Владимир Петрухин - Загробный мир. Мифы о загробном мире
На первый взгляд, смысл похорон в кургане ясен: шведы не хотели, чтобы Фрейр после смерти покидал их страну и отправлялся на небо в Асгард вслед за Одином, и не стали его сжигать. Он должен был оставаться гарантом мира и урожая на земле. Курган и напоминал собой жилище конунга: он был с дверью и окнами, куда стекалась дань.
Такие курганы были известны в Скандинавии в последние века язычества — в эпоху викингов. Под их насыпями устраивали просторные погребальные камеры, с полом и потолком, кухонной утварью и оружием, то есть всем, что было необходимо для «жизни» умершего. Но там же оказывались и взнузданные кони. Например, легендарный конунг Дан Гордый велел похоронить себя под курганом во всех своих бранных доспехах вместе со своим конем, но одновременно он следовал и завету Одина.
Более того, в королевских курганах Норвегии, где были похоронены родственники Харальда Прекрасноволосого, в том числе в Гокстаде, где высится курган Олава Гейрстадальва, жилищем умершего становился не дом-могила, а… погребальный корабль. Целые ладьи (в более скромных погребениях это были небольшие лодки) содержали все необходимое для жизни: котлы прямо на котельных цепях, чтобы привешивать их над очагами, пиршественная посуда, вооружение. Самый знаменитый из таких кораблей — украшенная замечательной резьбой ладья из Осеберга — принадлежал не воину-конунгу, а королеве. Название кургана сохранило имя этой норвежской правительницы IX века. Ее звали Аса, или Оса, она была матерью конунга Хальвдана Черного и бабкой Харальда.
Благодаря тому что насыпь кургана состояла из плотной глины, дерево и другие вещи, помещенные в погребение, сохранились и были извлечены при археологических раскопках. Чего только не было в этой роскошной погребальной ладье! Но прежде всего следует упомянуть деревянную палатку на корме, такую же, какую видел Ибн Фадлан на корабле русского вождя (правда, тот корабль был сожжен). Даже ковер с многофигурной композицией — изображением ритуальной процессии — украшал это загробное жилище. Но более всего поражает обилие транспортных средств. Помимо самой ладьи, там были еще колесница и сани, украшенные богатой резьбой. Королева не одна обитала в своем загробном жилище, с ней была служанка. Асе необходим был королевский гардероб, и среди погребальных даров нашли даже лишнюю пару обуви: это напоминает быт богини Фригг, которую сопровождала ее служанка богиня Фулла, носившая за ней ларец с украшениями и обувь.
Мы знаем, что богини не уступали самому Одину в праве распоряжаться в загробных чертогах: не только Фригг, супруга Одина, но и Фрейя была хозяйкой собственного царства мертвых. В одной из саг хозяйка исландского хутора собирается после смерти к Фрейе: видимо, богиня принимала у себя не только павших воинов, но и добродетельных хозяек, недаром ее имя значило «госпожа».
Королева Аса едва ли собиралась к Фрейе: резьба на ее погребальной повозке передает сцену, связанную с культом Одина, там изображен герой, погибающий в змеином рву. Мы еще вспомним об этом герое, когда речь пойдет о кладе нифлунгов-нибелунгов. Пока что мы не можем точно сказать, что должна была делать погребенная с такой пышностью королева в загробном мире: жить в комфортно обставленной ладье под курганом или отправляться в дальнее странствие на тот свет.
Чем глубже мы проникаем в смысл скандинавских мифов и культов, тем яснее становится, что над ними задумывались и сами скандинавы-язычники.
Баллада о мертвом женихе и век викингов
Романтический сюжет европейских баллад о преданной невесте, которая ждет ушедшего в поход жениха, пока за ней не является призрак и едва не уносит деву в могилу, восходит к древним временам. Тогда считалось, что жены следуют за мужьями на тот свет. «Хвали жен на костре», — советует Один в своих речах, донесенных «Старшей Эддой». Считалось, что преданность женщины можно проверить только после смерти.
В одной из героических песен «Старшей Эдды» — «Второй песни о Хельги Убийце Хундинга» — рассказывается о преданности жены этого героя Вёльсунга, брата Сигурда. Вся жизнь Хельги была посвящена деяниям, достойным Вальхаллы, и само имя значит «священный», «посвященный». Этот конунг-викинг совершил много боевых подвигов, в которых ему помогала валькирия Сигрун, дочь конунга Хёгни. Среди жертв его боевой ярости оказался и отец Сигрун. Узнав об этом, Сигрун стала оплакивать родичей, а Хельги принялся утешать деву: такова судьба, велящая ей стать валькирией Хильд для своих родичей. (Хильд — та самая валькирия, из-за которой длится битва между ее отцом, также зовущимся Хёгни, и возлюбленным Хедином.) На это Сигрун отвечает Хельги, что мечтала бы оживить всех убитых и потом оказаться в его объятьях.
Имя Хильд стало нарицательным в эпической и скальдической поэзии. Сама битва в скальдических стихах описывается как брак с Хильд: глава войска разламывает кольцо, чтобы вручить ей свадебный дар. Возлюбленная Хедина готовит брачное ложе для шлемоносцев… Но это ложе — поле боя! Любителям русской словесности хорошо известна эта метафора. В «Слове о полку Игореве» битва с половцами на реке Каяле описывается как брачный пир: на нем не хватило кровавого вина, но храбрые русичи закончили пир — напоили сватов и сами полегли за Русскую землю. Русская героическая песнь исторически точна: половцы действительно были сватами русских, русские князья женились на половецких ханшах. Но сравнение битвы со свадебным пиром не просто поэтическая метафора, особенно в героическое, эпическое, время. Избранник валькирии — это эйнхерий, он получал ее любовь в воинском рае. Брак с валькирией — это смерть в бою.
Брак в народной культуре всегда уподоблялся смерти: недаром причитания невесты были сродни похоронной причети. Для родоплеменного общества это уподобление было не столько поэтическим, сколько буквальным: невеста должна была отправляться в чужой род, а это было все равно, что отправиться в иной мир. Сватовство было подобно вызову на бой. В эддической песни героическое сватовство Хельги привело к гибели родичей Сигрун.
Неудивительно, что скандинаву в его рождении на свет, браке и смерти покровительствовали одни и те же девы судьбы — дисы, норны и валькирии.
В эддической песни волшебство было уже недоступно эпической героине. Сигрун не могла воскресить родичей, но и не изменила избранному ею герою: она стала его женой и родила ему сыновей. Однако Хельги не суждено было дожить до старости.
Брат Сигрун Даг приносил жертвы Одину, чтобы тот помог ему отмстить за отца. Один дал жертвователю свое волшебное копье. Даг встретил Хельги у рощи под названием Фьётурлюнд, что значит «роща оков». Тацит говорит о такой роще как о священной у германского племени семнонов: туда нельзя было входить без оков. В этой священной роще Даг пронзил Хельги копьем — принес его в жертву Одину. Потом он пошел ко двору сестры и рассказал ей о случившемся.
Эта эпическая песнь отражает драму распадающегося и погибающего рода. Сигрун проклинает родного брата за убийство мужа, насылая на него традиционное заклятье: пусть он погибнет от собственного оружия! Даг отвечает, что не он виною такой судьбе — виноват Один, сеятель раздоров.
Хельги тем временем хоронят под курганом, и он отправляется в Вальхаллу. В песни говорится, что Один предложил потомку Вёльсунгу править вместе с ним. Тогда Хельги велит своему врагу и убийце отца Хундингу (само имя Хундинг имеет уничижительное значение — «собака»), который пал в битве с Хельги, но также пребывает в Вальхалле, омыть ноги эйнхериям, развести огонь, привязать собак и даже дать пойло свиньям (рабская работа!), а затем лишь думать об отдыхе.
Мы видим, что победитель в Вальхалле оказывается в праве помыкать побежденными, как своими слугами. Но эти загробные почести уже не приносят счастья эпическому герою.
Однажды служанка Сигрун шла на закате мимо кургана Хельги и увидела, как конунг с дружиной подъезжает к кургану. Она спросила, не настал ли конец света, — ведь мертвые скачут туда, куда им не дано возвратиться. Конунг отвечает, что конец света еще не настал, и хоть загробная дружина шпорит коней, ей не дано возвратиться домой.
Служанка рассказывает хозяйке, что раскрылся курган и Хельги вернулся. Он просит осушить его кровавые раны. Преданная Сигрун спешит к кургану. Ее радость — радость валькирии: она так счастлива видеть мужа, как соколы Одина (то есть вороны) радуются, увидев еще теплые трупы убитых. Она просит Хельги снять кольчугу, но в объятиях Сигрун оказывается мертвец: его волосы покрыл иней, тело — смертная роса, руки холодны, как лед. Мертвый конунг напоминает, что Сигрун сама повинна в том, что Хельги «обрызган горя росою»: ведь он пал в распрях с ее родичами. Мертвый герой не велит запевать горестных песен, ведь с ним в кургане пребудет теперь знатная дева, «диса воинов».
