Николай Толстой - Жертвы Ялты
«Нам пришлось ходить по фермам, собирать работавших там русских, — и нас немало смущало, когда эти люди, в основном немолодые, бывшие буквально рабами на немецких фермах, падали перед нами на колени, молили разрешить им остаться здесь и плакали — не от радости, но от горя, — узнав, что их отсылают назад в СССР. Мы не могли этого понять, но поляки — вероятно, из советской танковой дивизии — сказали нам, что в Германии русским крестьянам живется лучше, чем на родине, и поэтому нам лучше всего оставить их в покое».
Поведение советских представителей в западной зоне могло бы дослужить прекрасной иллюстрацией официальной советской позиции. Офицер инженерных войск майор Томпсон занимал в ту пору пост, который давал ему идеальную возможность для того, чтобы составить самое широкое представление о репатриационных операциях летом 1945 года. В его задачу входило поддержание связи со штатом немецкой железной дороги, поставляющей подвижной состав для перевозки тысяч русских рабочих в Руре. Их сажали на поезд на сортировочной станции в Вуппертале. Местом назначения был Магдебург, который теперь находился в советской зоне. Томпсон пишет:
«Вагоны, в которых ехали репатриируемые, были украшены гирляндами, вымпелами и портретами Сталина, оркестр играл патриотические мелодии. Но отправление поездов неизменно задерживалось из-за трудностей, возникавших при посадке — сначала в грузовики, а затем и на поезд, когда русские прятались под вагонами или в других укромных местах. Многие изо всех сил сопротивлялись посадке на поезд, и во всех составах два-три вагона выделялись специально для смутьянов и были надежно закрыты снаружи, так что побег исключался… Тем не менее ко мне поступали рапорты о побегах с каждого поезда и сообщения о самоубийствах и убийствах, совершенных в дороге».
Сообщения майора Томпсона о трудностях с перевозкой репатриируемых подтверждаются многими военными, служившими тогда в Германии. Капитан Дж. Перейра, командир взвода, охранявшего лагерь в районе Кёльна, вспоминает:
«Советский офицер связи дал нам список примерно из ста имен. Этих людей они непременно хотели заполучить назад. Но из-за беспорядка, царившего тогда на железной дороге, это было не так-то легко сделать; а когда их всех в конце концов отправили на родину, то, как я слышал, многие были убиты при попытке к бегству, кое-кому удалось бежать, прочие же оказались в России».
Конечно, многие действительно выражали желание вернуться на родину. Одна полька описала мне свое посещение лагеря в районе Бергдорфа. Она «видела, как людей с вещами сажали на армейские грузовики, и их явно радовала возможность вернуться назад на родину, начать жизнь сначала». Еще примечательнее в этой связи рассказ Н. Ламберта, служившего в районе Бремена. В 1944 году он «познакомился с двумя русскими, которые после революции 1917 года жили в Париже. Они сказали мне, что рвутся назад, на родину, им не терпится принять участие в создании новой России». Да оно и странно было бы, если бы никто не предпочел возвращение на родину неопределенному существованию в лагерях перемещенных лиц или если бы никто не поддался на широко разрекламированное обещание всеобщей амнистии. Когда у русских перемещенных лиц в Лихтенштейне была возможность свободно выбирать — остаться на Западе или вернуться домой, — многие предпочли возвращение. Генерал, имевший дело с этими людьми, объясняет их решение вернуться ностальгией, страхом перед одиночеством изгнания и верой в обещанную амнистию.
Но, независимо от личных пожеланий, чаяний и надежд репатриантов, тех из них, кто оказался в руках своих соотечественников, ждала примерно одинаковая судьба. Многие военнослужащие союзных армий имели возможность краешком глаза подсмотреть, что происходило у них под боком, за незримым занавесом, разделявшим оккупационные зоны. Так, капитан Энтони Смит зимой 1945/46 года был переведен из своего артиллерийского полка в некое, по-видимому, неофициальное формирование, в котором было равное количество английских и советских частей… всего около тридцати… «Мы должны были оказывать помощь Советам в репатриации их граждан из английской оккупационной зоны в советскую», — вспоминал он.
