Арлен Блюм - От неолита до Главлита
Какие же тенденции и признаки заставляют крайне настороженно и с опаской следить за современным состоянием свободы слова? На рубеже веков появилась целая серия статей, бьющих тревогу по поводу ужесточения административных нападок на СМИ[195]. Алексей Симонов, руководитель Фонда защиты гласности, учреждённого в 1991 году, ещё в 1996 году насчитал шесть видов «цензуры»[196]. Сейчас их стало ещё больше. Не случайно давление на СМИ стало проявляться отчётливо в последние шесть-семь лет, совпавшие, на мой и не только на мой взгляд, с медленным, пока ещё тягучим и мягким переходом на рельсы авторитаризма. Выделим самые существенные способы и методы контроля:
1) Использование так называемого «административного ресурса». Речь идёт об использовании властными структурами различных методов и способов давления на неугодные средства информации. Например: регулярные обследования, по стилистике скорее напоминающие налёты, помещений редакций (вплоть до претензий по «нарушениям правил пожарной безопасности» — очень, надо сказать, частый сюжет); насильственное выселение из арендуемых или принадлежащих средству информации зданий; отказ в предоставлении полиграфических услуг — особенно эффективен этот метод в небольших городах, в которых единственная порою типография принадлежит государству; создание рептильной прессы, субсидируемой администрацией; исключение неугодных книг из федеральных программ помощи в книгоиздании, особенно это касается учебников по истории, не совпадающих с официальной установкой на воспитание «патриотизма» (нередко на самом деле — национализма); отказ в предоставлении министерствами печати и связи радиочастот или телевизионных каналов; отказ в аккредитации СМИ или отдельным журналистам, наиболее «одиозным», с точки зрения власти; отказ государственными чиновниками в предоставлении информации, документов и т. д.
2) Методы экономического давления, которые также использует администрация. В частности: бесконечные проверки финансовой деятельности, малообоснованные иски в суд по поводу публикации статей, затрагивающих якобы «честь и достоинство» того или иного чиновника, что, в свою очередь, при сервилизме судов приводит нередко к разорению газет и прочих средств массовой информации; давление на предпринимателей, размещающих рекламу в неугодных средствах информации. Им намекают, что при заключении крупных контрактов это обстоятельство будет «принято во внимание».
3) Подкуп — открытый или замаскированный — владельцев того или иного органа печати и создание корпуса журналистов, готовых, как говаривали в советское время, «выполнить любое задание партии и правительства».
И, наконец, четвёртый, самый брутальный метод: применение криминальных методов борьбы с оппозиционными журналистами, проще говоря — физическое их уничтожение. Бернарду Шоу принадлежит афоризм, звучащий немного жутковато, но крайне актуально в наши дни: «Убийство — это крайняя форма (или степень) цензуры». К сожалению, эта «форма» становится всё более и более распространённой, наша страна выходит в этом смысле на одно из первых мест в мире. Профессия журналиста становится в последние годы одной из самых опасных. По данным Фонда защиты гласности, только в одном 2000 году в России в связи с их профессиональной деятельностью погибло 16 журналистов, пятеро пропали бесследно и 73 подверглись нападениям и были избиты. Заставляет задуматься тот факт, что практически ни одно из таких преступлений не было раскрыто, включая самые громкие, например, убийства Влада Листьева, Дмитрия Холодова, Анны Политковской и др.
Число способов давления на печать можно увеличить во много раз. Не названы, например, внутриредакционный контроль и самоцензура, которые порой играют ещё более существенную роль, чем указанные выше.
Особый сюжет — охрана так называемых «гостайн». Современная Россия, объявившая себя «правопреемницей» ушедшего режима, взявшая на себя долги и прочие обязательства Советского Союза, вместе с этим унаследовала, к сожалению, одну из самых печальных традиций — традицию умалчивания, дозирования информации, сокрытия истинного положения вещей. Особенно эта дурная традиция, как мы уже упоминали, чувствуется при освещении экологической тематики.
