Юрген Торвальд - Империя хирургов
На протяжении всего монолога Говерса из комнаты больного доносились крики, но только теперь он прервался, услышав новый, особенно пронзительный крик – будто бы его страдания достигли высшей точки. После него возобновились бессильные, мученические стоны.
Красное лицо Дженнерса не могло скрыть нарастающего беспокойства.
Говерс невозмутимо продолжал докладывать: «Во время моего вчерашнего осмотра пациент находился в безнадежном состоянии. Вся нижняя часть туловища от пупка была парализована, чувствительность кожи утрачена. Но боль он мог ощущать в полной мере. Наблюдались постоянные судороги нижних конечностей. В области шестого и седьмого межреберного нерва я зафиксировал самые сильные боли, которые расходились от позвоночного столба по всей грудной клетке. На самом позвоночном столбе нет каких-либо видимых изменений. Все симптомы свидетельствуют о том, что в результате серьезных повреждений позвоночника некоторые нервные пути спинного мозга оказались пережаты. Поскольку налицо отсутствие каких-либо видимых дефектов, речь может идти только о патологических изменениях внутри спинного мозга. Все факты говорят в пользу опухоли в позвоночном канале, а если учесть, что сначала парализация коснулась левой ноги, то опухоль находится на внутренней левой стороне в районе пятого, шестого или седьмого позвонка. Но никак нельзя предсказать, давит ли инкапсулированная опухоль на спинной мозг, находясь между стенкой центрального канала спинного мозга и внутренней поверхностью позвоночника, или же злокачественная опухоль развилась непосредственно внутри спинного мозга. В любом из случаев терапия в нынешнем ее состоянии бессильна, а значит, смерть неминуема».
Говерс покачал головой и обратил свое узкое лицо в сторону, откуда доносились стоны. Затем он продолжил: «В подобном случае никто еще не задумывался о хирургическом вмешательстве. Эриксен и прочие, насколько мне известно, делали попытки удалить извне сдавливающий спинной мозг осколок кости. В результате наступала смерть от болевого шока или занесенной инфекции. С того времени никто из хирургов не оперировал на спинном мозге. Но антисептика шагнула далеко вперед, поэтому возможность смертельного заражения исключена. Попытка удалить тумор оперативным путем предоставляет уникальную возможность не только избавить пациента от мук, но и, возможно, восстановить функции, нарушенные в результате блокады проводящих путей спинного мозга. Если же окажется, что опухоль злокачественная и не подлежит удалению, может помочь ампутация нескольких позвонковых дужек, которая позволила бы расширить зазор между позвоночником и спинным мозгом, и это, в свою очередь, сократило бы давление. Я придерживаюсь мнения, что состояние больного требует самых отчаянных мер. На Квин-сквер работает молодой хирург доктор Хорсли, в целом готовый пойти на этот риск».
Дженнер слушал, прикрыв глаза и не прерывая собеседника. «Позвольте предложить Вам, – сказал Говерс, обращаясь к нему, – проследовать к больному и сделать собственные выводы».
Дженнерс и теперь ничего не ответил. Он лишь кивнул. Было непонятно, понимал ли он, человек старшего поколения, почитавшего за истину неприкосновенность спинного мозга, своего собственного ученика, возжелавшего проникнуть в этот потайной, недоступный мир. Но стал ли бы Говерс спрашивать одобрения Дженнера, если бы он не рассчитывал на его содействие и, возможно, даже защиту от возможных нападок со стороны консервативно настроенных медиков?!
Кидд, который все это время находился в нервном, мучительном ожидании, пошел впереди. Войдя в третью по счету дверь, мы оказались в комнате с приглушенным светом.
Здесь, обложенный подушками, полулежал Гилби, осунувшийся, измученный – не человек, а карикатура на человека. Он повернул голову и долго впалыми глазами смотрел на нас. Его безразличный, матовый взгляд скользил от Кидда к Говерсу, от Говерса к Дженнеру и наконец достиг меня. Несомненно, однажды он был сильным, приятной наружности мужчиной с твердым характером. Он мужественно сражался со своей болью и старался подавлять стоны. Его бескровные губы пошевелились, когда он попытался заговорить: «Какие новости, доктор Говерс? У меня больше нет времени выслушивать заблуждения новых врачей. Мне нужна быстрая и действенная помощь или такой же конец. Я ненавижу мою роль живого трупа, которого чураются все вокруг».
«Капитан Гилби, – начал Говерс в официальной манере, – рядом со мной вы можете видеть сэра Уильяма Дженнера, личного врача Ее Величества Королевы. Я попросил у сэра Уильяма совета, поскольку полагаю, что нашел причину Вашей болезни и, возможно, способ устранить ее при данных обстоятельствах. Сэр Уильям, разумеется, должен лично осмотреть вас. Вы ведь осознаете необходимость этого осмотра?»
