Антон Нестеров - Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века
«Портрет с Пеликаном» Хилльярда (ил. 25) представляет нам королеву одетой в платье из красного бархата, богато отделанное жемчугом и драгоценными камнями. Своеобразным центром портрета является подвеска с Пеликаном, висящая на груди у Елизаветы. Уже сочетание этого украшения и платья достаточно символично: дело в том, что красный традиционно считался солярным, пеликан же, как мы уже говорили, считался «лунным атрибутом». С другой стороны, как мы помним, Пеликан выступал символом Христа, а кровь Пеликана ассоциировалась как с Крестной жертвой, так и со Святыми Дарами. Тем самым сочетание красного наряда[269] и подвески призвано было подчеркнуть духовную роль королевы как главы реформированной англиканской церкви. Акцентировано это и парой спелых ягод черешни, заложенных за правым ухом Елизаветы – в той же «символической азбуке» вишня или красная черешня символизировали кровь или Святые Дары[270] (на этом, в частности, строилось символическое «прочтение» многих натюрмортов[271]).
На хилльярдовском «Портрете с Фениксом» (ил. 26) мы видим королеву в тяжелом темном платье с белой отделкой и золотым шитьем с вкраплениями жемчуга. И темный цвет платья, и жемчуг отделки, и золотое шитье напоминают о мифологии Дианы/Цинтии – лунной богини чистоты, устойчиво связанной с образом Елизаветы. На шее королевы – массивное ожерелье из рубинов и жемчуга, рисунок которого воспроизводит алые розы – знак династии Тюдоров. Это ожерелье досталось Елизавете от отца, Генриха VIII, и известно, что она особо ценила унаследованные с его стороны драгоценности. Тем самым портрет настойчиво подчеркивает преемственность политики Генриха и Елизаветы. Алую розу Елизавета держит также и в руке. На груди королевы мы видим подвеску – искусно сделанного из драгоценностей алого Феникса, восстающего из пламени. Этот Феникс как бы свидетельствует: отец и политика отца возрождаются в его дочери. Правление Елизаветы отмечено той же славой и блеском, что и царствование Генриха. С другой стороны, здесь мы видим то же слияние «лунных» и «солнечных» мотивов, что и в «Портрете с Пеликаном». Но в отличие от последнего, «Портрет с Фениксом» подчеркивает светскую, политическую ипостась Елизаветы – и ее «брачный союз с Англией» (учитывая, что Феникс, как и Пеликан, был символом чистоты).
Geffrey Whitney. Choice of emblems. London, 1586
«Антипапистская риторика» особым образом акцентирована в изображении Елизаветы I, появляющемся на фронтисписе книги оксфордского философа Джона Кейса «Sphaerae Civitatis», изданной в 1588 г. в Лондоне. Кейс попытался построить политическую теорию, опирающуюся на моральную философию Аристотеля и способную стать альтернативой тем взглядам, что были изложены в «Государе» Макиавелли и приобретали все большую популярность. Патронами Кейса были лорд-хранитель Королевской печати сэр Томас Эджертон,[272] и фаворит Елизаветы, лорд-канцлер сэр Кристофер Хэттон – так что, по сути, Кейс выполнял правительственный заказ: Елизавета и ее двор были крайне заинтересованы в том, чтобы подчеркнуть, насколько политика протестантской Англии отлична от «папистской», проникнутой порчей макиавеллиевского цинизма, политики континентальной Европы. «Sphaerae Civitatis» была посвящена сэру Кристоферу Хэттону и само это посвящение указывало на особый статус этого трактата. Трактат открывался гравюрой, изображавшей семь планетарных сфер, с которыми соотносились семь моральных качеств, а Елизавета была представлена как Перводвигатель, приводящий эти сферы в движение.
Джон Кейс. Вселенная гражданства. Оксфорд, 1588. (Sphaera Civitatis, authore magistro lohanne Caso Oxoniensi… Oxford, 1588)
К гравюре давалось следующее пояснение:
«Сколь хорошо государственное устройство соответствует устройству небес, и как оно соразмерно созвездиям, свидетельствует, одно за многих, наше государство. Видишь Светила, что вращаются своими путями, и СПРАВЕДЛИВОСТЬ – неизменный центр нашего мира, – которая удерживает в равновесии причины? Видишь семь планет, бороздящих, широкие пространства, и каждая из них – управитель своей сферы? ПЛОДОРОДИЕ – это Луна, а КРАСНОРЕЧИЕ царства – Меркурий, Венера может быть МИЛОСЕРДИЕМ монарха. Равное солнцу Благочестие разлито среди звезд. СИЛА ДУХА дышит Марсом в справедливых бранях. Предусмотрительное БЛАГОРАЗУМИЕ, рожденное Юпитером, подражает отцу, а ВЕЛИЧИЕ, внушающее почтительный страх, <подражает> Сатурну. Таковы важнейшие светила, озаряющие наши пределы, но должно прибавить к ним и восьмую сферу, блистающую неподвижными, яркими и непохожими звездами, – ее называют порой «небом звезд». Для бриттов звездное Небо есть ЗВЕЗДНАЯ ПАЛАТА, укрепленная благочестивыми Советами, хранимая множеством Благородных, что несут суровые обязанности королевской службы и вершат великие дела. И над всеми ними та сфера, имя которой – Перводвигатель, – она удерживает их и всех их объемлет. Ты, ДЕВА, могущественная КОРОЛЕВА, ПЕРВОДВИГАТЕЛЬ, ЕЛИЗАВЕТА, ты влечешь за собой усилия всего народа. Ты смиряешь противящиеся умы и мятежные помыслы и вовлекаешь великое в НЕПРЕСТАННОЕ свое движение» (Пер. с лат. И. Ковалевой).
