Владимир Лучосин - Человек должен жить
— Выскочило… Сейчас вспомню… Ах, да!.. Можно мне самому подписывать рецепты и разные направления?
— Конечно, конечно! Безусловно! Но как вы могли забыть такой простой вопрос?
Я ужасно покраснел. А она спросила:
— У вас там опять девица? — Она сделала паузу. Я молчал. — И опять не хочет себя показывать? — Екатерина Ивановна улыбнулась, уверенная, что попала в точку.
— Что вы! У меня мужчина сорока пяти лет.
Мне хотелось подойти к столу, найти карточку Венеры и посмотреть ее адрес и место учебы или работы. Но как? Любовь Ивановна так подозрительно на меня смотрела, будто наверняка догадывалась, что творится со мною. Я подошел к столу и спросил:
— До которого часа будем принимать?
— Официально до семи… а вообще, пока не примем всех. А вы что, спешите куда-нибудь?
— Нет, просто так. Чтобы знать.
Я поспешил в свой кабинет, написал больному рецепт, потом написал направление в рентгеновский кабинет и рассказал, что можно и чего нельзя есть. Он поблагодарил и вышел. Его фамилия была Краснов. Я запомнил эту фамилию. По истории мы учили — был такой царский генерал Краснов.
В этот вечер я принял еще семь больных. Хуже всего я знал рецептуру и частенько выходил из своего кабинета к Захарову, чтобы спросить у него. Не пойму, откуда он помнил рецепты. К Екатерине Ивановне я обращаться не хотел: и так, наверно, надоел ей. К Чуднову тоже идти было как-то неудобно, пусть он думает, что я и рецептуру знаю хорошо, — не хотелось подводить и себя и свой институт.
Около семи вечера принесли амбулаторную карту из кожного кабинета. Я прочел: «Петров Алексей Сидорович, двадцать три года, рабочий». Врач-дерматолог записал: «На голенях геморрагическая сыпь, боли в суставах. Очевидно, ревматизм. К терапевту на консультацию».
«Нашли терапевта, — подумал я. — Почему не повели больного к Екатерине Ивановне?»
— Кто у вас участковый врач? — спросил я.
— Орлова была, а теперь вы.
Я попросил показать ногу. Петров поднял штанину. В нижней трети голени виднелась ярко-красная сыпь. Пятнышки, словно веснушки, обсыпали голень спереди.
— Сыпь беспокоит? Чешется? Болит?
— Некрасиво! На пляж совестно идти. Поэтому и пришел.
— А боли в суставах тоже не беспокоят?
— Побаливают маленько, — ответил Петров, — но это чепуха, поболят да перестанут.
Я попросил Петрова раздеться до пояса и выслушал его сердце, шумов пока не было.
— Оденьтесь, пожалуйста, — сказал я, — хочу показать вас другому врачу. — Сказав это, я задумался над собственными словами: «Другому врачу». Выходит, я хвастаюсь. Он и в самом деле может подумать, что я врач. Но я не хотел его обманывать, это получилось само собой.
Я повел Петрова в десятый кабинет. Екатерина Ивановна осмотрела ногу, потом начала пальцем надавливать на нее. Сыпь не исчезала.
— Видите? — спросила она и посмотрела на меня не совсем обычно. — Мелкие кровоизлияния. Возьмите его в свою палату. Места у вас, кажется, есть.
— Хорошо, — сказал я. — Писать направление?
Она кивнула. Я написал, чтоб положили в мою палату. Екатерина Ивановна подписала и сказала, чтобы Петров сейчас же шел в больницу.
— Если не возражаете, мы подвезем вас на машине.
— На «Скорой помощи»? Что вы, доктор? Куры смеяться будут. Я вообще должен подумать, ложиться ли мне. Я чувствую себя прекрасно.
— Не советую вам задумываться над этим, товарищ. Вы немедленно должны лечь в больницу. Совет врача для больного человека — закон. Игорь Александрович, проводите товарища к машине. Любовь Ивановна, вы будете его сопровождать вплоть до палаты.
— Да вы что! Повезете как арестованного? Уж если так надо, я и сам дойду. Что же я, несознательный какой?
— Дайте мне честное слово, что через час будете в больнице, — сказала Екатерина Ивановна.
— Могу даже побожиться, если желаете.
— Через час позвоню в больницу. Смотрите, если вас там не окажется!
Петров ушел. Любовь. Ивановна направилась к двери, чтобы вызвать следующего больного. Екатерина Ивановна попросила пока не вызывать. Она смотрела на меня.
— Злокачественная форма ревматизма. Очень нехороший ревматизм у этого товарища. Игорь Александрович, не проморгайте. Я могу забыть — склероз. А вы забыть не имеете права. Договорились? Все.
Я возвратился в свой кабинет, взялся за работу. Сколько прошло времени, не знаю.
Принят последний человек. Я вышел на крыльцо. Гринин сидел на скамейке. Рядом стоял Захаров.