С 1995 года тенденция засекречивания проявляется всё более явно и последовательно. Ряд законов и «подзаконных» актов противоречат при этом и Конституции, и закону «О средствах информации». К ним относятся в числе прочих закон «О государственной тайне» и президентский указ Ельцина «О перечне информации, относящейся к государственной тайне». Новая «Доктрина информационной безопасности», после длительного обсуждения одобренная Советом Безопасности в 2000 году, также направлена на то, чтобы усилить государственный контроль и замедлить становление и формирование независимого гражданского общества в России[197].
Далее, у власти есть способы создания кажущейся свободы слова и печати, её имитации. Она может милостиво разрешить некоторым бумажным средствам информации полную свободу самовыражения и даже острую критику в свой адрес, тем особенно, которые адресованы узкому кругу интеллигенции. Например, так называемым «толстым» литературным журналам. Однако, как мы знаем, они сейчас дышат на ладан: тиражи их снизились с сотен тысяч экземпляров до 4–5 тысяч. Власти они всё же необходимы: во-первых, для утехи интеллектуалов, но что ещё более важно — для демонстрирования своей толерантности перед западной общественностью, которая чрезвычайно болезненно реагирует на все случаи преследования печати. Но эти прагматические (точнее, циничные) игры тотчас же заканчиваются, когда речь заходит о таких средствах информации (телевидении преимущественно), которые действительно оказывают влияние если не на общественное мнение, то хотя бы на сиюминутные настроения толпы, которая теперь стала называться изящным словом «электорат». Власть прекрасно поняла, что тот, кто владеет телевидением, владеет человеческой глупостью. Поэтому к телевещанию она относится особенно ревниво, ликвидируя, как только представляется малейшая возможность, оппозиционные каналы. Мы помним, как было уничтожено старое НТВ, появившийся на его основе ТВС и другие. «Административная грация», если вспомнить Н. С. Лескова, проявляется в данном случае в том, что власть отмежёвывается от таких акций, объясняя публике, что всё это не более чем «спор хозяйствующих субъектов», вызванных новыми «рыночными отношениями».
Отмечу ещё одну особенность. Режим и отдельные его представители спокойно терпят острую критику в свой адрес, вплоть до прямых разоблачений. Всё это не производит на них ровным счётом никакого впечатления. Ещё Герцен в середине девятнадцатого века проницательно заметил: «Недостаточно свободы слова: нужна ещё свобода слуха». Вот последнее-то почти полностью отсутствует. Тотальная глухота, как власти, так, увы, и подданных, сводит на нет все критические выступления.
И всё же говорить о возрождении цензуры рано, поскольку это слово трактуется так расширительно и неточно, что теряет смысл. В строгом смысле слова цензура — это систематический, целенаправленный и всеобъемлющий контроль, устанавливаемый государством (в странах со светским режимом) или официальной церковью (в теократических государствах) над деятельностью средств информации посредством мер более или менее насильственного характера. Непременным условием существования цензуры является особая система административных учреждений (цензурных комитетов, управлений и т. п.), необходимая для исполнения указанного выше предназначения. Другими словами, о цензуре в точном смысле слова можно говорить лишь тогда, когда существует, как говаривали в советские времена, контора. По второму закону Питера, она сама рождает себе работу, оправдывая необходимость своего существования и всё большего расширения.
Административные структуры, созданные на определённое время и для конкретных целей, имеют мистическую способность к самосохранению. — Остальные значения самого слова «цензура» носят условный, метафорический характер. За неимением особого термина, обозначающего все оттенки последовательного стеснения слова, можно говорить о более или менее жёстком регулировании и давлении на СМИ со стороны различных структур, о манипулировании ими.
Любые пророчества и прогнозы в нашей стране, я думаю, бессмысленны. Ясно одно: эти ампутированные органы способны к регенерации, как у некоторых видов рептилий, отбрасывающих в минуту опасности свой хвост. Разумеется, всё зависит от изменения социально-политической ситуации. При худшем варианте первое, что сделает, придя к власти, сторонник авторитарного или какого-либо другого жёсткого режима, — восстановит в том или ином обличье цензурный контроль над средствами массовой информации.