Мы видим, что, по Кейсу, государство Англия устроено как малое подобие Большого Мироздания, а Елизавета играет в нем ту же роль, что Творец-Перводвигатель – во Вселенной. Представление о том, что монарх есть наместник Бога на земле, в условиях протестантской Англии, где король был одновременно и главой церкви, приобрело дополнительное измерение. Полемическую интенцию гравюры, открывающей «Sphaerae civitatis» Кейса мы можем оценить, если сравним ее с хорошо известным современникам Кейса и растиражированным множеством английских и немецких астрологических альманахов той эпохи изображением Бога, направляющего движение небесных сфер, и гравюрой из трактата итальянца Сигизмондо Фанти «Триумф Фортуны» (Sigismondo Fanti. Triompho di Fortuna. Venicia, 1526) на которой власть над миром отдана Папе.
А. Дюрер. Бог, направляющий движение небесных сфер. Гравюра на дереве. 1515
По сути, символика гравюры, открывающей трактат Кейса, чрезвычайно близка символике «Портрета с Пеликаном» и «Портрета с Фениксом».
Феникс присутствует и на памятной медали, отлитой в 1574 г. к 21 годовщине коронации Елизаветы.
Сигизмундо Фанти. Триумф Фортуны. Венеция, 1526. Фронтиспис
На ее аверсе помещался портрет Елизаветы, окруженный надписью, которая выражает скорбь о том, что добродетель и краса Елизаветы не продлятся вечно. На реверсе – Феникс, воскресающий из пламени; над ним – увенчанная короной монограмма Елизаветы, а вокруг – надпись о том, что англичане будут сокрушены скорбью, ибо их Феникс не восстанет после смерти из пепла[273] (очень похожий медальон с надписью «UNICA PHOENIX» (ФЕНИКС, КОТОРОЙ НЕТ ПОДОБНЫХ) был отчеканен и в 1603 г. в память похорон королевы[274]). Заметим, что эта надпись, как и надпись на елизаветинских монетах – «SOLA PHOENIX», перекликается с девизом, избранным для себя Елизаветой: «Semper eadem» – «Всегда та же».
Неизвестный мастер. Памятная медаль. 1514 г. Аверс и реверс. Британский музей, Лондон
Таким образом, Феникс как атрибут королевы аккумулирует в себе обширное символическое поле, связанное с легитимизацией власти Елизаветы как законной наследницы и продолжательницы политики Генриха VIII, духовной главы Церкви и своего народа, «королевы-девственницы», связанной нерушимыми узами со своим государством и обеспечивающей его процветание своей чистотой и готовностью к самопожертвованию. В контексте царствования Елизаветы «Феникс» и «Королева» воспринимались как синонимы (ил. 28).
В царствование Иакова Феникс использовался в политической пропаганде только при торжественном въезде Иакова I в Лондон в марте 1604 г. Новый король, коронованный несколько месяцев назад, во многом оставался в ту пору загадкой для подданных: он был выходцем из далекой Шотландии, и то немногое, что о нем знали наверняка – он был глубоко увлечен теологией, и поэтому в ход был пущен весь арсенал символических средств, который был под рукой у авторов торжеств. «Сценарий» для торжественной церемонии было поручено написать драматургам Бену Джонсону и Томасу Деккеру сооружение многочисленных триумфальных арок, через которые должен был проезжать король – архитектору Стивену Харрисону а художественное оформление церемонии – Иниго Джонсу.
У городских ворот королевскую процессию должны были встретить скачущие бок о бок св. Георгий (символизирующий Англию) и св. Андрей (олицетворяющий Шотландию), а Гений Города – возгласить о том, что Лондон, эта Новая Троя, удостоилась посещения прямого потомка легендарного Трояна Брута, несущего ей мир и процветание. Вперед выступал актер, изображающий аллегорию Мира, и провозглашал:
