Григорий Померанц - Работа любви
И может быть, последнее, что я хотела бы добавить, это несколько посильных слов о Божьей Любви к нам. Я уже сравнивала ее с любовью вырезанного сыном материнского сердца. Это так, но так он любит наши бессмертные души. Что же касается смертных тел наших, то Он просто делит с нами все муки – не переставая спрашивать с нас, как с Себя Самого. Это суровая и мудрая любовь, которой мы должны быть достойны.
Не то нам важно, что на сцене,
Не ряд мгновенных изменений,
А то, что есть за сценой – там,
Откуда все диктует нам
Наш Режиссер. И я тогда лишь
Жива, когда смотрю в те дали,
В те жизнетворные просторы,
Где слышен голос Режиссера,
Стоящего на вечной тверди.
Нет, Он совсем не милосерден.
Он страшен, как сама гроза.
Он не осушит нам глаза
И не избавит нас от боли.
Но если мы сыграем роли
Свои, то Он предстанет нам.
И мы тогда очнемся там,
Где боли не было и нет
И Дух горит, как самоцвет,
И нам самим простор Вселенной
Открыт, как мировая сцена.
Григорий Померанц
«Вы боги»
Непривычные слова «вы боги» встречаются в Новом Завете один раз, в Евангелии от Иоанна (10, 34–36), перекликаясь с другой особенностью этого Евангелия, с непривычным употреблением множественного числа «дети Божии»:
«Тех же, кто Его принял, кто уверовал в Него, наделил Он правом быть детьми Божьими. Не от влечения плоти и не от воли человеческой, но от Бога они рождены». Подчеркиваю: они, а не только Он. Это хорошо согласуется с разъяснением Никодиму, недоумевавшему, как это можно родиться дважды: «плоть от плоти родится, и дух от духа».
Превосходство Христа над Его учениками выражено только в эпитетах; в разных переводах они разные, например: «Бога не видел никогда и никто, единородный Сын Божий, сущий в недрах Отчих, Он явил». Или «никто, никогда Бога не видел, но единственный, несравненный Сын, Бог, который у самого сердца Отца, открыл Его нам». Иисус достиг самого сердца Отца, становится единственным и несравненным. Но нет полного разрыва между Ним и другими детьми Божьими. Он выше других, но не рождением (все дети Божьи становятся детьми Божьими от Духа, не по плоти). Он выше по полноте обо́жения. Можно найти аналогию этому в учении об аватарах, воплощениях Вишну. Полных воплощений только два: Кришна и Рама. Они становятся полнотой Бога и оттесняют Вишну в культе своих адептов. Но есть еще множество неполных воплощений: так почитают Ганди и даже Неру. Каждый, кто вступает на путь обо́жения, становится участником в цепи аватар, воплощений. Вернувшись к христианскому языку – участником богочеловечества.
В споре с фарисеями Христос использует цитату из 81-го псалма, где речь идет скорее о земных богах, о князьях и вельможах. Так этот псалом понял Державин.
И вот восстал Господь, да судит
Властителей на сонме их.
Доколь, сказал он, суд ваш будет
Щадить неправедных и злых…
Екатерина II, видимо, не читавшая Псалтыри, была возмущена судом над царями, Державин насилу оправдался от обвинения в якобинстве. Вот текст по синодальному переводу:
Бог стал на сонме богов, среди богов произнес суд.
Доколь будете вы судить неправедно и оказывать
лицеприятие нечестивым?
………………………………………………………………..
Я сказал: вы боги, и сыны Всевышнего – все вы.
Но вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей.
Христос толкует псалом по-новому. «Не написано ли в законе вашем «Я сказал: Вы боги»? Если Он назвал богами тех, к которым было слово Божие, и не может нарушиться Писание, – Тому ли, Которого Отец освятил и послал в мир, вы говорите: «богохульствуешь», потому что Я сказал: «Я Сын Божий»? (Ин. 10, 34–36).
Тот, к кому было слово Божие, находится в благодати, делает первый шаг теозиса, встает на лестницу, где на вершине – Христос. Это может случиться с каждым. И Нил Синайский продолжает Давида Псалмопевца и Христа: «К каждому человеку надо подходить, как к богу после Бога».
