Юрий Шинкаренко - На палубе «Арго», или Поход за властью. Из новейшей истории жаргонного языка подростков
«Бабки, башки, башли, бумага, воздух, выбранная нами за точку отсчета «капуста», крупняк (большие деньги), слезы (малое их количество), лаванда, лавэ, ленинки (канувшие в лету купюры с изображением «Лукича»), фартинги, филки, фишки...» — вот только часть самых общих обозначений денежной массы. А еще — виртуозное разграничение по номиналам: «Декан, дэкан (10 рублей); екатеринка, катеринка (100 рублей); кесарь, косарь (1 тысяча); кожаный (металлический рубль); красная (тысячерублевая купюра); петровский, петрофан (5 рублей); пятикатка, пятикатник, пятихатка (5ОО рублей, т.е. пять «екатеринок»); рваный (1 рубль); стольник, стоха, стоша (100 рублей); тонна (тысяча); угол (25 «рваных», т.е. одна четвертая сотни); чир, чирик (10 рублей)...»
Суммы, о которых идет речь, по тем доинфляционным временам были значительными (об уровне цен нам напоминает частушка, рожденная в тот период: «Водка стоит ровно десять. Десять двадцать — колбаса...»). Но тем не менее эти суммы о б р а щ а л и с ь в подростковом быту. Откуда проистекает наша уверенность? Да хотя бы из особенностей сленга. Сленг, а подростковый — тем более, редко снисходит до отвлеченных понятий, до абстракции. Он конкретен. Он вызывается в обозначение лишь тогда, когда в этом обозначении есть п р а к т и ч е с к а я необходимость, бытовая нужда. Зашелестели в карманах наших «аргонавтов» тысячерублевки — зашелестело в речи и новое словечко: «красная»...
Впрочем, новизна большинства арготизмов относительна. На первых порах, едва отроческое люмпенство стало осознавать себя последователями уголовного мира, его своеобразными жрецами, языковые заимствования из воровской среды делались без разбору. По принципу незабвенного Плюшкина: в хозяйстве все сгодится... Лишь с определением собственной криминальной специализации подростки начали сортировку и переосмысление заимствованных арготизмов. Жаргонизм «воздух», к примеру, значил в свое время не что иное, как «взятку».* Но с ситуациями взяточничества наши «аргонавты» не сталкивались. Существительное же им приглянулось, ибо оказалось эмоциональным, наполнилось новой коннотацией (дополнительным значением): то, без чего нельзя дышать... Из видового слово стало родовым, обозначило деньги вообще. Оно сменило окраску. В нем уже не слышалось сожаления былых преступных поколений по поводу вышвырнутых на воздух (в качестве взятки) денег. В нем утверждалась незыблемость материальных ценностей, обрисовывалась жизнеобеспечивающая атмосфера... ( Чуть позже это значение, вложенное подростками в «воздух», будет подкреплено другим существительным — «дышки». Это слово широко загуляет в тинейджерской среде в начале 90-х и метафорически подтвердит сказанное нами... ДЫШКИ... Дыхание... Основа физического существования...)
Итак, деньги, как показывает сленг того времени, у наших «аргонавтов» завелись, деньги — не «слезные». Проследим их происхождение. А для этого вновь вернемся к одному из «корешков», вытянутому нами из жаргонной почвы, к пресловутой капусте. Второе значение этого слова: простак, простодыра.
Насколько подобный тип людей значим для наших «аргонавтов», можно судить по синонимическому расширению, связанному с «простодырами»:
«Бык, бычина, бычье (как правило — о маргиналах, выходцах из деревень); братья приезжие (о тех, кто «приехал», т. е. остался должником, проигрался в карты, шире — о всех неудачниках); дойная корова; крест; лох (самое, пожалуй, распространенное определение, заимствовано из уголовной речи, по крайней мере, словарь «Блатная музыка», составленный еще в НКВД,** его фиксирует; все же производные от «лоха», перечисленные ниже, — вклад современных творцов арго), лохобрей, лоховоз (как правило о новичках в каком-либо деле, например, в «фарце»), лохушка (о простофилях-девушках), лошина, лошок; ЧМО, ЧМОшник (этимология: из армейского — аббревиатура от «часть материального обеспечения»); чухан.»
С представителями этой неискушенной, наивной, слабохарактерной человеческой породы наших «аргонавтов» связывали весьма недвусмысленные отношения. Лучше всего они выражены в подростковых идиомах: доить, бомбить, стричь лохов. Это значит: выколачивать из них деньги. В каких-то городах и поселках подобная стрижка выглядела до примитивного просто. Толпа гопников (хулиганов) окружала свою жертву и: «Эй, пацан, гони рубль!» Не то — в мегаполисе, последние годы донашивающем имя увертливого революционера Якова Свердлова... Здешняя элита люмпен-отрочества — «пингвинята» — оказалась куда как изощреннее, чем их провинциальные собратья. «Пингвинята» не только переняли от взрослых кумиров-катал способы быстрого обогащения, но и ввели в преступный оборот свои фирменные... Чтобы представить некоторые из этих способов-уловок, и заимствованных, и оригинальных, нам придется востребовать третье значение неувядаемой сленговой «капусты». Оно таково: колода карт.
