Евгений Белаш - Мифы Первой мировой
Вместо того чтобы оставить «излишних» унтер–офицеров в запасном батальоне для замены выбывавших в боях, как учителей новобранцев и ратников, их поставили в строй простыми рядовыми. Участник августовских боев в Восточной Пруссии писал: «Душа радовалась, глядя на наших; несмотря на то, что все поле между Допененом и Платеном бороздили снаряды, наши шли, как на маневрах; почти не ложились и не окапывались; чувствовался могучий порыв и богатырский дух; была уверенность, что мы снесем врага». И против австрийцев, «полные энтузиазма первого боя и желания поддержать свою вековую боевую славу, наши солдаты шли вперед на смерть во весь рост, имея офицеров впереди». К чему приводили атаки, когда войска «не ложились и не окапывались», хорошо известно из предыдущих глав. В результате лучшие кадры офицеров и унтер–офицеров выбивались в первых же боях, а заменить их было уже некем. Больше того, с объявлением мобилизации Николаевская Академия Генерального Штаба была закрыта и весь ее состав распущен по действующим частям армии. Итог — появившийся вскоре недостаток опытных офицеров Генерального штаба на должности начальников штабов дивизий.
Да, ночью 8—9 сентября 1914 г. Московский полк (без двух рот) внезапной штыковой атакой уничтожил немецкое боевое охранение, а затем и артиллерийскую прислугу, было захвачено 28 германских орудий, из них шесть 150–мм гаубиц. 4–я германская ландверная дивизия, понеся крупные потери, начала в беспорядке отходить на запад. Эта победа была достигнута при грамотной разведке и широкой инициативе (чем на стратегическом уровне похвастаться удавалось редко), к тому же против второсортных войск.
Гораздо чаще атаки, даже ночные, заканчивались так (Попов): «Взвившаяся ракета освещает влево от меня картину: кучка Борисоглебцев, человек в 50, в нерешительности остановилась у бруствера немецкого окопа. Вдруг кто‑то с криком «ура» бросился вперед. Все сделали поступательное движение и пали, скошенные пулеметным огнем. Выдержка немцев была изумительна. Я оглянулся назад и, к ужасу своему, заметил, что со мной всего один человек — старший унтер–офицер Метанидзе. Нигде, ни вправо, ни влево, ни сзади никого не было — все лежало. Конечно, это не означало того, что все были убиты или ранены; суверенностью могу сказать, что большинство залегли из страха, что всегда и бывает при ночных атаках, когда ротному начальству не видны все люди и малодушные, пользуясь темнотой, залегают, думая этим спастись. Теперь и мне ничего не оставалось, как лечь… Рота моя потеряла из 190 человек 130убитыми и ранеными; 60 человек уцелели, причем один из них, будучи ранен в голову осколком снаряда, не покинул строя».
Другой бой, другое описание, но тот же результат (Зайцов): «И все же, люди выполнили в эту ночь свой долг и беззаветно вышли из окопов на почти верную смерть. Такой доблестной, спаянной роты я уже более за всю войну не встречал. Не только был жив дух подготовки мирного времени, но и запасные, влитые в роту при мобилизации, за 2 месяца пребывания в ее рядах, успели слиться с ротой, впитать ее дух и дисциплину. Когда, на следующий день, подсчитали потери обеих рот, то убитыми и ранеными оказалось что‑то около 80 %. При такой пропорции потерь сколько же могло остаться в ячейках и не пойти в бой? Разве что единицы!.. Все поле, в пределах видимости, покрыто лежащими людьми, стоящих же, насколько видит глаз — никого нет… И в это мгновение спасительный удар, как бы палкой по плечу, прервал ход мыслей и разрешил казалось бы неразрешимый вопрос». При этом отход австрийских войск, как оказалось утром, был предрешен и без ночных лобовых атак с отсутствием артподготовки — неудачей их соседней дивизии.
В октябре полк офицерской стрелковой школы за несколько часов теряет 235 человек. Всего 2–я армия, вынесшая основную тяжесть боев под Варшавой, потеряла порядка 35 000 человек, из них 16 500 — убитыми и пропавшими без вести, 49 пулеметов и 39 орудий, еще 17 орудий было повреждено. Отступившая немецкая группа Макензена (без австро–венгров) — примерно 7000—8000, человек из них 1000 убитыми и 1500 пропавшими без вести, 2 пулемета и не менее 10 орудий разбитыми и поврежденными. В плен попали всего 200 немецких солдат, из них 31 тяжелораненый.
Гвардия, используемая преимущественно «для затыкания дыр», только за пять месяцев войны потеряла до 70 % солдат и унтер–офицеров и около 27 % офицеров. Например, из 76 офицеров лейб–гвардии Финляндского полка, выступивших на фронт, в сентябрьских боях погибли 18 и 53 были ранены. Таким образом, полк за несколько недель войны лишился свыше 90 % своего командного состава. Московский полк, потерявший свыше 2500 солдат и унтер–офицеров, был сведен в батальон — 750 солдат при 6 офицерах.
26 ноября Гренадерская артиллерийская бригада расходует на отбитие немецких атак двойной боекомплект, вечером получается распоряжение, что артиллерия до января снарядов не получит вследствие их полного израсходования. Дальнейшие атаки отбиваются пехотой. В результате боев 22—29 ноября лейб–гренадерский Эриванский полк, потерявший 2500 человек выбывшими из строя, сводится в две роты. Остальные полки II Кавказского корпуса — Мингрельский, Грузинский и Потийский, несут еще большие потери и сведены в одну роту каждый. 8 декабря при отбитии немецкой переправы через реку Бзуру рота эриванцев, вместе с тифлисцами и мипгрсльцами приданная Борисоглебскому полку, потеряла 130 человек убитыми и ранеными из 190. Вероятно, и потери других частей были значительными. 2 и З марта 1915 г. полк снова теряет 5 офицеров и до 1500 убитыми и ранеными.
А второочередные части не могли качественно компенсировать такие потери — в довоенное время туда направлялись худшие командиры, а задачи им ставились наравне с первоочередными.
Уже в сентябре войска жалуются на получение из запасных батальонов, не имевших ни обучающих кадров, ни помещений, ни оружия, совершенно необученных людей. В статье П. Симанского отмечалось: «Кадр второочередных дивизий был очень слаб. Во всех полках, например, среди командиров батальонов был назначен только один штаб–офицер… Словом, командир 61–й пех. дивизии не успел оглянуться, как ураганом боев был унесен весь почти офицерский кадровый состав, оставив командира дивизии с «зеленой» молодежью».
По выражению Д. Ходнева, «вот и вышло то, что вскоре ротами командовали подпоручики или прапорщики, часто не имея у себя ни одного младшего офицера, ни одного подпрапорщика и очень мало унтер–офицеров, да и то «скороспелого» образца». То же отмечал в дневнике Снесарев: «В Перекопском полку при выступлении было около 90 унтер–офицеров на роту; все они легли зря, а потом — на 250 [солдат] два унтер–офицера, еще позднее — ни одного. То же и с офицерами… отсутствие организационной предусмотрительности лишило нас в первые же два месяца всякого запаса офицеров и унтер–офицеров». Уже в январе 1915 г. молодых подпоручиков стали считать опытными.
Элитный состав крупнейшей в Европе кавалерии, тщательно отбиравшийся даже по внешнему виду (!) и прекрасно обученный конным схваткам на поле боя, во многих случаях оказался беспомощен, когда требовалась разведка или воздействие на фланги и тыл противника в оперативном масштабе. По воспоминаниям Литтауэра и Маркова, офицеры–кавалеристы не стремились учиться стрельбе с коней, из орудий, тактике, использованию средств связи и взрывчатых веществ.
Да, «в честном бою» конных масс, как у деревни Ябловице, где врукопашную схватилось около 3000 всадников, кавалерия при храбром и энергичном командире мота разбить противника и последующей разведкой добыть победу всей армии. Граф Келлер, «лично безумно храбрый», по отзыву Головина, сам участвовал в рубке, при этом обладал решительностью в стратегическом масштабе и вел атаки с напряжением всех сил. Полковник Попов, рубя шашкой проволочные заграждения, в критический момент сражения поднял залегших кавалеристов. Но, увы, такие командиры были скорее счастливым исключением — одной дивизии из двадцати.
Отдельные тактические успехи всего лишь подслащали пилюлю, к примеру, на Кавказе. Там, действуя, как правило, небольшими отрядами и против не слишком обученного и стойкого противника, кавалерия могла добиваться успехов. Так, за отличие в боях в Персии получил Георгиевские кресты 3–й и 4–й степени унтер–офицер Семен Буденный. Не только русские конники отметились в таких условиях. В сентябре 1918 г. британская 4–я кавдивизия с бронемашинами после прорыва пехотой турецких укрепленных позиций в Палестине за 34 часа пройдет 140 км, форсировав ночью горный хребет, взяв 1400 пленных, захватив узловую станцию с поездами, автоколонну, аэродром с исправными самолетами, склады и мост. Действиями 10 000 кавалеристов были отрезаны пути к отступлению двум турецким армиям.
Но чаще всего большие массы отечественной конницы просто не умели использовать. Сергей Мамонтов: «Конечно, были славные дела, но не выше дивизии». А ведь, по выражению Коленковского, «работа конницы — работа ее начальников».
