Борис Акунин - Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова
Новацией было и то, что правитель установил нечто вроде коллегиальности при обсуждении и решении важных вопросов. Он регулярно, по пятницам, собирал бояр, архиереев и дьяков, советуясь с ними по текущим делам.
Насущнейшей необходимостью было увеличение казенных доходов. Промышленность и торговля пребывали в совершенном упадке. Флетчер подсчитал, что при Иване Грозном разные статьи русского экспорта сократились где вчетверо, а где и в двадцать раз.
Борис предоставил различные привилегии и гарантии купцам, насколько мог защищал их от мздоимцев-чиновников. Торговля, которой только этого и не хватало, ожила довольно быстро. Для добычи металлов стали нанимать за границей опытных «рудознатцев».
Города и деревни, оскудевшие населением, а то и вовсе обезлюдевшие, понемногу воскресали. Правительство предпринимало для этого специальные меры, многие из которых тоже были новинкой. Прежде, если где-то случался неурожай, люди уходили в более хлебные места, при Годунове же государство научилось переправлять излишки продовольствия из региона в регион, поддерживая голодающих (об этом будет рассказано ниже).
Извечным бичом деревянной застройки были частые пожары, тоже приводившие к запустению городов. При Годунове погорельцам начали оказывать помошь и даже строить новые дома.
Когда начинался «мор», охваченная болезнью область окружалась заставами, что, с одной стороны, препятствовало распространению эпидемии, а с другой – опять-таки не давало жителям разбегаться.
Годунов впервые стал использовать на стройках государственного значения не принудительный, а платный труд – это было большое и важное нововведение. Строили же в те годы очень много, особенно на южных и восточных рубежах, где разбойные набеги крымцев и поволжских племен мешали заселению хлебородных земель. При Годунове было построено или воссоздано множество приграничных городов-крепостей, в том числе Саратов, Царицын, Воронеж, Курск, Белгород. Центром северной торговли (главным образом, английской) стал новый город Архангельск, быстро разбогатевший.
Благодаря дотошному англичанину Флетчеру, мы располагаем цифрами, по которым можно составить представление об экономическом эффекте деятельности годуновского правительства.
Дворцовый приказ, ведавший бюджетом царского дома, под рачительным управлением Григория Годунова (троюродного брата правителя) резко сократил расходы на содержание двора и увеличил доходную часть, так что прибыль возросла почти вчетверо по сравнению с временами Грозного – с 60 000 до 230 000 рублей в год.
Сбор податей с «четвертей» (региональных управлений) тоже очень увеличился, составив 400 000 рублей в год.
Главный же доход бюджету приносили всякого рода пошлины, в первую очередь от торговли – около 800 000 рублей в год.
Таким образом, сообщает Флетчер, казна в это время получала чистого дохода 1 430 000 рублей, «не включая сюда расходов на содержание дворца и постоянное жалованье войску, которые удовлетворяются другими способами». Рассчитать соответствие тогдашнего рубля нынешнему очень непросто, однако известно, что в конце XVI века на Руси курица стоила 1–2 копейки; корова – 80 копеек; стрелец, то есть профессиональный военный, получал жалованья 4 рубля в год.
Современник Годунова британец Горсей оценивает эти итоги восторженно: «Государство и управление обновились настолько, будто это была совсем другая страна; новое лицо страны было резко противоположным старому; каждый человек жил мирно, уверенный в своем месте и в том, что ему принадлежит. Везде восторжествовала справедливость».
Критичный по отношению к Годунову историк Костомаров выражается много сдержанней: «Состояние народа при Борисе было лучше, чем при Грозном, уже потому, что хуже времен последнего мало можно найти в истории».
Так или иначе, все согласны с тем, что по сравнению с предшествующей эпохой при Борисе Годунове положение дел на Руси существенно исправилось.
За Годуновым в истории прочно закрепилась репутация государя, при котором русские крестьяне утратили самую главную из прежних вольностей – право раз в году, в Юрьев день, переходить от помещика к помещику (очевидно, именно тогда появилась поговорка «вот тебе, бабушка, и Юрьев день»). В учебниках советского времени Бориса называли «царем-крепостником», изображая крестьянские мятежи времен Смуты как проявление «классового протеста» против закрепощения.
Архангельск. Европейская гравюра. XVII в.
На самом деле, кажется, всё было не так просто.