Районом их операций была область к юго-востоку от Гамбурга. Почти все русские, за которыми они охотились, были вывезены в Германию на принудительные работы. Поначалу капитан Смит отнесся к своим новым обязанностям как к приятному разнообразию в монотонной службе. Но вскоре ему пришлось участвовать в событиях, которые навсегда оставили след в его душе — он до сих пор не может говорить о них спокойно:
«Очень скоро стало ясно, что 99 % не желают возвращаться к себе на родину, потому что, во-первых, боятся коммунистов и с ужасом вспоминают о своей жизни в советской России, а, во-вторых, в нацистской Германии, где они были едва ли не рабами, им жилось лучше, чем в СССР. Советские представители прибегали к различным ухищрениям и лжи, чтобы убедить этих людей вернуться, и нам тоже приходилось принимать в этом участие. Но стоило репатриантам оказаться под советской юрисдикцией, как отношение к ним резко менялось, становилось мстительно-жестоким».
Капитан Смит и его солдаты стали свидетелями жестокостей, на которые, как им до сих пор казалось, способны только самые отъявленные эсэсовцы:
«При инциденте, определившем наше последующее отношение к делу, присутствовали только старший сержант и шоферы, которые доставили группу репатриируемых на сборный пункт в восточной зоне. Но их рапорт мне был составлен так, что, если бы мы решили продолжать сотрудничество с советскими, мы столкнулись бы с восстанием наших солдат. Разумеется, всякая возможность сотрудничества с этого момента отпала… В рапорте рассказывалось следующее. Перемещенные лица были посажены в вагоны, им разрешили взять с собой одежду и мелкие бытовые предметы, и вся их поклажа состояла из узелков и старых чемоданов. Когда транспорт прибыл на сборный пункт, все вещи были сброшены в одну кучу, а затем сожжены. Это вызвало недовольство, но потом стало еще хуже. Начали разбивать семьи, отбирая людей по полу и возрасту — отдельно трудоспособных мужчин, отдельно — детей, женщин и стариков. По словам старшего сержанта, англичан под угрозой оружия заставили уехать, но все же солдаты видели, как насиловали девушек, как уводили куда-то группы стариков — и вскоре вслед за этим раздавались выстрелы».
От стариков попросту избавлялись — зачем они государству трудящихся…
После этого рапорта капитан Смит, по предложению своего старшего сержанта, ввел систему обмана советских коллег. Он вспоминал: «Стоило нам узнать/в какой район мы отправляемся назавтра, мы накануне ночью, втайне от советских и даже от нашего собственного полковника, высылали кого-нибудь предупредить, чтобы мужчины скрылись, а одних женщин и детей вывозить было нельзя. Так что, к неудовольствию советского офицера, многие наши рейды оказались неудачными».
Майор Джек Вольф, начальник гражданской полиции в Дельменхорсте, под Бременом, вспоминает не менее ужасные сцены. Однажды к нему в кабинет явились в сопровождении английского офицера майор и лейтенант из советской репатриационной комиссии. Они должны были провести проверку и репатриацию советских граждан в большом лагере для перемещенных лиц. Назавтра, около 2 часов ночи, у обнесенного проволокой лагеря остановились английские и советские военные машины. В условленный момент разом включились все прожектора, ярко осветив лагерь. Его обитатели в панике бросились из своих жилищ — их встретил пулеметный огонь советских охранников. На глазах у майора Вольфа и его солдат с десяток мужчин, женщин и детей были убиты на месте. Раненых было много больше. Уцелевших отвели в ближайшую церковь и заперли там. В 10 часов утра советские офицеры и их английский коллега пришли туда для проведения «проверки», которая заключалась в том, что советский майор, без всякого участия со стороны англичанина, просто сам решал, кто из перемещенных лиц является советским гражданином.
На улице уже стояли три английские трехтонки. Узников разделили на три группы: дети до 16 лет, мужчины и женщины от 16 до 60, люди старше 60. Каждая группа села в свой грузовик. Сразу по пересечении границы советской оккупационной зоны вторая группа была отправлена в трудовой лагерь, а детей и стариков отвели в сторонку и расстреляли.
Майор Вольф вскоре уехал из Дельменхорста, но, когда он вернулся туда через шесть месяцев, эти страшные операции все еще продолжались. Он присутствовал при нескольких массовых расстрелах. В ответ на его рапорт полковник Питер Лейн из разведки ответил, что такова политика британского правительства и ничего тут поделать нельзя.
Кроме масс русских, застрявших в западных зонах Германии, с востока постоянно сочился тонкий ручеек перебежчиков из Красной Армии. Джордж Лакий, украинец из Польши, служивший в английской армии, был переводчиком при офицере разведки штаба 5-й дивизии в Брунсвике. За время его службы там около ста красноармейцев попросили убежища в 5-й дивизии. В отношении этих несчастных применялась операция «Нью-Йорк»:
