Сергей Агарков - Сексуальность в цивилизации: социогенез сексуальности
Вопрос о супружеских изменах, или, точнее, о внебрачных связях, достаточно щепетильный для любого социума. Например, согласно последним опросам, 45% соотечественников из числа женатых мужчин в возрасте от 30 до 40 лет изменяли или могли бы изменить своим женам. У американцев в этой категории в 70-ых годах прошлого века эти тенденции выявлены у 33,3% опрошенных, поэтому говорить о повальной склонности мужчин к побочным связям нельзя. Согласно последним исследованиям в ряде демографических групп, боязнь заражения СПИДом привела к тому, что эти цифры к началу ХХI века упали на порядок. При всех равных условиях вероятность мужского адюльтера определяется незрелостью брака, попытками разрешить свои проблемы при помощи новых связей, необходимостью эфемерных побед над женщинами для поддержания неустойчивой самооценки, склонностью к алкогольной аддикции. освобождающей от ответственности за безалаберное поведение, возбуждением при принуждении партнерши к сексу.
Известно, что никому еще не удалось доказать исключительную необходимость перманентной моногамии. Наоборот, ее насильственное насаждение нанесло бы больше вреда, чем пользы высокой нравственности. Стремление к длительным отношениям, тем более к безальтернативному брачному союзу любящих друг друга мужчин и женщин сегодня воспринимается как некая маловероятная социальная утопия. Тем более, что всегда существовали альтернативные сексуальные союзы по ситуационному, временному, экономическому и прочим основаниям. Альтернативность моногамии наиболее рельефно воплощена в идее свободной любви. Обычно ею называют сексуальный союз, основанный на привязанности, личностной гармонии и духовном родстве, который де-факто заключается по обоюдному свободному решению сторон.
Не следует путать свободную любовь с внебрачными отношениями, промискуитетом или другими средствами ущемления законных интересов партнера. Эта форма единения любящих имплицитно присутствует в культурах многих народов. До XIX века в Японии была традиция, когда мужчина и женщина осуществляли соглашение сроком на 5 лет. Если оно устраивало обоих, то, в дальнейшем, спустя установленный срок, совместная жизнь продолжалась. Шопенгауэр предлагал узаконить тетрагамию, своеобразную форму союза, когда в течении жизни двое мужчин содержат одну молодую, а когда та увядает, то и вторую женщину. Он утверждал, что каждый мужчина нуждается во многих женщинах, и поэтому нет ничего справедливее, чем предоставить ему это право или даже обязанность заботится обо всех своих женах. Великий мыслитель прошлого, наверное, исходил из собственных наблюдений, когда мужчина «одну половину своей жизни развратничает, а другую ходит рогоносцем», а женщины становятся обманутыми обманщиками. Сегодня в эпоху тотальной феминизации общества, сами женщины определяют судьбу брака, исходя из собственных прерогатив. По образному выражению антрополога Хелен Фишер современная американская женщина успевает полностью разочароваться в ей же организованном браке и совершить в течение 2—3 лет своеобразный сексуальный цикл: «свадьба-охлаждение – измена – развод – новый роман».
Еще одна форма совместной жизни – «брак по совести», то есть сожительство. В этом случае мужчина и женщина просто провозглашают себя мужем и женой без церковного обряда и записи в актах гражданского состояния. Так было прежде, а сегодня в конце двадцатого – начале двадцать первого века в России количество подобных союзов возросло и ассоциируется с так называемыми гражданскими браками, хотя последние как раз и предусматривают обязательную регистрацию отношений. Внешне, по форме эти семьи неотличимы от традиционных, отсутствует лишь один атрибут – штамп в паспорте у мужа и жены о бракосочетании, который с возрастом становится все менее значимым. Хотя часть из таких семей распадается быстро, оставшиеся пары отличаются завидной прочностью и зрелостью отношений.
Другая типичная проблема многих браков, проявляющаяся в семейной жизни – уклонение от активной роли в половом воспитании детей по причине собственной некомпетентности в вопросах детской педагогики, особой деликатности темы, неумения к ней подойти в силу привычки замалчивать проблемы. Это замечено многими исследователями: К. Бушем, О. Лахнером, В. Н. Колбановским, Э. Г. Костяшкиным, И. С. Коном, В. И. Барским, Л. А. Богдановичем, А. Г. Хрипковой, А. Н. Шибаевым, И. Форманом, И. Хаасом и другими. В последние годы эта проблема приобрела актуальность из-за увеличения продолжительности периода между половым созреванием и возрастом вступления в брак.
