Роберт Уилсон - Иштар Восходящая
Американские женщины сдались и сдали грудь на милость победителю. Вильгельм Райх в Анализе характера, Фредерик Перлс в Подробно о гештальт-терапии, Александр Лоуэн в Измене телу и Уильям Шутц в Вот идет кто-то описывали пациентов, отказавшихся от какой-то части своего тела для избежания болезненного конфликта между биологическими потребностями и социальным лицемерием. «Подавление» груди в 20-е годы определенно соотносимо с гистерэктомией (удалением матки), распространенной в 1930-е; врачи тогда находили множество причин (сейчас все они признаны несостоятельными), чтобы удалить матку, после чего женщина никогда больше не могла бы иметь детей. В 1940-е годы, сообщая о женщинах, достигших зрелости в основном в те десятилетия, Кинси выяснил, что две из пяти неспособны достичь оргазма до двух лет после начала регулярной половой жизни. Возможно, что эти симптомы лишь часть той платы, которую вынуждено платить общество за мучительный переход от стыдливых викторианских нравов к современной «распущенной» этике. В таком случае, многие странности в нашем поведении вполне могут быть признаны доказательством того, что нам еще далеко до здоровой и адекватной сексуальности.
Надо сказать, что скрытие груди свидетельствует о присутствии рядом враждебной анальной ментальности, например в средневековье, когда это возвестило начало эпохи массовой истерии и охоты на ведьм. Генрих Тэйлор в книге Секс в истории откровенно называет Европу того периода «смесью дурдома и скотобойни». Кульминацией 1920-х стало признание безработными одиннадцати миллионов человек и заявление правительства вместе с руководителями крупных корпораций, что ничего они сделать не могут, а эти «ленивые оборванцы» пусть лучше упорнее ищут работу. Секс-символом десятилетия метко была названа Теда Бара, тоже вполне себе плоскогрудая красавица, чье имя, как утверждалось, было анаграммой Арабской смерти[8]. Ее также называли «Вамп», сокращенно от «вампир».
А тем временем подрастало первое поколение детей без грудного вскармливания. Стеклянные или пластиковые бутылки с резиновой соской сунули им в рот, чтобы хоть как-то спасти от голодной смерти (мы можем только гадать, что стало с их душой, однако Фрэнк Заппа, рок-вокалист и композитор, очень удачно назвал таких подросших младенцев «пластиковыми людьми»). Строчка из «Выпускника», популярного фильма 1960-х — «Пластики, Бен, Пластики!» относится к тому же поколению. Строчка эта быстро стала частью разговорной речи, и только немногие прикладывали этот образ к лишенным груди младенцам). Женская грудь, таким образом, была изгнана из Соединенных Штатов вместе с легальной выпивкой. «Нормально» — самое частое слово того времени; сейчас считается, что ввел его в оборот президент Уоррен Гамалиил Гардинг («Гамалиил Каменная Голова», по меткому выражению Менкена) и обозначило оно целую культуру. «Нормально» включало «дела как всегда», все на своих местах, презрение к компромиссным (т. е. оральным) мерам, в промышленности его представляли «эффективные эксперты», призванные уничтожить остатки естественных человеческих ритмов и отношений в стремлении унифицировать все, что только можно, сделать из человека бездумную машину, живущую в такт пустому тиканью безжалостного механизма системы.
Именно так: часы и вообще постоянная озабоченность временем — это верные признаки анальной личности, следуя за теорией Фрейда. Отец Время — старик с косой, под которую мы все рано или поздно попадем, олицетворяет собой карающего бога-отца, который в римской мифологии представлен образом Кроноса, убивающего и пожирающего своих собственных детей. Анальная личность, приученная еще в детстве справлять все свои нужды по графику, переносит эту привычку и во взрослую жизнь, стремясь делать все дела вовремя.
