Уильям Стирнс Дэвис - История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
Пока все это происходило, временное правительство отчаянно пыталось сдвинуть с мертвой точки свою молодую республику. Финансы были в беспорядке. Выпуск займов был невозможен. Оставался лишь один выход – увеличить прямые налоги примерно на 45 процентов. Это было сделано и, разумеется, очень рассердило крестьян и буржуа. При таких неприятных для власти обстоятельствах прошли выборы в Законодательное собрание, которое, в свою очередь, должно было избрать постоянное правительство Франции. Голосование на выборах было всеобщее, в него были выбраны 900 человек из многих департаментов. До конца работы правительства Собрание должно было руководить им через Исполнительный комитет из пяти человек. Произошло то, чего следовало ожидать при таких обстоятельствах. У прежних Бурбонов было мало друзей, орлеанисты были полностью дискредитированы – во всяком случае, в этот момент; у бонапартистов не было времени организоваться и поднять головы. В результате подавляющее большинство членов Собрания заявили, что хотят видеть страну республикой. Но в него избрали очень мало социалистов, и многие депутаты представляли крупных землевладельцев и духовенство, а эти слои общества по-прежнему были очень сильны. От такого Собрания радикалы явно не получили бы большой поддержки.
Парижские социалисты скоро обнаружили это и решили, что «лучший способ исправлять конституции – пика и барабан». Не для того они сражались на баррикадах в феврале, чтобы их теперь унижали. И вот 15 мая вооруженные отряды ворвались в Зал заседаний и уже начали объявлять, что собрание распущено и назначается новое временное правительство, но тут национальные гвардейцы внезапным налетом выгнали их из зала. Кровь не пролилась, но депутаты Собрания вполне обоснованно испугались. Собрание провело аресты, закрыло политические клубы и, чтобы устранить основу своих проблем, решило закрыть «национальные мастерские». Они стоили государству 150 тысяч франков в день, а работы производили мало – в основном «вырывали камни из мостовой и бесполезно перемещали землю» на Марсовом поле. Несомненно, противники Луи Блана устраивали так, чтобы дискредитировать весь пакет его либеральных проектов, в которых было и кое-что практически целесообразное. Но в любом случае сложившееся положение было нельзя терпеть. И 21 июня 1848 г. Собрание своим постановлением закрыло национальные мастерские. Молодые рабочие могли поступить в армию; тем, кто старше, были обещаны места на общественных работах в департаментах.
Итак, Собрание бросило социалистам перчатку. Те быстро подняли ее. Теперь у них была сложная разветвленная организация и много мушкетов, хотя не имели артиллерии. Вся восточная часть Парижа от Пантеона до бульвара Сен-Мартен была превращена в укрепленный лагерь, где было больше 400 баррикад. Часто эти баррикады строились по правилам науки и были сложными – дополнялись рвом и стеной, в которой были проделаны бойницы. Иногда такие стены были выше первых этажей домов. За этими баррикадами ждали противника не меньше 50 тысяч повстанцев. В это время правительство могло направить против них только 40 тысяч человек – регулярные части и надежных национальных гвардейцев. Но теперь против рабочих кварталов Парижа была почти вся Франция. В столицу постепенно прибывали в огромном количестве буржуазные национальные гвардейцы из ее пригородов, а потом из близлежащих городов и сельских округов, и «все они желали истребить социалистов». Собрание дало генералу Кавеньяку – в прошлом республиканскому агитатору, но не социалисту – диктаторские полномочия, чтобы он разгромил радикалов. Четыре дня продолжалась отчаянная и в высшей степени кровопролитная борьба. Улицы Парижа обстреливались артиллерией. Архиепископ был застрелен, когда пытался стать посредником между разъяренными бойцами воюющих сторон. И 26 июня были взяты штурмом последние укрепления «красных» в Сент-Антуанском предместье. Никогда нельзя будет точно подсчитать, сколько людей погибло в те кровавые июньские дни. Правительственные войска захватили в плен 11 тысяч человек, и 3 тысячи из них были сосланы в Алжир без суда, на основе только постановления правительства.
Этот социальный взрыв имел очень важные последствия. Рабочие были побеждены и на какое-то время разгромлены, но продолжали ненавидеть буржуа и крестьян (явно вставших на сторону буржуазии); эта ненависть была сильной и долгой[253]. С нее начался болезненный раскол внутри французского народа. С другой стороны, буржуа сами были напуганы и чувствовали угрозу своему богатству. Государственные облигации в феврале продавались за 116 франков, а в апреле стоили только 50. Июньские события совершенно не помогли их цене подняться! Многие достойные торговцы и мелкие промышленники полностью разорились из-за застоя в делах.
