История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Затем Его Величество изволил прочесть следующую торжественную декларацию:

«Перед лицом Всемогущего Господа, уповая на Его покровительство и благословение, я обещаю, что буду всеми силами защищать и поддерживать истинную реформированную протестантскую веру, установленную в Церкви Англии; и в этой вере, клянусь благодатью Божией, я буду жить и умру.

Я желаю, чтобы существующие законы всегда были мерилом моего правления и чтобы свободу и собственность подданных они защищали так же строго, как и мои справедливые права. И если Богу будет угодно, благословив эту армию, которую я принужден был призвать ради своей защиты, спасти меня от нынешнего мятежа, то я клятвенно и торжественно обещаю перед Богом сохранить свободу и справедливые привилегии Парламента и править, насколько это будет в моих силах, в согласии с общеизвестными статутами королевства и прежде всего — свято соблюдать законы, утвержденные мною в настоящем Парламенте. Но если военные обстоятельства, а также крайность и величайшая нужда, до которых доведен я ныне, вынудят меня как-либо преступить закон, то я уповаю, что Бог и люди поставят это в вину истинным зачинщикам войны, но не мне, который сделал все, чтобы сохранить в королевстве мир.

Если же я по собственной вине не исполню обещанного, то уже не буду ожидать ни помощи и поддержки на земле, ни защиты свыше. Но я тверд в своих намерениях и потому надеюсь на бодрое содействие всех честных людей и верю в милость Господню».

Эта декларация, оглашенная притом с такой торжественностью и серьезностью, не только ободрила и воодушевила маленькую армию короля, но в еще большей мере обрадовала и успокоила местное джентри и прочих жителей тех краев, коим Парламент всячески пытался внушить, будто Его Величество, если ему удастся взять верх с помощью силы, затем, опираясь на ту же силу, отменит все благие законы, принятые настоящим Парламентом. Теперь же они увидели в этой декларации еще более твердую гарантию действительности упомянутых актов, нежели данная на них прежде королевская санкция. Невозможно себе представить более единодушное и пылкое выражение народной любви, чем то, которое встречал король, проезжая через графства Дербишир, Стаффордшир и Шропшир; или лучший прием, нежели тот, который нашел он в Шрузбери, вступив в названный город во вторник 20 сентября.

Читатель удивится, как изумлялись в ту пору многие, почему, хотя Парламент уже располагал полностью укомплектованной и хорошо устроенной армией, когда король не имел еще ни одного полка полного состава, и хотя граф Эссекс лично прибыл в Нортгемптон за несколько дней до того, как Его Величество выступил из Ноттингема, его светлость ничем не обеспокоил короля, пока тот стоял в названном городе, и никак не помешал ему совершить марш к Шрузбери. Ведь если бы граф Эссекс это сделал, то он захватил бы самого короля или во всяком случае нанес бы его небольшому отряду поражение столь жестокое, что Его Величество уже никогда бы не смог собрать новую армию. Но граф еще не получил никаких распоряжений; те же, кто должен был отдать ему соответствующий приказ, не торопились начинать кампанию: они были слишком надменны и с презрением смотрели на войско короля, полагая, что ему никогда не выставить армию, способную бросить вызов их силам. Они надеялись, что когда король тщетно испробует все мыслимые средства, а те, кто не только явился его защищать на свой счет, но и помогал деньгами другим, неспособным нести нужные расходы (ведь армию его содержали и оплачивали те самые аристократы и джентльмены, которые в ней служили), падут духом и не смогут далее нести это тяжкое бремя, Его Величество принужден будет отдаться в руки своего Парламента, ища покровительства и средств к существованию. Если же такая, совершенно бескровная, победа увенчает их замыслы, и если их армия, набранная, по их уверению, единственно ради необходимой самообороны, а также защиты особы короля, помешает королю собрать какие-либо войска; или если король, оказавшийся в столь отчаянном положении в Ноттингеме, возвратится в Уайтхолл, то он непременно санкционирует все их действия, а впоследствии уже никогда не осмелится отвергнуть любые их предложения.

Нет никаких сомнений, что простые солдаты парламентской армии в большинстве своем были убеждены, что воевать по-настоящему им не придется, ибо король, пребывающий по сути в плену у дурных советников, злонамеренных людей, делинквентов и кавалеров (именно так называли тогда всех его сторонников), прямо-таки мечтает при первой же возможности вырваться из подобного общества и возвратиться к своему Парламенту — что он непременно и совершит, как только их армия приблизится на расстояние, удобное для побега Его Величества. Твердо уверовав в этот вздор, они уже не сомневались, что те самые лица, которые в прошлом успели дать яснейшие доказательства своей набожности, честности и благородства, теперь вдруг обратились в папистов, и что из подобных папистов и состоит ныне вся королевская армия. Впрочем, те из приверженцев короля, кто рассчитывал обрести опору в чем-либо еще, помимо своей совести, или уповал на иную помощь, кроме как от Всемогущего Господа, едва ли смогли бы представить разумные основания для таких надежд, ибо враги их уже подчинили своей власти все королевство.

Глава II

(1642)

Портсмут, в ту пору сильнейшая крепость в королевстве, капитулировал перед неприятелем. Хотя полковник Горинг получил все затребованные им суммы и, как можно было подумать, давно и энергично готовился к осаде, однако к началу сентября он настолько пал духом, что сдал город врагу, выговорив себе право уехать на континент, а своим офицерам — присоединиться к королю. Можно только пожалеть о том, что после этой, уже не первой, измены нам еще придется упоминать о Горинге: его изумительные ловкость и хитрость так сильно действовали на людей, столько раз им обманутых, что в дальнейшем нашем повествовании мы будем вынуждены не однажды и весьма пространно говорить об этом человеке.

Огромная армия графа Бедфорда, стоявшая против маркиза Гертфорда, пришла в такое уныние, а ее солдаты покрыли себя таким позором, что граф (проведя в поле четыре или пять дней на расстоянии пушечного выстрела от города и замка и отклонив вызов на дуэль, направленный ему маркизом), под предлогом начатия переговоров, а равно и благочестивой своей заботы о предотвращении пролития христианской крови, послал через сэра Джона Норката сказать Гертфорду, что он (если выразить это просто и без затей) хотел бы тихо и мирно отвести войска и удалиться восвояси. Предложение это, хотя и вполне разумное, маркиз отверг, велев передать графу, что коль скоро тот явился сюда по собственному почину, то пусть и выбирается отсюда, как знает. Наконец, парламентская армия и в самом деле отступила на десяток миль от Шерборна, и в продолжение нескольких недель маркиза там никто не тревожил. Когда же маркиз узнал о падении Портсмута, деблокада которого была главной его задачей, и принял в расчет, что осаждавшие этот город неприятельские войска, по всей видимости, скоро присоединятся к графу, сильно ободрив своим недавним успехом робкое воинство последнего; когда маркизу, далее, стало известно, что сильный кавалерийский полк, прибытия которого он ожидал (ибо прежде сэр Джон Байрон сообщил маркизу из Оксфорда, что намерен выступить ему на подмогу) в действительности присоединился к главной армии короля, и, наконец, что народ, подстрекаемый чрезвычайно деятельными комитетами графств, всюду теперь переходит на сторону Парламента, особенно в таких хорошо укрепленных и многолюдных городах Сомерсетшира, как Таунтон, Веллингтон и Данстеркасл (по каковой причине ему, Гертфорду, не удастся увеличить численность своего отряда), он решил оставить Шерборн, дальнейшее пребывание в коем уже ничем не могло помочь делу короля, и во что бы то ни стало пробиться к Его Величеству. Но когда маркиз подошел к порту Майнхед, откуда твердо рассчитывал переправиться со своими людьми в Уэльс, он обнаружил, что жители названного города, настроенные крайне враждебно, все свои суда и лодки (коих в Майнхеде, производившем торг хлебом и скотом с Уэльсом, всегда имелось великое множеств), кроме двух, предусмотрительно услали в неизвестном направлении. А так как граф Бедфорд, вновь воспрянувший духом, находился с армией уже в четырех милях от Майнхеда, то его светлость со своей скудной артиллерией и немногочисленной пехотой, сопровождаемый лордом Полетом, лордом Сеймуром и несколькими джентльменами из Сомерсетшира, переправился в Гламорганшир, а сэру Ральфу Гоптону, сэру Джону Беркли, м-ру Дигби и еще нескольким офицерам с отрядом в сто двадцать всадников предоставил идти в Корнуолл в надежде, что в этом графстве их встретят лучше.