за собой и гарантировал ей существование как государства. […] Гигантская восточная держава вот-вот обрушится. […] Конец еврейского господства в России станет одновременно концом России как государства». Антисемитизм здесь служит опорой для русофобии и для старого проекта колониальной экспансии на восток, забытого, как пишет Гитлер, «уже шесть веков» и вновь вставшего на повестку дня задолго до 1914 г. благодаря пангерманистам.
Однако нацизм не исчерпывается своими геополитическими устремлениями. Расовая теория и антисемитизм – его неотъемлемые и фундаментальные характеристики. Гигантомания и преступные замыслы национал-социализма обрекли Германию, а вместе с ней всю Европу на страшнейшую в ее истории катастрофу. Пришлось дождаться 20 июля 1944 г., чтобы военная аристократия, считавшая себя совестью Рейха, попыталась ликвидировать диктатора-мегаломана.
Хотя корни нацизма восходят к пангерманским кругам до 1914 г., есть основания утверждать, что он представляет собой отклонение от хода немецкой истории, спровоцированное экономическим кризисом 1930-х гг. Мощь немецкой социал-демократии, которая, к сожалению, была ослаблена случившимся в 1919 г. расколом с НСДПГ (будущей Коммунистической партией Германии), могла бы в союзе с партией Центра обеспечить стране лучшее будущее. К сожалению, партия Центра тоже проголосовала за предоставление Гитлеру неограниченных полномочий. В конце концов, социал-демократы, отказавшись голосовать за, сохранили честь и будущее немецкой нации.
Искупление пришло в 1945 г. из США вместе с поражением. Этим определялись и условия искупления: Федеральная Республика оказалась в западном лагере. Ее триумф – объединение – стал одновременно триумфом Запада. Великая идеологическая война, начатая в 1917 г. Октябрьской революцией, завершилась в 1991 г. с крушением СССР. Там, где Гитлер, действуя силой оружия, потерпел поражение, Запад под эгидой США добился своего с помощью холодной войны.
Поэтому «нормализация» Германии означает соответствие западной норме. Ее основа – союз с США. То, что Германия «вернулась на нормальный путь», как пишет Энценсбергер, означает, что она навсегда связала себя с Западом[110].
Победа Америки, конечно, не отменит жертв, принесенных Красной Армией, прежде всего под Сталинградом, однако она вытеснила воспоминания о «другой истории Германии», которые хранила левая часть немецких социал-демократов. То, что Германия вопреки надеждам Ленина в 1918–1919 гг. не присоединилась к русской революции, означает, что немецкий народ просто этого не желал. Точно так же в 1989–1990 гг. ГДР рухнула потому, что народ от нее устал, а за ее крахом вскоре последовал крах СССР. Как в начале столетия, так и в его конце судьба «короткого XX века», о котором писал Хобсбаум, решалась в Германии.
Похоже, что две мировых войны разрешили вопрос об «Особом пути» (Sonderweg) Германии: сегодня она одна из стран Запада, устойчиво следующих в фарватере США.
Дискредитация наций – препятствие для возрождения Европы
Материальный и моральный кризис Европы, вызванный двумя мировыми войнами, привел к тому, что европейские нации надолго растеряли доверие. Единственным исключением, возможно, была британская нация, которая в 1940 г. смогла устоять перед ударом Гитлера благодаря несокрушимому упорству Черчилля, а также – стоит об этом помнить – такому природному противотанковому рву, как Ла-Манш. Подобная дискредитация европейских наций вполне соответствовала тогдашнему взгляду США на Европу. Именно он лег в основу европейской интеграции, начатой в 1951 г. Но для чего строить здание на песке, кроме как для того, чтобы надолго превратить Европу в придаток Американской империи?