Традиционная семья в аграрном обществе – это прежде всего экономическая ячейка. В условиях натурального хозяйства именно семья выполняла основную функцию по первичной организации экономической деятельности. человека. Голод в традиционном обществе не был редкостью, поэтому семья должна была, прежде всего, обеспечить выживание своих членов, а любовные и прочие чувства могли играть лишь второстепенную роль. Как следствие, личная жизнь находилась под жестким внешним контролем, добрачный секс не допускался. Экономическая эффективность традиционной семьи достигалась на основе единоначалия и жесткого подчинения главе семьи, жесткого распределения ролей, объединения в «экономической ячейке» трех поколений, включая взрослых братьев и сестер с их детьми, устойчивостью семьи, то есть нерасторжимостью брака. Отношение к детям в традиционной семье было чисто утилитарным. В крестьянской семье дети работали с раннего возраста и в периоды голода умирали первыми. Л. Н. Толстой писал в «Воскресении»: «Незамужняя женщина … рожала каждый год и, как это обычно делается по деревням, ребенка крестили, и потом мать не кормила нежеланно появившегося, не нужного и мешавшего работе ребенка, и он скоро умирал от голода». В начале XX века В. В. Вересаев записал поразительную народную поговорку: «Дай, господи, скотину с приплодцем, а деток с приморцем». По мнению известного демографа и социолога А. Вишневского в патриархальной семье на женщину смотрели прежде всего как на семейную работницу, способность работать нередко была главным критерием при выборе невесты. «Женский труд в крестьянской семье и хозяйстве ужасен, поистине ужасен, – писал Глеб Успенский. – Глубокого уважения достойна всякая крестьянская женщина, потому что эпитет „мученица“, право, не преувеличение почти ко всякой крестьянской женщине». В народном сознании было глубоко укоренено представление о безграничных правах родителей по отношению к детям и столь же безграничном долге детей по отношению к родителям. Даже в конце XIX века родителям принадлежало решающее слово, когда речь шла о женитьбе и замужестве детей.
В индустриальном обществе семья перестала выполнять экономическую функцию. Приток ресурсов в семью теперь стал зависеть от работы ее взрослых членов в сторонних организациях без видимой связи с семейными отношениями. В результате, во-первых, отпала экономическая необходимость жесткого регулирования семейных отношений. Многие традиции и обычаи, поддерживающие жесткую семейную конструкцию и имеющие моральное и религиозное обоснование, перестали быть экономически необходимы. Эти обычаи и традиции появились в результате естественного отбора: «выживали» те моральные принципы, которые наилучшим образом соответствовали примитивному уровню развития общества. С переходом на новый уровень этот естественный отбор перестал действовать. Как следствие, чувства людей вышли из под контроля родствеников и общества, и любовь стала личным делом людей. Браки стали заключаться не только из прагматических соображений, но прежде всего исходя из любви между мужчиной и женщиной. Во-вторых, отпала экономическая необходимость жить большими «традиционными» семьями. Получила распространение нуклеарная семья, т. е. семья, состоящая только из супругов и их детей. Следует отметить, что переход к нуклеарной семье многими воспринимался как катастрофа, как отход от традиций и падение нравов. В действительности семейные нравы улучшились: к примеру, физическое насилие в отношении жен и детей, считавшееся нормальным в традиционной семье, стало уходить в прошлое. В-третьих, отпала необходимость рожать много детей. В традиционном обществе дети были нужны прежде всего как рабочие руки в условиях очень высокой детской смертности. В индустриальном обществе, напротив, дети не только не способствовали увеличению семейного дохода, но стали требовать дополнительных средств на длительное обучение. И в условиях резкого снижения детской смертности рождаемость неизбежно снизилась даже в религиозных странах.
С переходом к постиндустриальному обществу меняется и семья. Во-первых, резко возрастает экономическая независимость женщины. Количество «чисто мужских» рабочих мест сокращается, а «универсальных» – растет. Это связано с развитием сферы услуг и автоматизацией производства. Во-вторых, рост экономической независимости женщин привел к уменьшению зависимости от мужчин и, как следствие, к сексуальному раскрепощению женщины. Таким образом, в постиндустриальном обществе институт брака постепенно теряет монополию на секс. Сначала был легитимизирован добрачный секс; в настоящее время идет активная легитимизация внебрачного секса через институт свингинга. Иными словами, если индустриальная семья раскрепостила чувства, то постиндустриальная делает тоже с сексуальной сферой. В-третьих, потеря мужчиной и женщиной жестко очерченных ролей подтачивает классическую концепцию брака, как союза мужчины и женщины. Обретение женщиной экономической независимости позволило массово появиться неполным семьям, а также временным семьям и гомосексуальным союзам.
