История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"
< По этим ли причинам, из зависти ли к графу Манчестеру, который на его глазах превращался в любимца и опору непримиримой партии, поддавшись ли внушениям и уговорам лорда Сэя и м-ра Пима, или просто по недостатку решительности, необходимой для столь рискованного предприятия, но граф Эссекс так и не возвысил своей голос в пользу переговоров с королем. Между тем именно на него сторонники мира возлагали главные свои надежды: они намеревались прибыть в расположение армии, заявить протест против нарушения парламентских привилегий Общинным советом и буйной чернью и, опираясь на поддержку Эссекса, склонить Палаты к миру на таких условиях, которые мог бы принять король, или же самим вступить в переговоры с Его Величеством.
Теперь же, обескураженные поведением главнокомандующего, многие члены Верхней палаты спешно покинули Лондон. Граф Портленд и лорд Ловлас, а вслед за ними лорд Конви и граф Клэр направились в Оксфорд; графы Бедфорд и Голланд прибыли в занятый королевскими войсками Уоллингфорд, а граф Нортумберленд удалился, «для поправления здоровья», в свое поместье Петворт в Сассексе. >
Партия непримиримых действовала теперь с полным успехом, чрезвычайно довольная отсутствием тех, кто прежде доставлял ей известные затруднения и неудобства. Желая усилить свое влияние в народе, она велела участникам Собрания духовенства ехать в свои приходы и прежде всего — в графства Ассоциации, где начальствовал граф Манчестер, и, употребляя все свое красноречие, будоражить умы обывателей, дабы те поднялись, как один человек, против своего государя; вдобавок она не упускала ни единой возможности набрать солдат и добыть денег. Когда же стало ясно, что король, задержавшись со своей армией под Глостером, дал им больше, чем они могли рассчитывать, времени для улаживания раздоров и несогласий в собственной среде, Палаты возликовали. Для Парламента это было великой удачей и настоящим спасением еще и потому, что в это самое время в Кенте неожиданно вспыхнуло восстание против парламентских указов и ордонансов, в защиту общепризнанных законов страны, и прежде всего Книги общих молитв — восстание, которое, если бы только королевская армия находилась тогда достаточно близко, чтобы его поддержать, Палаты просто не сумели бы усмирить.
< Известия о раздорах и беспорядках в Лондоне внушили многим мысль, что король напрасно теряет время под Глостером вместо того, чтобы идти прямо на столицу. Однако его армия, ослабленная потерями при штурме Бристоля и выделением части сил принцу Морицу для западного похода, имела теперь всего шесть тысяч пехотинцев, чего, даже при наличии великолепной кавалерии, было явно недостаточно для столь серьезного предприятия.
Существовало еще одно обстоятельство, многим тогда не известное. Дело в том, что после взятия Бристоля король послал графу Ньюкаслу план будущих совместных действий, предусматривавший, что, если овладеть Гуллем в ближайшее время окажется невозможным, то графу надлежит оставить часть войск для дальней его блокады, самому же с главными силами выступить на юг, против ассоциированных графств, а затем идти на Лондон - по которому король со своей армией нанесет удар с запада. Ньюкасл ответил Его Величеству, что не может исполнить его волю, ибо многие лучшие офицеры из числа йоркширских джентльменов решительно отказываются вступать в пределы Ассоциации, пока не взят Гулль, а силами для одновременного проведения двух операций - надежной блокады Гулля и похода на юг - он не располагает. Это известие, вместе с другими соображениями, побудило короля сделать выбор в пользу осады Глостера (несмотря на протесты королевы, пославшей ему раздраженное письмо из Оксфорда).
Как только началась осада Глостера, королю сообщили о прибытии в Уоллингфорд графов Бедфорда и Голланда, и теперь ему предстояло решить, какой прием следует оказать беглецам из Лондона (к которым сам король не питал особого расположения, ведь Бедфорд лично сражался против него во главе парламентской кавалерии, а Голланд, по мнению Его Величества, вел себя еще хуже). Обсудить этот вопрос король велел своему Тайному совету, и мнения его членов разделились.
Некоторые полагали, что Его Величеству следует встретить этих людей любезно и милостиво и не ставить им в упрек прежние проступки - это поощрит к подобным шагам других пэров и коммонеров, и в конце концов число и авторитет оставшихся в Лондоне упадет настолько, что Парламент просто не сможет продолжать войну. Другие же утверждали, что Бедфорда и Голланда нельзя допускать к особе Его Величества, ведь оба они приняли Ковенант, а покинуть Лондон их заставило не искреннее раскаяние в содеянном прежде, но недавние успехи армии короля; что, как бы ни встретили их теперь в Оксфорде, это не отразится на событиях в Лондоне, ведь ни Бедфорд, ни Голланд уже не пользуются там особым влиянием; что люди, повинующиеся приказам Парламента, оправдывают свое поведение страхом за себя и за свои семьи, будучи при этом уверены, что король в любом случае их простит, и если это их предположение подтвердится ныне, то безусловное исполнение верноподданнического долга утратит всякую ценность и смысл, а особы, с самого начала верно служившие королю, будут оскорблены и обескуражены; что холодное обращение с беглецами ничем не повредит Его Величеству, ведь они, сделавшись теперь ненавистными прежним единомышленникам, уже не посмеют вернуться в Лондон.
Высказывалось и третье мнение, среднее между двумя крайностями: в обращении с беглецами не должно быть ни особой любезности, ни прямого пренебрежения; пока их можно лишь допустить к руке Его Величества, в остальном предоставив им действовать так, как они найдут нужным. Чтобы разрешить эти споры, король и предпринял поездку в Оксфорд.
Следует заметить, что оксфордское общество всегда было склонно к резким переменам настроения: малейшая неудача мгновенно повергала его в уныние, а всякий успех до крайности кружил голову. Вот и теперь, после взятия Бристоля, в Оксфорде вообразили, что война по сути уже выиграна и остается лишь занять Лондон; что их враги пребывают в совершенном отчаянии; что спасти Парламент могут теперь лишь неблагоразумный отказ от немедленного наступления на столицу и досадная задержка под Глостером; и что те, кто советует королю начать осаду, суть подкупленные Палатами изменники.Такого рода подозрения (не имевшие под собой, разумеется, ни малейших оснований) пали на сэра Джона Колпеппера - человека безупречно честного и всецело преданного королю.
Все эти толки произвели огромное впечатление на королеву, которой к тому же мнилось, что принц Руперт хочет ослабить ее влияние на короля, для чего пытается подольше задержать его в армии. Король, обожавший супругу и чрезвычайно встревоженный ее письмом, желал поскорее вывести ее из заблуждения; это также стало одной из причин его спешной поездки в Оксфорд.
Более же всего времени заняло у короля решение судьбы задержанных в Уоллингфорде графов.
Едва ли не все члены Тайного совета, подававшие свои мнения с необыкновенной горячностью, преувеличивали тяжесть прежних проступков Бедфорда и Голланда и требовали запретить им въезд в Оксфорд или во всяком случае лишить их права являться ко двору, а некоторые даже предлагали взять их под стражу как военнопленных.
И только канцлер Казначейства советовал встретить беглецов со всевозможной любезностью, дабы поощрить к подобным действиям прочих членов Палат. В конце концов король разрешил Бедфорду и Голланду явиться в Оксфорд, где каждому предоставлялось право самому определять должную меру учтивости обращении с ними. >
Глава XI
(1645)
Пока король стоял под Глостером, бурные волны успеха несли вперед его войска на западе. Граф Карнарвон с кавалерией и драгунами, числом до двух тысяч, вступил в Дорсетшир за два дня до того, как принц Мориц с пехотой и артиллерией двинулся из-под Бристоля, и прежде чем его высочество к нему присоединился, успел немало сделать для приведения к покорности этого графства. После сдачи Бристоля многие джентльмены и иные особы из Дорсетшира, сражавшиеся в названном городе на стороне Парламента, по пути в Лондон, куда им был гарантирован безопасный проезд, навещали своих родственников и друзей и (поскольку побежденные в бою или бежавшие с поля боя обычно сверх всякой меры преувеличивают силу неприятеля, оказавшегося им не по зубам) рассказывали столь потрясающие истории о бешеной отваге кавалеров, что сопротивление последним начали считать делом совершенно бессмысленным. М-р Строд, богатый и уважаемый в тех краях человек, заехав вначале домой, отправился в Лондон через Дорчестер; когда же тамошние магистраты попросили его осмотреть их стены и фортификации, дабы высказать на сей предмет собственное суждение, гость, обойдя дорчестерские укрепления, объявил, что кавалеры возьмут их за каких-нибудь полчаса. Затем он поведал поразительные вещи о том, каким манером неприятель штурмовал Бристоль, заверив, что солдатам короля ничего не стоит мигом взобраться на стену в двадцать футов вышиной и что никакие укрепления против них не помогут. Говорил же он это вовсе не затем, чтобы их обмануть (ибо никто не желал королевской армии больших неудач, чем этот человек), но потому, что и в самом деле был объят таким страхом и трепетом, а ужасные картины бристольского штурма запечатлелись в его памяти с такой силой, что он совершенно искренне верил, будто все капитулировавшие перед войсками короля крепости и города были взяты ими приступом. Он столь усердно распространял вокруг панику и тревогу, что едва граф Карнарвон подступил к Дорчестеру со своей кавалерией и драгунами (которые, возможно, были приняты там за авангард победоносной армии, захватившей Бристоль), как горожане выслали к нему своих уполномоченных для переговоров и по заключении условий капитуляции, гарантировавшей их от грабежей и от наказания за прошлые грехи, сдали город вместе со всем своим вооружением, пушками и боевыми припасами — хотя Дорчестер был хорошо укреплен, и его жители, собравшись с духом, могли бы защищать его весьма успешно, если бы только их отвага равнялась их злобе (ведь нигде во всей Англии к королю не питали столь же яростной вражды). Несколько ранее весть о прибытии графа привела в такой ужас сэра Уильяма Эрла, долгое время осаждавшего Корф-касл (поместье лорда-главного судьи Бэнкса, обороняемое его супругой, слугами, а также несколькими джентльменами и их держателями, явившимися в Корф-касл, чтобы спасти себя и выручить леди Бэнкс), что он снял осаду и удалился в Лондон с большей поспешностью, чем это свойственно военачальникам, думающим о судьбе вверенных им войск; после чего отряд сэра Уильяма рассеялся. Сдача Дорчестера — богатого хранилища, из коего черпала мятежные принципы вся округа — внушила сходные мысли жителям Уэймута, весьма удобного порта с отличной гаванью; последний пример, в свою очередь, произвел надлежащее действие на острове и в замке Портленд (чрезвычайно важной, хотя и не оцененной по достоинству крепости): все они, капитулировав перед графом на довольно мягких условиях, были приняты им под защиту Его Величества.
