Наполеон Бонапарт - Максимы и мысли узника Святой Елены
Можно извращать и величайшие произведения, придавая им оттенок смешного. Если бы "Энеиду" поручили перевести Скаррону, то получился бы шутовской Вергилий [51].
CXXXIIПри ближайшем рассмотрении признанная всеми политическая свобода оказывается выдумкой правителей, предназначенной того ради, чтобы усыпить бдительность управляемых.
CXXXIIIДля того чтобы народ обрел истинную свободу, надобно, чтобы управляемые были мудрецами, а управляющие — богами.
CXXXIVСенат, который я назвал охранительным, подписал свое отречение от власти вместе со мной [52].
CXXXVЯ свел все военное искусство к стратегическим маневрам, что дало мне преимущество перед моими противниками. Кончилось все тем, что они стали перенимать мою методу. Все в конце концов изнашивается.
CXXXVIВ литературе ничего нового уже сказать нельзя; но в геометрии, физике, астрономии еще есть широкое поле для деятельности.
CXXXVIIПотрескавшаяся со всех сторон общественная система в ближайшем будущем угрожает падением.
CXXXVIIIПобеда всегда достойна похвалы, независимо от того, что ведет к ней — удача или талант военачальника.
СXXXIXМоя система образования была общей для всех французов: ведь не законы созданы для людей; но люди — для законов.
CXLМеня сравнивали со многими знаменитыми людьми, древними и новыми, но дело в том, что я не похожу ни на одного из них.
CXLIЯ никогда не слышал музыки, которая доставляла бы мне столько удовольствия, как татарский марш Мегюля [53].
CXLIIМой план десанта в Англию был серьезным предприятием. Только континентальные дела помешали моей попытке осуществить его.
CXLIIIГоворят, будто мое падение обеспечило спокойствие Европы; но при этом забывают, что именно мне она обязана своим покоем. Я направил корабль революции к его конечной цели. Нынешние же правители пускаются в плавание без компаса.
CXLIVАнглийское министерство покрыло себя позором, завладев мною. Я был крайне удивлен, прочитав в газетах, что стал пленником. На самом же деле я добровольно ступил на борт "Беллерофонта" [54].
CXLVКогда я писал принцу-регенту, прося его о гостеприимстве, он упустил прекрасный случай снискать себе доброе имя.
CXLVIВсе в этой жизни есть предмет расчета: нужно держаться середины между добром и злом.
CXLVIIЛегче создавать законы, чем следовать им.
CXLVIIIВ единстве интересов заключена законная сила правительства: невозможно противиться им и не наносить при этом себе же гибельный вред.
CXLIXСоюзники доказали, что не я был им нужен, но мои трофеи и слава Франции; вот почему они наложили на нее контрибуцию в семьсот миллионов.
CLКонгресс — это выдумка, используемая дипломатами в своих целях [55]. Это перо Макиавелли в соединении с саблею Магомета.
CLIМеня огорчает слава М[оро] [56], который нашел смерть в рядах неприятеля. Если бы он умер за родину, я завидовал бы такой судьбе. Мне ставили в вину его изгнание; так или иначе — ведь нас же было двое, тогда как нужен был только один.
СLIIЯ дал французам Кодекс, который сохранит свое значение дольше, нежели прочие памятники моего могущества [57].
CLIIIПлохо, ежели молодые люди постигают военное искусство по книгам: это — верное средство воспитать плохих генералов.
CLIVСмелые, но неопытные солдаты — это наилучшая предпосылка для победы. Добавьте им по чарке водки пред тем, как отправить в бой, и вы можете быть уверены в успехе.
CLVЛюди делают хорошо лишь то, что делают сами; я наблюдал это не раз в последние годы своего царствования.
CLVIИтальянская армия была ни на что не годным сбродом, когда Директория назначила меня командующим: у армии не было ни хлеба, ни одежды; я показал ей миланские долины, приказал выступить в поход, и Италия была завоевана [58].
CLVIIПосле побед в Италии я не мог вернуть Франции ее королевское величие, но принес ей блеск завоеваний и язык, которым говорят подлинные государи.