Что, кроме зла, принесла им эта горячо желанная республика? Не лучше иметь «сильное правительство», которое хорошо обеспечивает «порядок»? Крестьяне же обнаружили, что новый режим ничего не сделал, только повысил налоги на 45 процентов, и были склонны считать (может быть, несправедливо), что проклятые «красные» собирались начать по всей стране передел фермерских земель. Они так же, как буржуа, мечтали о правительстве, которое бы этого не допустило.
Однако Собрание было избрано до этого переворота в общественном мнении. Оно продолжало быть умеренно республиканским. В результате большой работы была написана новая конституция, которая, как надеялись ее составители, не будет иметь тех пороков, которыми страдали результаты прежних смелых попыток – документы 1791 и 1795 гг. К этому времени Соединенные Штаты существовали уже достаточно долго и могли дать Франции несколько вполне понятных примеров того, как обходиться без монархии. Но, к сожалению, Собрание не перенесло во французскую конституцию многие прекрасные положения конституции американской и, увы, не увидело коренного отличия многих явлений американской жизни от тех, которые существовали во Франции. Если говорить коротко, получилось вот что. Конституция 1848 г. установила должность президента, которого полагалось выбирать на четыре года всеобщим прямым голосованием. Этот президент получил большие исполнительные полномочия, но не мог быть переизбран сразу после завершения президентского срока. Противовесом ему должно было служить однопалатное Законодательное собрание из 750 человек; его члены тоже избирались всеобщим голосованием. Способов мирного улаживания разногласий между президентом и Собранием даже по самой мягкой оценке было очень мало, и они были несовершенны. Было предложено, чтобы Собрание выбирало президента, но Ламартин, златоуст того времени, историк жирондистов и сам такой же утопист, как они, ответил на это предложение великолепным восклицанием: «Пусть говорят Бог и нация: надо же что-то оставить на волю Провидения!» В итоге «Богу и нации» было позволено выбрать Наполеона Маленького.
Проницательный французский историк (Сеньобос) говорит об этом так: «Американский механизм был перенесен из федеральной системы управления, в которой не было армии и класса чиновников, в централизованную систему управления, где были армия, которой невозможно сопротивляться, и корпус государственных чиновников, привыкших управлять людьми». Неудивительно, что жизнь Второй республики была короткой и несчастной!
Франция мучилась перед президентскими выборами. Внезапно на сцене появился человек, которому было суждено двадцать пять лет находиться в центре европейской политики, а потом исчезнуть, приведя страну к великой катастрофе.
Луи-Наполеон Бонапарт родился в 1808 г.; он был сыном Луи Бонапарта, того брата Наполеона I, который с 1806 по 1810 г. был королем Голландии. После 1814 г. он, как и остальные члены семьи Бонапарт, менял один вид изгнания на другой. Его ветвь семьи имела немалое собственное состояние, и Луи-Наполеон часть времени рос в Швейцарии, а часть в Южной Германии. Говорят, что именно там он приобрел легкий немецкий акцент, от которого никогда не смог полностью избавиться. Его честолюбивая мать постоянно убеждала его, что он обладает наследством, дающим огромные возможности. «С твоим именем, – говорила она, – ты всегда будешь что-то стоить или в нашем европейском Старом Свете, или в Новом».
В 1832 г. в Австрии умер герцог Рейхштадтский, сын Наполеона I и Марии-Луизы, которого бонапартисты называли Наполеоном II. Смерть этого несчастного юноши, которого прозвали Орленком, сделала Луи-Наполеона главным претендентом на наследство Бонапартов. С этих пор он начал относиться к себе очень серьезно, подбирать концы ослабших нитей бонапартистских заговоров и пропагандировать новую империю как лекарство для Франции от ее политических болезней. Он казался безнадежным мечтателем, и сторонники Июльской монархии считали его совершенно безопасным для них, пока в 1836 г. он вдруг не появился в Страсбурге и не предпринял отчаянную попытку переманить на свою сторону гарнизон этого города. Его арестовали, посадили на корабль, отплывавший в Америку, и в апреле 1837 г. высадили в Нью-Йорке. Но в августе того же года он на другом корабле вернулся в Европу и поселился в Швейцарии, а позже долго жил в Лондоне. В это время режим Луи-Филиппа уже опротивел французам. Благодаря этому недовольству претензии наследника Бонапартов на престол не были попросту осмеяны и забыты, и он нашел себе некоторое количество пылких друзей. Постаревший герцог Веллингтон, сам большой мастер обмана, писал о Луи-Наполеоне: «Вы, конечно, не поверили бы, скажи я, что этот молодой человек не заявлял, что собирается стать императором французов!» Его главные мысли были о том, что он сделает, «когда взойдет на трон». В 1839 г. он, чтобы оправдать свои надежды и пропагандистские старания, опубликовал книгу «Наполеоновские идеи». Содержание книги было «причудливой смесью бонапартизма, социализма и пацифизма». А образ Наполеона I в ней был нелогичным почти до смешного: Наполеон был изображен защитником, которому народ Франции поручил оберегать свою свободу от реакционеров.