Такая причуда, как кормление грудничков по определенному расписанию, появилась еще в 1920-е годы. Сторонники этого метода, напрямую внедрявшего особенности анального темперамента в оральную стадию, настаивали на том, что детей нужно кормить в одно и то же время каждый день, не важно, насколько они голодны, как громко кричат, и что их матери инстинктивно чувствуют свою вину, слыша беспомощные возмущенные вопли. Дети, лишенные в принципе чувства времени и какой бы то ни было предсказуемости, конечно, думали всякий раз (насколько они вообще способны были думать), что предлагаемую пищу все больше урезают и их в конце концов оставят голодать. В итоге эта очередная садистская доктрина, под которую подогнали авторитетные научные «обоснования» (вроде запрета мастурбации в викторианскую эпоху, когда считали, что балующийся этим невинным занятием мальчик непременно свихнется, или антимарихуановой кампании позднее), была полностью свернута из-за массовых протестов матерей. Хотя современные психиатры и педиатры тоже в большинстве своем осуждают этот метод, он был придуман не какими-то отсталыми дикарями в джунглях (как женское обрезание, например); нет, все это происходило почти рядом, в 1920-30-е годы в цивилизованной Америке. Впоследствии же эти детки выросли, и сейчас это 50–60 — летние наши сограждане, нервные и подозрительные. Один писатель этого же возраста, очень талантливый, как-то рассказывал мне об опыте собственного психоанализа: по его словам, он почти весь состоял из раскапывания тех следов, которые оставило в его личности плановое кормление в детстве. Женщин он тоже недолюбливает еще с того времени. Моя знакомая тоже прошла через это испытание, и она рассказывала мне, что смогла простить свою мать, когда, роясь в семейной библиотеке, обнаружила, что все их медицинские книги были рекомендованы как исключительно научно подтвержденные и современные. Сейчас она ненавидит врачей и предпочитает растить своих детей, руководствуясь только интуицией и любовью.
Очевидно, что и уплощение груди специальными бюстгальтерами, и тонкий «мальчишеский» облик, и замена материнской груди бутылочкой, и расцвет пресловутой «эффективности», и то, что Гарри Трумэн позже назвал «первобытным консерватизмом» в промышленности, и закат наших привычных радикальных традиций типа популизма, триумф пуританской и реакционной религиозности в вопросах наложения вето на законы и запрета преподавания теории эволюции в школах, садистские тенденции как следствие искусственного вскармливания, внезапное возрождение Ку-Клукс-Клана (который в 1920-е был более силен, чем когда-либо, с 1870-х), атмосфера настоящей охоты на ведьм, связанная с так называемыми Palmer Raids («Рейдами Палмера»), когда в фольклорных обществах периодически происходили массовые аресты, если местные патриоты не находили вокруг настоящих социалистов, то отыгрывались на них), а также позднее признание в ложных обвинениях против Тома Муни, известного борца за права рабочих, и сфабрикованное дело Сакко и Ванцетти — всё это четкие индикаторы колебания в сторону того, что Генрих Тэйлор назвал «патристской» ориентацией, а фрейдисты именуют «анальностью». Тот факт, что параллельно шло улучшение статуса женщины в обществе (в противоположность патриархально-матриархальному графику, который дан на странице 88), должен напомнить нам, что ни один период не вписывается точно в научные обобщенные гипотезы, а, так как история склонна повторяться, то повторяются и различия. Как бы то ни было, этот промежуток времени вполне входит в заданную Тэйлором схему, как и крупные эпохи Средневековья, римского имперского периода и другие. Как хиппи со своими косячками в 1960-е, убежденные любители бесплатной выпивки Фрэнсиса Скотта Фитцджеральда отнюдь не были лицом эпохи, они, скорее, восставали против нее.
Я не настолько знаком с социологией, чтобы наверняка утверждать причинность многих вещей, что что-то вызывается тем-то и тем-то. Существующая тенденция в социальных науках, тем не менее, отказывается от простых причинно-следственных связей в пользу кластеров, которые кажутся взаимосвязанными, типа тех, что привел я. Вопросы вроде «Привела ли плоская грудь к появлению эффективных трудоголиков» либо «Были ли эти эффективные эксперты причиной появления плоской груди?» или «Был ли запрет причиной избегания теории эволюции?» и т. д. сродни древнему как мир спору о первичности курицы или яйца. В любом случае, существующая множественность (слово, придуманное историком Крэйном Бринтоном в качестве оппозиции слову «единство») социальных наук, не дает нам повода ждать ответов, пока какой-нибудь мощный прорыв не подведет под более научный базис разрозненное поле человеческих исследований. В то же время мы должны заметить, что наличие этих культурных кластеров или конфигураций становится общепризнанным фактом, как бы сильно не разнились интерпретации.
Лео Фробениус, немецкий антрополог, тот самый, что открыл для Пикассо африканское искусство и африканскую поэзию Эзре Паунду, взглянув как-то на глиняный горшок, произнес: «Если мы будем искать там, где было найдено это, мы найдем следы культуры со следующими семью чертами». Он перечислил эти черты; выводы его подтвердились полностью после проведенных в тех местах раскопок. Но это никакое не колдовство: Фробениус, основатель культурной морфологии, исходил из принципа, что племя, создавшее горшок такого типа, создаст и религию, и экономическую систему, и техники рыбной ловли и охоты, и сексуальную этику, демонстрирующие единую предрасположенность и внимание к определенным деталям.