Гилби резко, судорожно покачал головой в знак согласия. Кидд отбросил одеяло, и то, что мы увидели под ним, было достойно сожаления. Нижняя часть некогда атлетически развитого тела была будто бы омертвевшей. Любое движение было непосильным. Гилби не мог больше контролировать деятельность мышц, кишечника, мочевого пузыря. Поскольку были нарушены функции лишь моторных нервов, но не болепроводящих нервных волокон, эта недвижимая, умирающая часть его тела порождала ужасную боль, доставлявшую больному неподдельные страдания.
Кидд со всей осторожностью повернул Гилби на бок. Это стало для него немыслимой пыткой. Он цедил воздух через сжатые зубы. Он хрипел. Он кричал. Наконец, он пришел в положение, в котором Дженнер мог осмотреть весь его позвоночник. Дженнер молча присел на край кровати и начал осмотр, будто бы тогда он был возможен – без рентгеновского аппарата, люмбальной пункции и прочих диагностических средств, которые мы знаем сегодня. Его сильные, грубые руки были его главными помощниками.
Палец Дженнерса двигался от позвонка к позвонку. Сейчас мне уже сложно сказать, сколько времени это продолжалось. Я знаю только, как медленно оно шло, когда из в кровь искусанных губ Гилби вырывался крик за криком.
Лицо Дженнера было полностью непроницаемо. Его рука не дрогнула. Пальцы достигли сначала восьмого, потом седьмого позвонка. Дженнер с силой надавил на них: сначала справа, затем – в середине, после – слева. В эту секунду Гилби вскрикнул. Дженнер остановился, но потом возобновил осмотр. И еще более пронзительный крик донесся сквозь стиснутые зубы Гилби. Дженнер встал рядом с кроватью. Движением глаз он дал Кидду понять, что он может вернуть больного в прежнее положение. Он развернулся к Говерсу. В присущей ему манере он прищурил правый глаз, а левым посмотрел на Говерса.
Растягивая слова, он проговорил: «Я нащупал чувствительное к нажатиям место с левой стороны шестого позвонка. Я думаю, вы правы!» Он снова взглянул на Гилби, лежащего на спине с мокрым от пота, измученным, абсолютно бледным лицом, закрыв глаза.
«Вы хотели абсолютной правды, капитан?» – спросил он.
Губы Гилби пошевелились. «Да, – с трудом выдавил он. – Абсолютной правды».
«Мой младший коллега доктор Говерс, – сказал Дженнер, – пришел к заключению, что в вашем позвоночнике образовалась опухоль, которая, увеличиваясь и усиливая давление на спинной мозг, вызвала все наблюдаемые у Вас симптомы. Я полагаю, что диагноз верен».
Гилби открыл глаза. «Это смертный приговор, – пробормотал он. – Благодарю вас».
«Мой коллега другого мнения, – парировал Дженнер. – Он считает, что новейшие хирургические изыскания позволят хирургу вскрыть позвонок и удалить опухоль. По нашим сведениям, подобные операции еще никогда не проводились. Эта может стать первой в своем роде. Никто не может предсказать, чем она для Вас закончится. Она может принести облегчение и исцеление, но может принести и смерть. Я не могу сделать точного прогноза. Я лишь могу представить, как поступил бы на Вашем месте».
«И как бы Вы поступили?» – процедил Гилби. На секунду воцарилась тишина. Было слышно дыхание и тихое поскрипывание ботинок Дженнера. Он произнес: «Я бы отважился на это…»
Гилби повернул голову и посмотрел на Дженнера и Говерса. Прошло несколько секунд, после чего он сказал: «Я всегда делал высокие ставки… Позовите этого хирурга. Но только позовите сейчас же».
Полчаса спустя Говерс и я отправились на поиски Хорсли.
Тогда Хорсли жил и держал практику на Парк Стрит Гровенор Сквер, 80. Мы уже ехали по Парк-сквер, когда Говерс вдруг приказал остановить экипаж. Навстречу нам на велосипеде – с высокой посадкой, какие только начали появляться на улицах, – мчался молодой человек. По меркам того времени юноша ехал очень быстро, и я ни секунды не сомневался, что это и был Хорсли. Какому еще лондонскому врачу с определенным статусом пришло бы в голову сесть на такой велосипед! Когда Говерс склонился из экипажа и с присущим сухим достоинством знаком подозвал быстро приближающегося человека, я начал думать, что ошибся.