CLVIIIПруссия могущественна лишь на географической карте, политически же и нравственно это самая слабая из четырех великих держав, кои диктуют ныне законы всей Европе.
CLIXВсякое значение Испания уже потеряла: у нее не осталось более ничего, кроме инквизиции, да прогнивших кораблей.
CLXИго англичан не по вкусу ни одной нации. Народы всегда страдают под властью этих англичан [59].
CLXIПриготавливаясь к экспедиции в Египет, я не собирался лишать престола великого султана. По пути туда я уничтожил дворянство Мальты, хотя до этого ему удавалось сопротивляться силам Оттоманской империи [60].
CLXIIЯ никогда не видел такого одушевления, какое обнаружил французский народ при моей высадке во Фрежюсе. Все говорили мне, что сама судьба привела меня во Францию, и в конце концов я сам тому поверил [61].
CLXIIIЕсли бы я хотел быть только вождем революции, то моя роль скоро оказалась бы сыгранной. Но благодаря шпаге я стал ее повелителем.
CLXIVЯ побился бы об заклад, что ни император России, ни император Австрии, ни король Пруссии не пожелали бы стать конституционными монархами, но они поощряют к тому мелких государей, ибо хотят, чтобы те оставались ни на что не годными. Цезарю легко удавалось покорить галлов только потому, что последние всегда были разобщены под властию представительного правления.
CLXVСамое важное в политике — следовать своей цели: средства ничего не значат.
CLXVIНидерланды — всего лишь российская колония, где действует британское исключительное право [62].
CLXVIIПолитическая система Европы внушает жалость: чем больше ее изучаешь, тем более опасаешься гибельных последствий, к которым она приводит.
CLXIIIВ Европе мое последнее отречение так никто и не понял, ибо действительные его причины оставались неизвестными [63].
CLXIXУ меня никогда не было сомнений в том, что Т[алейран] не поколебался бы приказать повесить Ф[уше]; но, кто знает, может быть, они пожелали бы идти на виселицу вместе. Епископ хитер как лиса, его же собрат — кровожаден как тигр [64].
CLXXСамоубийство — величайшее из преступлений. Какое мужество может иметь тот, кто трепещет перед превратностями фортуны? Истинный героизм состоит в том, чтобы быть выше злосчастий жизни [65].
CLXXIВ Рошфоре мне предлагали патриотическую Вандею: ведь в моем распоряжении были еще солдаты по ту сторону Луары; но я всегда питал отвращение к гражданской войне [66].
CLXXIIЕсли офицеру не подчиняются, то он не должен более командовать.
CLXXIIIМне кажется, способность мыслить есть принадлежность души: чем больше разум приобретает совершенства, тем более совершенна душа и тем более человек нравственно ответственен за свои деяния.
CLXXIVГосудари заурядные никогда не могут безнаказанно ни править деспотически, ни пользоваться народным расположением.
CLXXVСоюзники ценят своего Макиавелли: они внимательнейшим образом и подолгу изучали его "Государя", но времена-то сейчас иные, не шестнадцатое столетие.
CLXXVIЕсть акт насилия, который никогда не изгладить из памяти поколений, — это мое изгнание на остров Святой Елены.
CLXXVIIЯ никогда не обсуждал свой проект десанта в Англию: за неимением лучшего, как мне потом уже приписывали, я собрал на берегах Булони 200000 солдат и израсходовал восемьдесят миллионов, чтобы позабавить парижских бездельников; на самом же деле проект был делом серьезным, десант — возможным, но флот Вильнёва все расстроил. Кроме того, в это время английский кабинет поторопился раздуть пожар континентальной войны.
CLXXVIIIУ французов чувство национальной чести всегда тлеет под пеплом. Достаточно лишь искры, чтобы разжечь его.
CLXXIXИз всех моих генералов Монтебелло оказал мне наибольшее содействие, и я ставил его выше всех [67].
CLXXXДезе обладал всеми качествами великого полководца: умирая, он связал свое имя с блестящей победой [68].
CLXXXIСамые беспримерные капитуляции в летописях войн — капитуляции при Маренго и Ульме [69].
