Андрей Буровский - «Отречемся от старого мира!» Самоубийство Европы и России
В ту же пору Малевич в своих статьях прямо требовал «создания мирового коллектива по делам искусства» и учреждения «посольств искусств во всех странах», «назначения комиссаров по делам искусства в губернских городах России», «проведения новых реформ в искусстве страны». Потому что «кубизм, футуризм, симультанизм, супрематизм, беспредметное творчество» — это искусство революционное, позарез необходимое народным массам. И необходимо «свержение всего академического хлама и плюнуть на алтарь его святыни».
Не могу сказать, что именно отражают несовпадение спряжений и падежей в этих выкриках Малевича — революционную форму или попросту плохое владение русским языком. Во всяком случае, так он видел роль того, что малевали эти лихие ребята. Скажем, бесценного полотна «Черный квадрат» самого Малевича, порхающего над городом Деда-Мороза у Шагала, и прочего авангардистского безумия.
Уже после того, как советская власть перестала безоговорочно поддерживать и совать во все дырки «авангардизм», Павел Филонов возмущенно писал: «Класс, вооруженный высшей школой ИЗО, даст для революции больше, чем деклассированная куча кремлевских придворных изо-карьеристов. Правое крыло ИЗО, как черная сотня, выслеживает и громит „изожидов“, идя в первых рядах советского искусства, как при царе оно ходило с трехцветным флагом. Заплывшая желтым жиром сменовеховская сволочь, разряженная в английское сукно, в кольцах и перстнях, при цепочках, при часах, администрирует изо-фронт, как ей будет угодно: морит голодом, кого захочет, объявляет меня и мою школу вне закона, и раздает своим собутыльникам заказы».{160}
Наверное, Филонова больше устраивала жизнь, при которой именно он и его приятели и собутыльники объявляли вне закона и морили голодом «не своих», а сами заплывали желтым жиром и шли в первых рядах советского искусства.
А перед Первой мировой войной они были необычайно модны — и как раз в кругах столичной интеллигенции. Вешать на стену «классические» картины было как бы даже и неприлично, стало признаком неразвитого вкуса. А вот какой-нибудь «зеленый треугольник» или нечто, состоящее из нелепых разноцветных пятен — это да!
То же самое творилось в литературе: тот же футуризм, авангардизм. В духе знаменитого однострочия Валерия Брюсова:
О, закрой свои бледные ноги!
Авангардисты прямо требовали уничтожить культуру. Зачем она «прекрасному новому миру»? Вот стихотворение некого В. Кириллова:
Мы во власти мятежного страстного хмеля;
Пусть кричат нам: «Вы палачи красоты»:
Во имя нашего завтра — сожжем Рафаэля,
Разрушим музеи, растопчем искусства цветы.
О, поэты, эстеты, кляните Великого Хама,
Целуйте обломки былого под нашей пятой,
Омойте слезами руины разбитого храма,
Мы вольны, мы смелы, мы дышим иной красотой.
Как видите, призыв к разрушению музеев и уничтожению искусства — вовсе не в переносном смысле. Но лучше всех сказал, конечно же, Маяковский. Такого заряда ненависти никто не сумел перекрыть:
Старье охраняем искусства именем.
Или
зуб революций ступился о короны?
Скорее!
Дым развейте над Зимним —
фабрики макаронной!
Белогвардейца
найдете — и к стенке.
А Рафаэля забыли?
Забыли Растрелли вы?
Время
пулям
по стенке музея тенькать.
Стодюймовками глоток старье расстреливай!
Для Ленина все же Рафаэль не был белогвардейцем… А для Маяковского — был. Футуризм же он понимал так:
Фермами ног отмахивая мили,
кранами рук расчищая пути,
футуристы
прошлое разгромили,
пустив по ветру культуришки конфетти.
Трудно поверить, но Маяковский даже на Сталина посмел тявкнуть — до такой степени он ненавидел Булгакова:
На ложу
в окно
театральных касс
тыкая
ногтем лаковым,
он
дает
социальный заказ
на «Дни Турбиных»
Булгаковым.
Это ведь Сталин покровительствовал Булгакову, велел ставить в театрах его пьесы. А Маяковский не только хочет расстрела «всяких там рафаэлей» — ему бы и Булгакова запретить. Тут, конечно, идейные разногласия. Но идейные разногласия есть и у Булгакова со Сталиным. Видимо, еще важнее идейных — эстетические. Чтобы не было всяких там «культуришек конфетти».
Культ наукиКульт науки, прогресса неотделим от социал-демократии и вообще всякой «революционности». Вопрос в степени. У большевиков-коммунистов и антисистемности больше, и веры в науку. Причем вовсе не только в то, что обычно называется наукой.
Для русских революционеров очень характерны поиски тайных знаний, которые принесут им власть над миром. Такие тайные знания можно было искать и в «забытых знаниях древних», и в малоизвестных открытиях ученых.
Глава знаменитого общества «Аненербе» («Наследие предков») Вольфрам Сиверс полагал, что «для необразованных людей, таких как Гитлер и его товарищи, слово „наука“ имеет магический привкус». Но разве только для Гитлера?
Нацисты старались изучить и «тайную доктрину» Елены Блаватской и провести собственные исследования «тайных знаний». «Аненербе», полное название которого — «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков», включало «Отделение исследований оккультных наук», занимавшееся изучением парапсихологии, спиритизма, оккультизма и других запрещенных в Германии «наук».
Подчеркну — занимались этим очень серьезно, порукой чему и экспедиции в Тибет, и работа с колдунами и экстрасенсами в самой Германии.
Дань поиску мистических откровений отдали и коммунисты в России. Не только тем, что из СССР посылались экспедиции в Тибет на поиски Шамбалы, конкурируя с нацистами.
Но и тем, что многие большевики, в том числе Ф. Э. Дзержинский, активно интересовались мистическими откровениями, собирали в Литве «тайные знания» у деревенских старух, приносивших жертвы ужам и ручейкам.
Что же до веры в науку… В возможность продлять индивидуальную жизнь на сотни лет, а быть может, и достигать личного бессмертия, был убежден даже такой образованный большевик, как Александр Александрович Богданов (1873–1928; настоящая фамилия — Малиновский; другие псевдонимы — Вернер, Максимов, Рядовой). Прочие большевики особых успехов в науках не имели, а вот Богданов — врач, естествоиспытатель, философ.
Основой своих философских обобщений Богданов всегда считал учение Маркса, прежде всего «социальный материализм». В то же время он был убежден, что в самом современном естествознании рождаются новые философские идеи, переводящие материалистическую философию на новый уровень.
Член РСДРП в 1896–1909 гг., большевик, с 1905-го — член ЦК, глава группы «Вперед», организатор партийных школ РСДРП в Болонье и на Капри, с 1918-го — идеолог Пролеткульта, Богданов пытался создать новую дисциплину — тектологию (или «всеобщую организационную науку»), тем самым предвосхищая, кстати, многие положения кибернетики.
С 1926 г. он — организатор и директор первого в мире Института переливания крови. Богданов и погиб 7 апреля 1928 г., ставя на себе очередной эксперимент в ходе уже восьмого переливания крови.
Еще один образованнейший большевик — Леонид Борисович Красин. С 1924 г. он — член ЦК ВКП(б), но не пользовался большим влиянием в партии: в 1909-м от большевиков отошел, имел обширные «буржуазные» связи и был по уровню образования, взглядам и вкусам очень уж «европейским» человеком.
Сохранился весьма резкий ответ Григория Зиновьева на очередное красинское обвинение большевистской верхушки в некомпетентности: «Мы просим некоторых товарищей, которые суются к нам со словом „некомпетентность“, чтобы они забыли это слово».
Так вот, не малообразованные большевики, а как раз высокообразованный Красин верил в грядущее воскрешение покойных «великих исторических личностей». На основе вполне материалистической — достижений науки и техники.
Само создание мавзолея — заслуга Красина. Он был убежден в необходимости сохранить тело Ленина до тех времен, когда вождя можно будет оживить.
Самого Красина после его смерти в 1926 г. кремировали, а урну с прахом поместили в кремлевскую стену. Это было жестоким нарушением его собственной мечты — когда-нибудь оказаться оживленным.
Перехваченный факелЮный Карл Маркс гордо поднял факел, чтобы освещать стены подземелья, ведущего в преисподнюю… Полвека европейские коммунисты держали этот факел высоко поднятым. Они соглашались — у пролетариев нет отечества. Им нечего терять, кроме своих цепей. Они должны использовать любую возможность для захвата власти. Если будет война — то тем лучше, надо превратить войну империалистическую в войну гражданскую.