Есть сходный догмат северного буддизма: «каждый человек по природе Будда, но не каждый это сознает». Или, в одной из сутр, учение о «зародыше просветленного». Это называется татхагатагарбха. Гарбха – зародыш, а татхагата – синоним Будды. Задача человека – растить заложенный в нем зародыш. В переводе на христианский язык, Царствие Божье внутри нас – но берется оно силою и достигается усилием. Оно в глубине сердца, в глубине глубин, и духовный путь – это нелегкий путь в собственную глубину. Родиться от духа – такое же трудное дело, как физические роды, и родовые муки редко бывают короткими. Рождение от духа надо выстрадать, не просто раскрыть глубину, где залив-сердце соединяется с океаническим сердцем. Серафим Саровский назвал это стяжанием Святого Духа. Мотовилов свидетельствовал, что внутренний свет, исходивший от святого, стал видимым наподобие Фаворского света. Слово «теозис» он, может быть, просто не знал. Но по сути то, что он назвал стяжанием Святого Духа, можно назвать и теозисом.
Подобные состояния достигались мистиками в Индии и в исламе. Всюду это вызывало недоумение законников. В исламе за подобные речи казнили, и суфии научились описывать состояние «шатх» обиняками, притчами. Я пересказывал уже притчу Джалаледдина Руми о путнике, который просит впустить его в хижину.
– Кто ты? – спрашивает хозяин.
– Я.
– Здесь нет места для двоих.
Наконец, после многих попыток путник на вопрос «Кто ты?» отвечает «Ты!» – и тогда он слышит: «Войди!»
В истории монотеизма сперва построена была стена между человеком и Богом. Без этого единый, незримый, непостижимый и вездесущий Бог опустился бы на уровень богов Греции или Египта. Затем пришел час пробить эту стену, и Христос стал дверью, прошел через стену и позвал других. Но он все время подчеркивал: Отец Мой более Меня, только Бог благ. Он говорил, что сядет одесную Славы, но не мыслил занять место Отца, как часто происходит в культе. Он чувствовал себя одновременно Сыном Божьим и Сыном человеческим: человеческим по плоти и Божьим по духу.
Мистики переживали время от времени состояние «шатх», состояние «ты пришел к тебе», «стяжание Святого Духа». Христос жил в этом состоянии. Но изредка и Он мог это состояние терять. В Гефсиманском саду Он был на грани богооставленности и на кресте воскликнул: «Зачем Ты оставил Меня?».
Впоследствии богословие создало новую стену между Христом, зачатым во плоти от Святого Духа, и святыми, рожденными женщиной, зачавшей от мужа. Христос этой стены не создавал. Он влек за собой, через себя, через пробитую дверь, своих учеников, делал их участниками второй ипостаси. И Рейсбрук, видимо, это понял, когда писал, что Второе пришествие совершается в душах святых, совершается в каждый век.
Называя Бога Отцом, Христос высказывал и неравенство Отца и Сына, и их родственную близость. Сын меньше Отца – но может причаститься Отцу, войти в его сердце, сесть одесную Славы. За словом «Отец» – огонь любви, творящей, хранящей все бренное, – и рушащей его, когда оно созреет для ломки. За словом Сын – творение, открывшее свое сердце Отцу до последней глубины, до того порога, за которым наше сердце и сердце вселенной нельзя разделить. Но никакой равночестности из Евангелия нельзя вывести. Она родилась в интуиции отцов церкви.
И все же, глядя на Троицу Рублева, я чувствую равночестность трех ликов. Как это объяснить? Может быть, интуиция мистиков вышла за пределы астрономии первых веков и угадала совокупность сынов Божьих в вечной жизни вселенной, в бесконечном пространстве и бесконечном времени, вечно отвечающих своей любовью на любовь Бога-творца. К этому очень близок Ангелус Силезиус, Силезский Вестник, поэт XVII в. По Шефлеру (такой была фамилия Силезского Вестника), ответная любовь тварей к Творцу входит в порядок вселенной, как хворост, который бросаешь, чтобы не погас костер. И люди, то есть твари, способные осознать первую заповедь, для того и созданы, чтобы поддерживать вселенский костер любви. И в людях – вездесущий Бог, раскрывающийся в их сердцах, осуществляет себя как вторую ипостась, дополняющую первую, творческую, и в этом круговороте любви Бог удерживает массы сотворенной материи от распада. В таком духе можно понять Иоанна Крестителя, сказавшего, что идущий после меня был прежде меня, то есть пришел из вечности, где непостижимым для нас образом вся совокупность обо́женных существ, рождающихся, страдающих и умирающих, собирается в один лик, где нет ничего отдельного: отдельной радости и отдельного страдания, отдельного Отца и Сына. К этому тяготеет и образ кричащего Бога Зинаиды Миркиной.
Этому сопротивляется сознание, делящее божественный круговорот любви на отдельные лики, подстановки, ипостаси на место каждого нового поворота божественной цельности, бесконечноликой цельности, не вмещающейся в наше расколотое сознание.
