Ирина Левонтина - Русский со словарем
Обзор книги Ирина Левонтина - Русский со словарем
Ирина Левонтина
Русский со словарем
Памяти моей мамы
Из слов Тургенева о русском языке все помнят, что язык наш «великий и могучий», но иногда забывают, что он еще и «правдивый и свободный». Об этом правдивом и свободном современном русском языке написана книга Ирины Левонтиной — известного ученого-лингвиста, автора словарей и блестящих научных статей. Ее веселые и яркие эссе о новых словах и необычных грамматических конструкциях, об ошибках и «проговорках» политиков и авторов рекламных текстов складываются как отдельные фрагменты мозаики в единую картину, наглядно демонстрирующую эволюцию языкового сознания современных россиян.
А. Д. Шмелев, доктор филологических наук, заведующий отделом культуры русской речи Института Русского Языка им. В. В. Виноградова РАНОт автора
Жизнь в эпоху перемен, кроме всех прочих ее особенностей и свойств, сопряжена с резкими и чувствительными изменениями в языке. И люди реагируют на эти языковые инновации весьма болезненно. Легко заметить, что в любой радио- или телепередаче, где говорят о языке или культуре, кто-нибудь обязательно начинает причитать: «Как мы стали говорить! Посмотрите, какое появилось ужасное слово такое-то! Зачем столько заимствований таких-то, когда есть хорошие слова такие-то? Мы их забываем, мы теряем духовность… Скоро мы вообще не сможем читать Пушкина без перевода!» Оно и понятно. Когда окружающая действительность стремительно и не всегда ко всеобщему удовольствию меняется, язык именно в силу своей стабильности остается один поддержкой и опорой, позволяет сохранять собственную идентичность и культурную преемственность. Поэтому когда еще и он оказывается переменчивым и пугающе незнакомым, люди нередко воспринимают это как утрату последнего прибежища и окончательный крах.
Между тем, оснований для таких панических настроений в общем-то нет. Язык — организм очень живой и живучий. Он чрезвычайно чувствителен и восприимчив, но ему не так-то просто что-нибудь навязать. Если в языке прижилось новое слово или новое значение старого слова, значит это зачем-то языку нужно: в нашем сознании, в культуре появился новый смысл, новое понятие, для которого недостает словесной оболочки. А если нет потребности в такой оболочке — как новое слово ни насаждай, язык его либо отторгнет, либо переосмыслит и вложит в него то содержание, которое ему нужно. Как сказал, правда несколько по другому поводу, замечательный поэт Лев Лосев:
Но главное — шумит словарь,
словарь шумит на перекрёстке…
Попробуем постоять на этом перекрестке и прислушаться к шуму словаря.
Эта книжка собралась лет за десять. Я начала сочинять короткие заметки о языке для радиопередачи «Грамотей», которую несколько лет вела на «Маяке» моя коллега и подруга Елена Шмелева. Потом мои популярные тексты публиковали старые «Итоги», «Еженедельный журнал», «Знамя», Polit.ru. Я и сейчас веду колонку о языке в газете «Троицкий вариант» и «Ворчалки о языке» в интернет-издании Stengazeta.net.
Новый русский лексикон
Великий вызов
Скандально прославившаяся журналистка Елена Трегубова — «кремлёвская диггерша» — так написала о Ельцине: «Просто был тем, кто неожиданно почувствовал этот великий ритм и дыхание времени, этот великий шанс и великий вызов. И — как мог постарался соответствовать этому вызову». Надо заметить, что до недавнего времени такое употребление слова вызов было для русского языка совершенно невозможным. Да и сейчас фраза Он почувствовал этот великий вызов и постарался соответствовать этому вызову звучит не вполне по-русски. Можно, однако, с большой степенью вероятности предположить, что освоение такого употребления — дело ближайшего будущего.