— Игорек вышел! — сказал Гринин и встал. — Игорек Александрович Пшенкин.
— Зачем коверкаешь мою фамилию? — спросил я.
— Ничуть, Игорек! Другой бы поблагодарил, что я нашел ему такую звонкую, видную фамилию. Да еще с окончанием на «ин». Гринин… Пшенкин… Импозантно! А то прозаическая Каша… Поменяй фамилию!
— И не подумаю! На твое «ин» мне наплевать.
— А зря… Не плюй в колодец… Моя фамилия еще прославит отечественную науку. Не веришь? Я придумаю операцию по пересадке носа от трупа. Многие желают иметь более правильный нос.
— Я твоей операцией не воспользуюсь. Не надейся.
— Да?
— Да! Мой нос не хуже твоего!
— Лично я против твоего носа ничего не имею. Ты с ним неотразим!
Чем бы его поддеть? В голову ничего не приходило.
Мы опоздали, в столовой ужинали больные. Нам пришлось ждать, пока освободится какой-нибудь столик.
Я зашел в свою палату: Петров лежал на светлом пикейном одеяле. Я сделал ему замечание. Он не шевельнулся.
— Целых пятнадцать минут лекцию ему читаем, не понимает человек, — сказал Руденко. — Говорит, что здоров. Насильно, мол, его послали в больницу. А мы говорим, что здоровых сюда не направляют.
Петров продолжал лежать, мало того, он еще и ногу на ногу положил и стал качать ею.
Я весь дрожал. Мне не приходилось еще встречаться с такими типами.
— Вы дежурного врача позовите, — посоветовал Белов.
Я вышел из палаты. По коридору мне навстречу шел Захаров.
— Ужин стынет, — сказал он.
— Не до ужина.
Он спросил, в чем дело, и я рассказал.
— Эх ты, парень, — улыбнулся Захаров и легонько поднял мой подбородок. Не знаю, почему Николаю стало так весело. Мы вошли в палату.
— Вот этот, — сказал я. — Фамилия Петров.
— Товарищ Петров, вы почему не подчиняетесь правилам внутреннего распорядка?
Петров смотрел в потолок. Захаров ждал с минуту. Потом:
— Встаньте, когда с вами разговаривают!
Не знаю, за кого принял Петров Захарова, наверно за дежурного врача, во всяком случае, он хотя и неохотно, но встал с кровати и начал поправлять покрывало.
— Нехорошо. — Захаров смотрел на Петрова. — Врачи к вам с открытой душой, а вы хулиганить вздумали. Да, Игорь Александрович, вот таких бы в какую-нибудь Америку на излечение. Там не только за койку — и за воздух палатный пришлось бы платить.
Ужин казался невкусным, я не съел и половины винегрета и лишь чай выпил с удовольствием.
Утром, едва вошел я в палату, Петров встретил меня словами:
— Зачем вы положили меня? Зачем? Положили, а лечение где? Ни одной таблетки не дали! Не доктора вы, а помощники смерти!
— Успокойтесь, — сказал я. — И не говорите глупостей. — Я хотел прикрикнуть на него, как прикрикнул вчера Захаров, но побоялся, что у меня так не получится и меня подымут на смех. Я сказал Петрову, что сейчас выясню, почему не давали ему порошков.
Чуднов сидел в ординаторской и что-то писал в истории болезни. Увидев меня, спросил, не отрываясь от писания:
— Как прошел вчерашний день в поликлинике? Меня вызывали в горком, и я не смог вчера вечером побеседовать с вами и с вашими товарищами.
Я рассказал лишь о поведении Петрова в поликлинике и здесь, в больнице.
— К сожалению, такие экземпляры еще попадаются, — сказал Чуднов. — Есть тут и частица вашей вины.
— Моей?
— Вашей. — Чуднов отвалился на жесткую спинку кресла.
Я ничего не понимал. Петров буянит, а я виноват?
— Сейчас вам будет ясно, Игорь Александрович. Дежурный врач обязан был назначить Петрову лечение, однако не назначил, я выясню почему. Но учтите: и вы не назначили.
— Я?
— Да, вы… Ведь у нас, Игорь Александрович, дежурят по больнице врачи всех специальностей: и окулист, и дерматолог, и невропатолог, и далее стоматолог — словом, все… за редким исключением. Вы направили больного в свое отделение, так извольте на обороте направления написать назначения. Наши дежурные сестры знают об этом и будут выполнять. — Чуднов нашел в стопке историю болезни Петрова, развернул ее и показал направление, написанное моею рукой. На обороте было пусто, ни слова. — Удивляюсь, — продолжал Чуднов, — почему Екатерина Ивановна и вам не подсказала и сама ничего не написала. Я скажу ей. У нас уже не первый год пишут назначения на направлениях. Конечно, не обязательно писать на обороте, можно внизу… Не секрет, Игорь Александрович, что терапевт знает внутренние болезни лучше, чем любой другой врач. А если в своей специальности вы знаете больше, так извольте написать. Вопросы?