Картежное мошенничество — это, без преувеличения, искусство. Оно требует не только ловкости рук, но и определенной остроты ума, долгих выверок, каждодневной тренировки с колодой игральных карт. Самые «талантливые» представители люмпенства осваивали шулерскую науку, попутно обогащая свой язык специфическими терминами:
«ВРЕЗКА — способ тасования колоды, когда она делится на две части, и каждая карта из одной части перемежается картой из другой. Способы врезки: «веером»; «эфиопская» — карты из разных частей колоды складываются «вальтом»; «крутая» — когда карты врезаны многократным и большим числом способов;
ВЫКУПИТЬ — раскрыть намерения шулера, поймать его на мошенничестве;
ДОЛЬЩИК — напарник, игрок в доле;
ДОЛЯ СЛАДКАЯ — вид долевого участия в картежной игре, при котором дольщику в случае удачи партнера причитается половина выигрыша, а при проигрыше участия в оплате долга он не принимает;
ИСПОЛНЕНИЕ — мухлеж при раздаче колоды, сложенной нужным игроку образом. Варианты исполнения: «одна в одну» — если врезать карты пять раз «одна в одну», они вернутся в исходное, заранее продуманное положение; «лягушка» или «вольт» — исполнение, при котором передергивается лишь верхняя карта;
ИСПОЛНИТЕЛЬСКАЯ ИГРА — собственно игра, при которой выигрыш обеспечен умением передернуть колоду при раздаче;
КОЦКА — метка на картах. Типы коцек: «на боку» — на ребре колоды делается запил, например, на одной масти; «на лоха» — цветная, фабричная, т.к. в некоторых колодах «рубашки» черных и красных мастей различимы для внимательного взгляда;
МАЯК — человек, стоящий за спиной игрока и подающий условные сигналы его сопернику;
СКРИПКА — «закоцанная» (помеченная) определенным образом колода карт...»
Наивно думать, что вся эта лексика картежногго мошенничества (а мы привели здесь самую малость ее) враз стала достоянием уральских подростков. Нет, конечно. Даже «пингвинята» осваивали ее с трудом и на первых порах для «работы» с лохами использовали более простые приемчики. Могли, например, «поймать кого-либо на базаре». Подходили к незнакомцу-сверстнику, совершали несложный ритуал, деморализуя его (попросту запугивали и оскорбляли свою жертву, используя устоявшиеся «наезды»), а потом спрашивали: «Решишь задачку?!» Когда прижатый к стенке подросток подписывался (т.е. соглашался), ему объявлялись условия задачи, у которой заведомо не было точного решения («Сколько миллиметров от нас до Москвы?»). И требовали денег за неправильный ответ. «За что деньги?» — вопрошал изумленный «математик». Ему поясняли: «Мы договаривались, что ты решишь ЗА ДАЧКУ. Ты не решил. Поэтому тебе никакой ДАЧКИ не положено, а вот ты нам должен». — и называли сумму «контрибуции», которой облагалось, по сути, трепетное отношение подростка к разного рода условностям, его уровень сознания, склонного во всех явлениях (а в словесных — особенно) видеть магическую изнанку.
Подобный промысел, связанный собственно с жаргоном, распространен, пожалуй, лишь в подростковой среде. О нем свидетельствуют сообщения «криминальных хроник», такие, как эта, например: «Девять квартирных краж совершил учащийся одной из екатеринбургских школ. На последней его неожиданно застал вернувшийся домой хозяин. Недолго думая, школьник ударил хозяина по голове монтировкой, но потерпевший оказался крепким орешком: он догнал преступника у Кировского универсама. В ходе дознания установлено, что на скользкую дорожку квартирных краж парень пошел под давлением лиц, которым «задолжал» десять тысяч рублей, проиграв на игре слов». (Тревожная хроника. «Уральский рабочий». 1991, 29 октября.) «Проиграв на игре слов...» — думаю, так будет заканчиваться еще не одна оперативная информация...
Словесная эквилибристика, фразы «с двойным» дном вовсю использовались и собственно в катальных сеансах. Простаку предлагалось сыграть в карты «на просто так». Когда картежная игра была «сделана», проигравшему простодыре пояснялось: «На просто так» — это играть «на сто рублей». И объявлялись сроки, в которые нужно вернуть долг. Другой фразой-ловушкой служил вопрос: «Покатим?» Неискушенный игрок воспринимал этот вопрос как обычное приглашение к началу картежного ристалища. Мол, поехали, стартуем... Но произнесенный с самой невинной интонацией вопрос таил в себе нечто другое: уговор сыграть «по кате, екатерине», то есть с первоначальной ставкой в те же сто рублей.
