История Первой мировой войны - Оськин Максим Викторович
Например, в 1904 году капитан 2-го ранга Н. Л. Кладо, пользовавшийся репутацией «ученого» моряка, выполняя определенный заказ соответствующих сил, выпустил в свет серию статей, в которых призывал отправить на Дальний Восток все устаревшие корабли Балтийского флота, влив их в состав 2-й Тихоокеанской эскадры вице-адмирала З. П. Рожественского. Такие корабли только ослабили силу эскадры и вдобавок стали трофеями японцев в Цусиме. Однако же материалы контр-адмирала Фелькерзама, одного из младших флагманов 2-й Тихоокеанской эскадры, посланные в Санкт-Петербург и опровергавшие истерические статьи Кладо, не были опубликованы ввиду отклонения под различными благовидными предлогами.
С другой стороны, как справедливо указывают современные ученые, «поддержав в общем и целом войну, российское общество было вправе рассчитывать хотя бы на некоторую либерализацию правительственного курса». Но вскоре «стало ясно, что конструктивного взаимодействия власти и общественности в России явно не получается». Действительно, ведь власти даже не пожелали обсуждать сравнительно умеренных требований, выдвинутых в 1915 году Прогрессивным блоком, за которым стояли те промышленные магнаты, что должны были оказать государству решающую помощь в деле производства вооружения и боеприпасов для фронта. Ученые говорят: «Компромиссная по своему характеру, программа Прогрессивного блока сводилась к требованиям создания министерства доверия и проведению ряда реформ… Однако эта умеренная программа была отвергнута правительством, которое рассматривало либеральную оппозицию в качестве своего чуть ли не основного врага, с которым не желало иметь никаких конструктивных отношений» [267]. В ходе движения к поставленной цели оппозиция стремилась всячески дискредитировать властные полномочия императора. В этом случае оспаривалось право монарха на назначение министров, что логически вело к замене дуалистической монархии (страной правит монарх при действующем парламенте) конституционной монархией (монарх царствует, но не правит).
«Министерство доверия» – это правительство, ответственное перед Государственной думой и составленное по преимуществу из ее членов. Иными словами, император должен был передать власть, как минимум внутри страны, тем политиканам (Львов, Гучков, Милюков и проч.), что после Февральской революции уже спустя полтора-два месяца были выброшены со своих постов. Некомпетентные лица, только и умевшие, что хаять тех, кто реально работал в правительстве, не стесняясь заявляли о своих властных амбициях.
Ясно, что ответственность за провалы по-прежнему лежала бы на царизме и лично императоре, зато все достижения были бы приписаны либеральным буржуа, что прекрасно сознавалось царем, несшим ответственность за империю. А. Ф. Смирнов справедливо указывает, что «Император не считал возможным увеличить влияние “общественности” на ход государственных дел, вручить ее представителям державный руль. Его личное общение с думскими деятелями, претендентами на министерские посты, убеждало его в том, что в русском обществе пока отсутствуют силы и лица, которым историческая власть имела бы полное право передоверить судьбу России. Это его убеждение трудно в исторической перспективе оспорить…».
В эмиграции большинство деятелей российского либерализма, оценивая Великую русскую революцию, признали правоту к тому времени уже расстрелянного императора. Трагедия же государственного механизма заключалась в том, что, к сожалению, «и в ближайшем окружении Императора было аналогичное положение, второго Столыпина и там не оказалось» [268]. Но одно дело – некомпетентность сама по себе и иное – при царе, олицетворяющем собой историческую власть. Удивительно, что можно всерьез трактовать вероятное создание так называемого министерства доверия в качестве благоприятной альтернативы в сравнении с царским правительством – именно так можно трактовать тезисы «умеренная программа» и «конструктивные отношения».
В чем заключалась основная причина данного подхода государственной власти страны к взаимодействию с общественностью? Прежде всего, это – взаимное недоверие, явно проявившееся в период Первой русской революции 1905-1907 годов и только лишь усугубившееся в послереволюционный период. Кардинальное расхождение в методах, целях и перспективах модернизации страны объективно разводило власть и оппозицию «по разные стороны баррикад».
Тупое упрямство бюрократии, не желавшей поступиться даже и в малом, наряду с прогрессирующим радикализмом буржуазии в отношении пути дальнейшего реформирования особенно усилились после гибели в 1911 году П. А. Столыпина. Все царское окружение во главе с самим императором словно бы забыло, кто остановил революционный террор, сбил волну крестьянских выступлений и сумел умиротворить страну. С этого момента к руководству державой приходят те консервативные элементы, что считали даже ультраосторожную столыпинскую модернизацию чуть ли не революционным сдвигом.
Во-вторых, такая крайняя в смысле устойчивости внутреннего положения международная ситуация, как мировая война, потребовала от власти и общества «переключения» всех своих усилий на нужды войны. И если 1914 год ознаменовался видимостью сотрудничества, то 1915 год дал понять, что внутренняя борьба, скрыто тлеющая под спудом внешнеполитических проблем, продолжается. Неудачи на фронте потребовали от императора Николая II отдавать львиную долю своей энергии именно войне (впрочем, армия и являлась любимым детищем царя в чисто даже психологическом смысле).
Соответственно бразды правления в тылу постепенно должны были перейти к доверенному лицу императора. Премьер-министр И. Г. Горемыкин претендовать на такой пост ни в коем случае не мог. Энергичного и преданного, но склонного к поискам соглашения с оппозицией министра земледелия А. В. Кривошеина царь побаивался. Прочие министры представляли собой куда более мелкие величины.
Начавшаяся со второй половины 1915 года «министерская чехарда», вызванная тщетными потугами режима найти поддержку в среде высшей бюрократии, отчетливо показала степень разложения государственного механизма. Неудивительно, что «перед лицом некомпетентности, которую продемонстрировала государственная администрация в ходе войны, оппозиция думских депутатов правительству снова стала почти всеобщей. А это был монархический парламент, выбранный в соответствии с избирательными законами, которые обеспечивали подавляющее преимущество консервативным помещикам». Т. Шанин верно подметил, что «к 1915 году консервативная IV Дума выступала таким же единым фронтом против политики правительства, как и революционная II Дума в 1907 году» [269].
В целом с началом мировой войны, когда потребовалось объединение бюрократической властной вертикали с либеральными буржуазными кругами, ориентировавшимися на Государственную думу и стремившимися к оппозиционным настроениям и давлению на императора, между этими двумя группами сложился союз поневоле, который, однако, стремительно эволюционировал в «брак по расчету». С.В. Куликов пишет: «Союз этот являлся равным образом и следствием и причиной коллективной переориентации лояльности высокопоставленных сановников с особы монарха на народное представительство». А. В. Кривошеин стоял во главе «парламентаристов» в среде высшей бюрократии, считавших целесообразным пойти на «министерство доверия» как «мягкую форму парламентаризма» [270]. Соответственно, император, не желавший идти на уступки в военное время вообще и не намеревавшийся впредь до упрочения в России принципов представительной демократии преобразовывать дуалистическую монархию, которой Россия стала в 1906 году, в парламентарную, не мог сделать ставку на А. В. Кривошеина.
Таким человеком, всецело пользовавшимся доверием императора Николая II, стала его супруга – императрица Александра Федоровна. Этот выбор был крайне неудачен, поскольку даже вне зависимости от личных качеств императрицы она не пользовалась ни уважением, ни хотя бы любовью ни внутри придворного круга, ни в среде высшей бюрократии, ни тем более у либеральной оппозиции. Чувствуя это, Александра Федоровна, уже в силу склада своего характера, прибегла к помощи некомпетентных «друзей» и явных авантюристов, проникавших ко двору через этих «друзей», в первую голову посредством влияния Г. Е. Распутина.
