Владимир Келер - Друг на все времена
«Поразительно, что цветы до сих пор продаются и покупаются в этом городе (Петрограде. – В. К.), где большинство оставшихся жителей почти умирает с голоду и вряд ли у кого-нибудь найдется втором костюм или смена изношенного и залатанного белья».
«Как это ни парадоксально, русское драматическое и оперное искусство прошло невредимым сквозь все бури и потрясения и живо по сей день. Оказалось, что в Петрограде каждый день дается свыше сорока представлений, примерно то же самое мы нашли и в Москве»...
«В Доме литературы и искусств мы слышали кое-какие жалобы на нужду и лишения, но ученые молчали об этом. Все они страстно желают получить научную литературу; знания им дороже хлеба».
«В этой непостижимой России, воюющей, холодной, голодной, испытывающей бесконечные лишения, осуществляется литературное начинание, немыслимое сейчас в богатой Англии и богатой Америке... Духовная пища английских и американских масс становится все более скудной и низкопробной, и это нисколько не трогает тех, от кого это зависит. Большевистское правительство стоит на большой высоте. В умирающей от голода России сотни людей работают над переводами; книги, переведенные ими, печатаются и смогут дать новой России такое знакомство с мировой литературой, какое недоступно ни одному другому народу».
«Коммунисты же, что бы о них ни говорили,– это люди идеи, и можно не сомневаться, что они будут за свои идеи бороться. Сегодня коммунисты морально стоят выше всех своих противников...»
Как возникает подвиг? Что к нему ведет?
Во всяком подвиге есть две стороны: внешняя и внутренняя, то есть самый подвиг (его вершина, исполнение) и подготовка к нему (моральное созревание подвига).
Подвиг – минута, звездная минута человека. В сущности, высшая его награда. Подготовка к подвигу – вся жизнь.
Обычно воспевают подвиг. Должно быть, это правильно. Он виден всем и он воспитателен. Он будит лучшие чувства в других.
Но начинается все не со столь очевидного. Подвигу обычно предшествует – пусть потаенная – звездная жизнь. Как плод не вырастает на засохшей ветке, так героизм не озаряет жалкую душонку.
А коли так, то у чего учиться, спрашивается, лучше?
У подвига, то есть у момента, или у жизни, породившей подвиг?
Думаю, у жизни.
У жизни надо учиться еще и потому, что далеко не всякая по-настоящему звездная жизнь (и тем способная многому доброму научить) озаряется звездными минутами.
Мне вспоминается судьба одного инженера, захваченного в годы войны врагами. Эсэсовцы требовали от него, чтобы он стал предателем. Его пытали, мучили в лагерях. Убили его жену, мать, сестру, брата, которые также оказались у врагов. И все же он не сдался и даже чудом выжил.
– Это подвиг: выжить в таких условиях,– заметил мой товарищ, когда нам рассказали историю инженера.
– Выжить не подвиг, выдержать – подвиг,– возразил рассказчик.
Вот – мужественная жизнь! А вроде бы даже и сделано «не было ничего».
Впрочем, данный подвиг в том и заключался: выдержать, не сделав низости, не совершив предательства.
Звездная жизнь
...Люди умные и энергичные борются до конца, а люди пустые и никуда не годные подчиняются без малейшей борьбы всем мелким случайностям своего бессмысленного существования.
Д. И. Писарев[46]Посвятим эту главу примерам из жизни выдающихся ученых, сохранивших, несмотря ни на что, верность избранному пути, своим идеям, своим жизненным принципам.
Возьмем примеры исторические. Они, так сказать, «отстоялись», видны отчетливее, более поучительны.
Образцом терпения и самоотверженности во имя научных целей является многолетняя деятельность знаменитого французского энтомолога (специалиста по насекомым) Жан-Анри Фабра.
Почти без всяких средств (выходец из крайне бедной семьи, он жил на грошовое жалованье сельского учителя), Фабр отдавал все свое свободное время любимому занятию. Лишь на склоне лет он приобрел широкую известность, когда вышли десять томов его «Энтомологических воспоминаний» – результат пятидесятилетних наблюдений. Это полное драматизма произведение – вклад в науку и художественную литературу одновременно. Оно заслужило высокую оценку самых выдающихся людей. Дарвин называл Фабра «несравненным наблюдателем», а бельгийский писатель Метерлинк – «Гомером насекомых».
