KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » История » Грасе д'Орсе - Язык птиц. Тайная история Европы

Грасе д'Орсе - Язык птиц. Тайная история Европы

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Грасе д'Орсе, "Язык птиц. Тайная история Европы" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Из всех этих примеров следует вывод, что хотя галльский язык в условиях римского господства и вытеснялся греческим, но как артистический язык пиктографии он все же не исчез совсем, и его вновь начали использовать в этом качестве тогда, когда греческий язык перестал быть языком римских и галльских художников вследствие пренебрежительного отношения к наследству классической античности.

Самый древний образец использования французского языка в искусстве иероглифов, который мне известен, в то же самое время является первым известным образцом современной карикатуры. Это капитель собора в Вогезах эпохи каролингов, на которой находится изображение Карла Лысого, рыдающего от страха заразиться чумой. У этого шаржа двойной смысл, и если при первом взгляде видна только голова плачущего человека с густой шевелюрой и бородой, то присмотревшись более внимательно можно разглядеть, что эта голова в то же время является изображением епископа между двух лилий. Борода, усы и нос головы — это стихарь, плащ и голова епископа; лилии на его митре изогнуты таким образом, что образуют плачущие глаза, а руки оказываются льющимися слезами. Итальянцы и в наши дни охотно прибегают к подобным гротескам.

Но хотя в этой области Франции, по моим сведениям, и сосредоточены самые многочисленные и самые интересные образцы древнего искусства галлов, а также искусства романской, или каролингской, эпохи, по всей вероятности, колыбель семьи Гуля, или средневекового масонства, следует искать все же не в Лотарингии. Далее мы намерены также доказать, что гульярды и масоны представляли собой одно и то же общество, основным культом которого было поклонение святому Галлу, святому Гулю, или же святому Гели, что на диалекте жителей Лимузена означает святого Петуха.

Действительно, Рабле, перемешавший в своем «Пантагрюэле» все догматы гульярдов, бывший одним из их самых высокопоставленных лиц, а также и шутником и острословом при дворе Франциска I, говорит в предисловии к своей четвертой книге, что «согласно пословице жителей Лимузена, для того, чтобы сложить печную трубу, нужно всего три камня», два опорных и один замыкающий. Эти три камня являются троицей масонов, или дольменом, и этот закон строительного искусства был общим как для греческих, так и для галльских архитекторов, поскольку на большей части надгробий эпохи эллинизма, на заднем плане барельефов, можно увидеть дверь, образуемую тремя вышеупомянутыми камнями, которые наши археологи называют порталом; но у греков эта дверь называлась pyle, а и у масонов «pile» — французское слово, которое может относится у нас к предметам любого рода (груда, куча: груда ядер, монет и т. д.).

Эта дверь олицетворяет римского Януса, являясь самым простым сооружением из тех, что связаны с его культом. Она всегда была сориентирована либо на Восток, либо на Запад. Причиной тому было обожествление создателями этих сооружений восходящего либо заходящего солнца; однако в любом случае две ее опоры соответствовали северу и югу. Северный пилон представлял собой влажное и женское начало, символом которого была собака, Купеа; южный пилон соответствовал сухому и мужскому началу, символизируемому лисой, Keletes. Keletes точно соответствовал богу филистимлян Голиафу, который, как известно, был греческого, или критского происхождения; его имя на греческом языке означает «обманщик», и мы увидим, что он пользовался особым почитанием у масонов в то время, когда римская церковь поклонялась главным образом Деве Марии, изображения которой всегда находились рядом с северной дверью церквей, считающихся готическими, в частности Собора Парижской Богоматери.

Следует ли из этого, что Гезебрехт все же был прав, возводя название ордена гульярдов к имени Голиафа? На этот вопрос можно с уверенностью ответить отрицательно, так как гульярды отвергали все еврейские традиции, и в особенности десять заповедей. Их доктрины были еще более радикальными, чем пользовавшийся популярностью практический рационализм. Пилон Собаки, или влажное начало греков, они превратили в прозаическую жидкость, символизирующую потребность человека в воде, а пилон Лисы, или твердое начало, стало у них пищей, которая, по их мнению, была еще более необходима, чем вода. Таково точное значение колонн J и В в современном масонстве.

Первая статья «символа веры» гульярдов сводилась к следующему: Пурпурная влага поглощает врата желаний.

Вторая была: Ближний, который помогает тебе, ей подобен.

И третья: Тайна будет открыта тому, кто имеет.

Тайна не будет открыта тому, кто не имеет, — в этом заключалась основа греческого масонства в целом, и в частности учения, изложенного Платоном в его знаменитом «Пире». Если же говорить точнее, это и есть основа настоящего, прошлого и будущего масонства.

III

Питье и еда, или жидкое и твердое, соединенные вместе, давали то, что гульярды называли «внутренностями», или «потрохами», которые для них были символом повелителя вселенной, пантократора. Поэтому главный знак, по которому они узнавали друг друга, состоял в том, чтобы показать ладонь левой руки или ладонь с тыльной стороны, что переводилось так: он любит потроха.

«Потроха» у гульярдов являлись прекрасным символом, обозначающим самого лучшего архитектора, который, не пошевелив и пальцем, создает всю вселенную; то, что делали «пурпурные», то есть посвященные, работавшие не руками, а головой, рассматривалось как «внутренности», или «потроха» произведений искусства и ремесла. Это эзотерическое учение о «потрохах» было передано им от масонов древности, что подтверждается, в частности, замечательной апологией конечностей и желудка Менениуса Агриппы.

На первый взгляд, в этом учении следует видеть только грубый набросок красочной картины христианского обряда евхаристии. Месса — очищенное от всего лишнего воспоминание о пирах, объединявших древние античные братства тем же самым способом, каким были связаны друг с другом средневековые ложи, и именно поэтому Платон, излагая секретные доктрины своего времени, считал себя обязанным представить дело так, чтобы читатель хотя бы в воображении попал в окружение участников пира. Знаменитая «ананке» древних греков имела то же самое значение, что и «потроха» гульярдов; поэтому книга Платона, одновременно и загадочная и понятная, никем не была истолкована лучше, чем гульярдом Рабле в его замечательной главе о мессире Гастере, излагающем философское учение своих единоверцев со всей просвещенной точки зрения.

Действительно, ни один человек нашего времени не понял Платона лучше, чем Рабле, и ни один человек нашего времени не был готов понять его. Оба, и Платон, и Рабле, занимаются разоблачением тайн. Оба прекрасно осознают все опасности, неизбежно следующие за подобными разоблачениями, и оба используют при этом один и тот же метод. Они начинают с того, что заводят читателя в лабиринт, в котором тот полностью теряет ориентацию; на этом пути они рассказывают ему различные увлекательные истории, волшебные сказки, притупляющие его внимание; затем, когда, как предполагается, читатель уже окончательно оглушен и ослеплен в силу того, что его глаза длительное время смотрели на множество сверкающих ярким светом предметов, они ставят его перед поразительным фактом, но глаза его уже настолько устали, что он не в состоянии что-либо узнать и поэтому проходит мимо увиденного.

Так, например, именно такой способ избирает Рабле, чтобы напрямик рассказать всему миру тайну рождения короля Франциска И. Эта тайна уже была известна многим из его современников, и Рабле не был первым гульярдом, который раскрыл ее для самой широкой публики. Один савойский хронист, Франсуа Бонивар, рассказывает об одном маскараде парижского судейского сословия, бывшем настолько же смелым, настолько же грубым и настолько же непристойным, как и произведения Рабле, и не оставлявшем никаких сомнений в виновности короля, и виновности Екатерины Медичи и Филибера Делорме, служившего им посредником и удостоенного за то звания королевского архитектора. Этот рассказ о маскараде может быть существенно дополнен, если заглянуть в «Историю карикатуры в эпоху Реформации» Шамфлёри, где на одной из страниц можно увидеть рисунок под названием: «Чудеса города Женевы», который принадлежит Фромену, секретарю самого Бонивара, и является переводом рассказа этого хрониста на язык иероглифов.

Следует заметить, что судьи не особенно стеснялись в выражениях, непочтительно осмеивая королевское величие, что вполне объяснимо той безнаказанностью, которой пользовался и сам Рабле, выражавшийся в данном случае далеко не столь прямо и смело. Что же касается Екатерины Медичи, то она собрала целую коллекцию выпущенных против нее эпиграмм, и это любопытное собрание, бывшее, кажется, в основном делом рук Филибера Делорме, сохранилось под ошибочным названием: «Пословицы, поговорки и аллегории пятнадцатого столетия». Господин Шамфлёри в своей «Истории карикатуры» опубликовал две из них: «Свеча» и «Не всяк монах, на ком клобук», обе — Филибера Делорме; но он ссылается также и на третью, которая является на самом деле рисунком Дианы Пуатье и представляет собой не что иное, как тайное послание, посредством которого она сообщала Генриху II о своем несчастном замужестве, сообщала настолько ясными и понятными иероглифами, что их было трудно не прочитать. Фрагмент, воспроизводимый Шамфлёри, представляет собой три следующих стиха:

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*