Следует начать с того, что прикрепление крестьян к земле было логическим этапом эволюции государства ордынского типа. В стране, где каждый житель, начиная со знатного боярина, считался состоящим на службе, просто не могло быть сословия, тем более основного, которое само бы решало, где ему жить и работать. Миграции крестьян наносили удар прежде всего по мелким помещикам-дворянам, опоре престола, разоряя их и лишая возможности экипироваться на войну. Оседлость тяглового населения была необходима и для расчета податей, составлявших (см. выше) почти треть государственного бюджета. Наконец, нерегулируемые перемещения земледельцев сокращали запасы продовольствия, из-за чего в малолюдных областях постоянно возникал голод.
Опасно было и то, что, уходя, крестьяне обычно переселялись от мелких помещиков к крупным вотчинникам, где условия жизни были легче – а это не только ослабляло дворянство, но и усиливало боярство, потенциальную угрозу для самодержавия.
Кроме того, еще в правление Грозного, вследствие общего кризиса началось массовое бегство крестьян из южных, самых плодородных областей, в вольные степи, подальше от поборов, произвола и гнета. Нехватка рабочих рук, прежде всего в помещичьем хозяйстве, стала катастрофической.
Многие историки указывают 1597 год как переломный этап, когда помещики получили право насильно возвращать ушедшего работника, а всякий крестьянин, проживший на одном месте больше полугода, прикреплялся к нему навечно.
Версия о Годунове – ликвидаторе последней крестьянской вольности восходит к указу царя Василия (1607 г.), который всячески пытался очернить Бориса и, в частности, объявил, что раньше-де «крестьяне выход имели вольный, а царь Федор Иоаннович, по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьянам заказал». На самом же деле так называемые «заповедные годы» (периоды, когда переход крестьян от владельца к владельцу временно запрещался) начали вводиться еще при Иване IV. Первый раз это произошло в 1581 года и продолжалось до 1586 года, то есть получается, что ограничение отменил уже Годунов. В 1590–1592, 1594 и 1596 годах вновь понадобилось «заповедование» миграции, однако, приняв царский титул, Борис подобных запретов уже не применял. Наоборот, в 1601 и 1602 годах он дважды издавал указы, позволявшие крестьянам менять место жительства – правда, с ограничением, которого требовали интересы дворянства: уходить можно было только от одного мелкого помещика к другому такому же, но не к крупному землевладельцу. Вот почему Ключевский пишет: «Мнение об установлении крепостной неволи крестьян Борисом Годуновым принадлежит к числу наших исторических сказок».
Процесс закрепощения русского крестьянства, как уже было сказано, логически неизбежный, не с Годунова начался и не им закончился. «Юрьев день» как единственная возможность поменять хозяина введен еще при Иване III, «заповедные годы» учреждены Иваном IV, бессрочный сыск беглых узаконен в 1649 году, а окончательное порабощение крепостных с правом их продажи произошло уже в XVIII столетии.
В короткое царствование Бориса, всячески добивавшегося популярности в народе, давление самодержавного государства на крестьян скорее уж временно ослабело.
К годуновскому времени относится важное событие отечественной истории – учреждение автокефальности, то есть полной самостоятельности русской церкви. Фактически митрополиты московские назначались без участия Константинопольского патриархата еще с XV века, однако формально русская церковь продолжала оставаться всего лишь митрополией, что никак не соответствовало статусу самой мощной (а собственно, уже и единственной) православной державы мира. Это положение было и двусмысленным, и зазорным для престижа страны, поскольку патриарх константинопольский обитал в столице Османской империи и целиком зависел от милости султана.
Благодаря ловкости Годунова, в ту пору еще не царя, а правителя, эта сложная проблема разрешилась, причем не слишком дорогой ценой.
В то время кроме Константинопольской существовало три православные патриархии: Иерусалимская, Александрийская и Антиохийская, и все четыре по сравнению с Московской митрополией были нищими. Летом 1586 года Иоаким Антиохийский посетил Москву в расчете на денежное вспомоществование. Тогдашний митрополит Дионисий отнесся к просителю свысока, зато Годунов был с ним почтителен и щедр. Он завел разговор о том, что пора бы учредить на Москве собственную патриархию. Иоаким обещал посодействовать большому делу, но, уехав с подарками, никакой помощи не оказал.