Впечатляющей, наглядно показавшей значение выдержки и самообладания была история поисков супругами Вальтером и Идой Ноддак элемента № 75 Менделеевской таблицы, названного затем рением.
Рений чрезвычайно рассеянный и очень редкий элемент земной породы. Его запасы незначительно отличаются от запасов радия, но искать рений еще труднее, потому что он не выдает себя такими свойствами, как радиоактивность.
Супруги Ноддак претерпели много неудач. Впоследствии они писали об этом так:
«Когда принято решение искать неизвестный элемент, то обычно приступают к работе со свежими силами и надеждами. Исследуются все мыслимые вещества. Тысячи раз видят себя близкими к цели. Так случалось со многими, так случилось и с нами... Прошло много времени, прежде чем мы поняли, что открытие новых элементов не может быть даром счастливого часа, счастливой удачей».
И отказавшись от надежды на «счастливую удачу», Вальтер и Ида Ноддак совершили примерно тот же путь, что до них проделала другая супружеская чета – Мария и Пьер Кюри. Ноддаки взяли руду и стали ее медленно обогащать – отбрасывать балластные массы.
Лишь в самом конце исследования в рентгеновском спектре последнего остатка химического анализа среди других линий вдруг появились еле заметные линии рения.
Цель была достигнута ценой невероятного терпения и величайшей самоотверженности.
Замечательный пример самоотверженного служения науке – вся жизнь выдающегося советского биолога и географа Николая Ивановича Вавилова. Немного было на земле людей, которые за сравнительно небольшое время совершили бы столько мировых научных открытий, как Вавилов.
О жизни и научных достижениях Николая Ивановича стоит поговорить подробнее.
Известен случай, когда один ученый, потрясенный работоспособностью Вавилова, спросил его:
– Но когда вы находите время для личной жизни?
– Для личной жизни? – переспросил Николай Иванович. – А разве наука для меня не личная жизнь?
Родился он 25 ноября 1887 года в Москве. В семнадцать лет окончил Коммерческое училище и стал студентом Петровской (ныне Тимирязевской) сельскохозяйственной академии. Блестяще окончив ее в 1911 году, был оставлен на кафедре частного земледелия у своего любимого учителя, замечательного агрохимика и биолога Д. Н. Прянишникова. Настанет время, и академик Прянишников скажет: «Николаи Иванович – гений, и мы не сознаем этого только потому, что он наш современник».
Всего за несколько недель до Октябрьской революции Вавилов был избран профессором Саратовского университета. В 1921 году его переводят в Пегроград и вскоре направляют в США на Международный конгресс по сельскому хозяйству. Здесь он создает Советское бюро по интродукции ценных растений (интродукция – введение в какую-либо страну растений из области с иными климатическими условиями).
Николай Иванович посещает крупнейшие биологические и агрономические институты Америки, Англии, Франции, Германии, Швеции и Голландии. Привозит домой не только массу важных научных сведений, но и семена многих сортов сельскохозяйственных растений, в которых так тогда нуждалась голодающая страна. Домой возвращается невероятно обносившийся: почти все свои командировочные истратил на продовольственные посылки сотрудницам-матерям. Только одна мать разгневана и не старается этого скрыть при встрече: Александра Михайловна, мать самого Вавилова.
– Позор! – кипятится она. – А еще профессор! И не стыдно тебе так разъезжать по европам: одна нога в салфетке, другая в чулке! Не говори, что не хватило денег! Выкроил бы из одной посылки, если бы захотел...
В 1923 году Николая Ивановича Вавилова избирают членом-корреспондентом Академии наук СССР. А еще год спустя назначают директором Всесоюзного института прикладной ботаники и новых культур в Ленинграде.
В 1926 году он был удостоен одной из первых Ленинских премий.
Академиком Вавилов стал в сорок два года.
Николай Иванович был великим мастером обобщений. Ни одно явление природы не вставало перед ним изолированно от остального. Он собирал массу фактов и постоянно стремился обнажить с их помощью взаимопроникающие и всесвязывающие нити.
Не удивительно, что обобщающие выводы Вавилова брались на вооружение учеными разных специальностей.
Имя Николая Ивановича чаще связывают с агрономией и растениеводством. Но вот академик Борис Львович Астауров, крупнейший специалист по генетике животных и искусственной регуляции (созданию «по заказу») пола, часто ссылался на Вавилова, как на своего учителя. Когда Астаурова спросили как-то, что дали идеи Н. И. Вавилова его работам, в частности, он ответил:
