Эрик Дэвис - Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху
Когда к концу XIX века географический фронтир закрылся, Америка оказалась перед необходимостью сублимировать свое влечение к диким землям. В массовой культуре XX века сакральная тяга Запада к свободе, самостоятельности и широким открытым пространствам заразила всех, начиная с бойскаутов и кончая NASA и экологическим движением. Но самым влиятельным разносчиком мифа о фронтире стал Голливуд, который поставил производство вестернов на поток, штампуя их с поражающей воображение скоростью в течение более полувека. На сновидческой материи целлулоида запечатлен высший американский архетип свободного индивидуума: ковбой, отчаянный гибрид рыцаря, короля Артура и аскетического кочевника, который стоит по ту сторону социальных законов, чтобы приручить дикость внутри и снаружи себя, и который, таким образом, испытывает чувство свободы и самопознания, недоступное пониманию общества, для которого он прокладывает путь.
В 1980-х, когда бывший голливудский ковбой поселился в Овальном кабинете, фигура ковбоя снова появилась на фоне уже совсем другого ландшафта: в бестелесном «пространстве» компьютерной сети. Когда Уильям Гибсон решил назвать своих жокеев киберпространства «ковбоями» в романе 1984 года «Нейромант», он предвосхитил психологическую инерцию, которая будет подпитывать реальную культуру раннего этапа истории киберпространства, культуру, которая в то время, когда была написана книга, еще пребывала в стадии отшельников и трапперов. Даже к началу 1990-х Интернет все еще был местом, где не действуют законы, и беззаботная экспериментирующая анархия его социальных структур, технических триумфов и еретических дискуссий (то же самое происходило и в родственной системе BBS) сейчас уже стала чрезмерно раздутой легендой. Конечно, компьютерная сеть абстрактных потоков данных, построенная на основе операционной системы UNIX, сетевых протоколов и т. п., едва ли может вообще считаться настоящим «пространством». Но пространственные метафоры возникали с неизбежностью, придав технологии образное измерение, которое парадоксально сделало ее более реальной. Возможно, первым человеком, который использовал термин киберпространство, по отношению к реальным цифровым сетям был цифровой гуру Джон Перри Барлоу, автор текстов группы Grateful Dead и завсегдатай WELL, легендарной BBS Залива. Бывший фермер из Вайоминга, Барлоу сыграл важную роль в пропаганде одного из первых и самых важных мифических образов, украшающих концепцию киберпространства, — фронтира. Хотя последующее расширение «цифрового фронтира» всего лишь увеличило количество ленивых журналистов и прозелитов Сети, все же можно проследить судьбу самого образа вплоть до корней американского воображения, с его изначальным отождествлением дикости и свободы. В кругу независимо мыслящих, в основном белых американцев мужского пола, исследующих технические и социальные возможности объединенных в сеть компьютеров (не говоря уже о флэшбэках золотой лихорадки, охватывающих и без того цветущую компьютерную индустрию Залива), метафора «цифрового фронтира» всплыла из глубин технологического подсознания Америки с предсказуемостью ковбойской дуэли, назначенной на полдень.
Сегодня, когда пустынные окраины двоичного кода уступили место неоновым деловым проспектам WWW, метафора фронтира отзывается пустотой копилки Роя Роджерса.[27] Тем не менее в образе цифрового фронтира больше правды, чем полагали даже его первые энтузиасты. Западный фронтир был, конечно же, не утопией самоопределения, а опасным перекрестком конфликтующих сил, которые отражали отчаянное противоречие между индивидуализмом самоопределения и необходимостью создания общества, состоящего из пестрого сброда без какой бы то ни было общей истории. Тревога и желание, рожденные в этой бесконечной борьбе, продолжающей определять сознание американца, помогли создать систему взаимного отчуждения, которая просто приводит киберотшельников в экстаз и объясняет непрекращающиеся и зачастую сентиментальные дискуссии о виртуальном сообществе. Один из наиболее впечатляющих аспектов WELL, электронной таверны, где впервые зашел разговор о фронтире, заключался в том, что BBS состояли из группы упрямых, свободомыслящих одиночек, которые наслаждались чувством пребывания в группе, хотя и невиданного ранее качества.
Образ киберпространства как фронтира звучит правдоподобно еще и потому, что этот миф включает в себя и свои сумерки упадка и исчезновение. В угрюмых и меланхоличных вестернах, которые Голливуд начал снимать в 1950-1960-х годах, Дикий Запад всегда изображен на своем закате, его бунтари принесены в жертву двигателю прогресса, его равнины вспаханы и огорожены. Киберпространство лишь повторило этот путь: на диких территориях, открытых пионерами, возникли социальные и политические структуры. К началу 1990-х годов гордых цифровых ковбоев и хакеров-изгоев 1980-х принялись разыскивать пинкертоны и шерифы, а банкиры, законники, учительницы воскресных школ и новички с AOL принялись за обустройство главного проспекта Америки. Коммуникационные конгломераты принялись делить Сеть, подобно гангстерским боссам, а бизнес-сайты, государственные службы и домашние странички абонентов протянули колючую проволоку файерволов и ограниченного доступа через некогда свободное ранчо равнины.
К сожалению, сегодня лишь кучка сетевых пассионариев активно сопротивляется коммерциализации и приватизации киберпространства. Но вмешательство правительственных архонтов продолжает вызывать бури протеста, особенно в США. Для того чтобы сохранить прерии Сети от государственного контроля, Барлоу и другие компьютерные головы основали «Фонд электронного фронтира» (EFF), хорошо финансируемую адвокатскую коллегию, занятую сопротивлением цензуре, защитой цифровых прав и проблемой сетевой криптографии. Обосновавшись рядом с правительственными кабинетами, EFF смягчил свою политику, но тем не менее он участвовал в настоящей битве против Акта о благопристойности коммуникаций, печально знаменитой попытке правительства подвергнуть киберпространство цензуре, предпринятой в 1996 году. Забавно, что многие сетевики полагают, что EFF расшифровывается как «Фонд электронной свободы». Это смешение свободы и фронтира — симптом чисто американского убеждения, о котором я говорил выше: убеждения, что свобода тождественна естеству или, скорее, «я» в естественном окружении, неподконтрольному государству и социально-историческим требованиям.
В применении к Интернету это убеждение достигло своего риторического апогея в «Декларации независимости киберпространства» Барлоу. Барлоу издал эту диатрибу, получившую широкое хождение в Сети в феврале 1996 года, когда правительства США, Германии и Сингапура попытались наложить различные ограничения на растущую цифровую культуру. Написанный с типичными для Барлоу вдохновением и размахом штата Вайоминг, этот текст перекликается с темами, рассматриваемыми в этой книге, — природой, самоопределением, гностическим развоплощением, бескрайней Америкой сознания и т. д., поэтому его стоит детально процитировать здесь:
Правительства Индустриального Мира, усталые гиганты из плоти и стали! Я явился из Киберпространства, нового дома Сознания. Ради будущего я прошу вас, принадлежащих прошлому, оставить пас в покое. Вас здесь не ждут. Вы не имеете власти над местом, где мы обретаемся.
У нас нет избранного правительства, и мы не собираемся терпеть его и в будущем, так что я обращаюсь к вам с уважением, не большим, чем то, с которым к вам обращалась бы сама Свобода. Я провозглашаю, что мировое социальное пространство, которое мы строим, от рождения независимо от бремени тирании, которое вы хотите возложить на нас… Киберпространство лежит вне ваших границ. Не думайте, что это вы строите его, ибо это общественный проект. Вы не можете сделать этого. Это акт самой природы, и киберпространство произрастает в результате коллективного действия90.
У Барлоу киберпространство становится одновременно и территорией, и «актом природы». Эта мифологическая концепция позволяет ему видеть Интернет как технологическое возвращение к безграничному (но населенному) континенту, который встретил первых колонистов. Утвердив эту виртуальную почву в качестве основания, Барлоу затем убеждает надутых плохих парней из правительства в том, насколько неестественной в действительности является цифровая среда:
Киберпространство состоит из обмена данными, взаимодействий и самих мыслей, расположенных подобно стоячей волне в паутине наших коммуникаций. Наш мир — мир, который находится в одно и то же время всюду и нигде, но тела живут не в нем… Ваши правовые концепции собственности, самовыражения, идентичности, передвижения и контекста неприменимы к нам. Они основаны на материи. А здесь нет материи92.