Это калька с английского challenge — одного из самых ярких английских слов, которого нет в русском языке — во всяком случае до недавнего времени не было. Буквально оно означает «вызов», однако имеет гораздо более широкое значение. Слово challenge описывает, в частности, следующую ситуацию. Человек берется за выполнение какой-то трудной задачи, на пределе или даже за пределами своих профессиональных или иных возможностей, и трудность задачи подстегивает его, заставляет превзойти самого себя. Восхитительна эмоциональная тональность этого слова: оно выражает эдакий веселый азарт и вкус к жизни. Почувствовав challenge, человек ощущает, как повышается количество адреналина в крови. Излишне говорить, сколь важно это понятие и это ощущение для всей американской цивилизации. По-русски человек не может, например, соглашаясь занять какую-то должность, воскликнуть, потирая руки: «Это для меня вызов!»
Ну, не будем пускаться по этому поводу в спекуляции, а вспомним лучше русское слово, в котором азарта не меньше, чем в английском challenge, — выразительное словцо слабо́. «А вот слабо́ тебе это сделать?» — подзуживаем мы собеседника. «Кому? Мне слабо́??? — заводится он, — А вот и не слабо́!» И действительно немедленно прыгает с крыши, выпивает бутылку водки, стоя на подоконнике и т. п. Такой нехитрый риторический прием, кстати, так и называется — брать на слабо́. Конечно, это слово выражает совершенно другую идею, чем слово challenge. В ответ на challenge человек повышает производительность труда, продвигается по службе, в то время как, доказывая, что ему не слабо́, человек может сделать то, чего он вовсе не хотел и не собирался делать. И пожалуй даже чем бессмысленнее действие, тем лучше.
Это по-дурацки удалое слабо́ — очень характерное и забавное словцо. Есть свое обаяние в бескорыстном желании проверить, на что ты способен, не достигая при этом никакой разумной цели — как в известном пассаже из «Москвы-Петушков»: «А ты мог бы: ночью, тихонько войти в парткабинет, снять штаны и выпить целый флакон чернил, а потом поставить флакон на место, одеть штаны и тихонько вернуться домой? ради любимой женщины? смог бы?..»
Однако то, что в русском языке нет слова challenge, в последнее время все больше ощущается как упущение. Оно все чаще и чаще оказывается нужным, когда люди говорят о своей или чьей-то еще жизненной позиции, отношении к профессии, карьере. И вот слово вызов, в котором раньше ничего такого экзистенциального не было, прямо на наших глазах расширяет свое значение. Так сказать, пытается соответствовать вызову эпохи.
Мне особенно нравятся две фразы в рекламе. В одном случае о новом пятновыводителе говорится: «И еще больший вызов — засохшая свекла». В другом рекламируется модель автомобиля: «Ваш ответ вызовам жизни!»
Этот пример очень показателен. Часто по поводу нового слова люди машут рукой: да это заимствование! Как будто это что-то объясняет. Вот слово вызов жило себе и столько лет абсолютно не собиралось калькировать данное значение слова challenge. Но вдруг собралось, и значение это моментально прижилось. Просто раньше оно было не нужно, а теперь понадобилось. Замечательно, как быстро люди привыкают к таким вещам. Я много раз сталкивалась с тем, что мне не верят, когда я говорю, что раньше не было выражений типа почувствовал великий вызов. «Как это не было? Да всегда так говорили! А как же иначе это сказать?» Да в том-то и дело, что раньше так не говорили и этого не говорили никак, потому что этого не думали. Как сказано у Цветаевой, «даже смысла такого нет!»
Правда, фраза про свеклу пока еще большинству людей кажется смешноватой. Но это ненадолго.
Тут вот что еще интересно. В последнее время для русского языка стало очень характерным использование слова проблема там, где раньше сказали бы просто неприятность. Теперь вместо плохая кожа скажут проблемная кожа. Такой позитивный взгляд на жизнь. Но вот когда я рассказывала об этом в «западной» аудитории, то несколько раз получала однотипную реакцию: «Ну надо же, а у нас теперь, наоборот, лучше не произносить слово problem, если не хочешь испортить себе карьеру. Теперь надо вместо problem говорить challenge». То есть, больше не стало проблем, а есть только вызовы. Это уже следующий этап — еще более лучезарный взгляд на жизнь, при котором даже неприятность рассматривается лишь как возможность проявить себя. В общем, как пел герой Ефремова в фильме «Айболит-66»: «Это очень хорошо, что сейчас нам плохо» — с полным, впрочем, осознанием того, что это лишь способ поддержать деморализованных малышей.
