Михаил Постников - Критическое исследование хронологии древнего мира. Библия. Том 2
В результате Диоклетиан укрепил и свою империю, превратив ее в мощное теократическое государство, и культ Бога–Громовержца, который, имея с самого начала государственную поддержку, широко распространился по всему Средиземноморью.
Личность Моисея в Библии представляет собой сложнейший сплав черт различных лиц как реально существовавших, так и легендарных. Безусловно, в числе этих лиц был и Диоклетиан. Об этом говорит, в частности, то, что оба они были крупнейшими законодателями. В этом смысле можно считать, что библейский Моисей и римский Диоклетиан это одно и то же лицо, и что реальные, не апокрифированные законы Диоклетиана это законы, сформулированные в Пятикнижии.
Создатель первого крупного государства, Диоклетиан должен был декретировать и первый календарь (см. Приложение к § 7, гл. 1). Это объясняет, почему такое распространение получила «эра Диоклетиана». На самом деле, это была «эра первого календаря».
По совокупности всех данных надо думать, что это был простейший 365–дневный календарь.
Необходимое разъяснение
Все это резко противоречит всей традиционной информации, которую мы впитали в школе, в институтах и при чтении монографической и популярной исторической литературы. Но мы уже выяснили, что вся эта информация основывается на вымыслах и домыслах гуманистов эпохи Возрождения, и доверять ей ни в чем нельзя.
Например, все, что нам рассказывали о централизованной, крепко спаянной бюрократией империи Диоклетиана, это, конечно, сказки. Как утверждает кибернетика, деятельность и единство сложной системы определяется в первую очередь интенсивным обменом информации внутри этой системы. Какой же обмен и с какой интенсивностью был возможен при тогдашних средствах письма и передвижения? Достаточно поставить этот вопрос, чтобы весь миф о Римской империи разлетелся в клочья.
На самом деле «империю», построенную Аврелианом и Диоклетианом, надо представлять себе наподобие древнерусского государства, когда князья раз в год объезжали свой удел, собирая дань, а заодно вершили суд и расправу. В остальное время жители удела жили сами по себе под управлением местного княжеского наместника, фактически от князя независимого. По общим законам науки об управлении только такая форма государства и могла существовать в то время на обширной территории.
При реконструкции Средиземноморских событий III—IV веков мы можем руководствоваться только общими принципами материалистического понимания исторического процесса, отдельными именами и датами и обрывочными сведениями, которые донесла до нас традиция. Главным же и по существу единственным источником конкретных сведений должна быть Библия. Но, конечно, прочтение заново всей Библии с этой точки зрения — задача невероятной сложности, и мы за нее (так же, как и Морозов) сколько–нибудь глубоко не брались и браться не собираемся.
Наша цель значительно скромнее — показать, что можно создать непротиворечивую схему исторического процесса, которую уже дальнейшие исследователи должны будут конкретизировать (и неизбежно видоизменить).
Религия Моисея и арианство
Как мы уже говорили, автором законодательства Моисея–Диоклетиана был, по–видимому, его брат Аарон. Морозов полагает, что образ Аарона списан с крупнейшего религиозного деятеля начала IV века, Ария.
Образ Аарона в Библии двойственен. С одной стороны, он ближайший сподвижник Моисея, которому вместе с Моисеем Бог непосредственно сообщает свои законы, и который первосвященствует по велению Бога. С другой стороны, как только Моисей задержался, беседуя с Богом, Аарон немедленно впал в ересь и стал поклоняться «Золотому тельцу».
Быть может, в этой двойственности нашло отражение, с одной стороны, неоспоримо высокое положение Ария в церковной иерархии (как мы уже говорили в гл. 8, он был в 327—333 гг. фактическим главой церкви, а тем самым, по–видимому, и государства), и, вместе с тем, его отклонение от «православной» догматики, выразившееся в анафеме Никейского собора. (Кстати сказать, этот собор, по–видимому, полностью апокрифичен, но сам факт апокрифа отражает какую–то борьбу мнений).
Однако, в связи с отождествлением Аарона с Арием немедленно возникает серьезный вопрос, который, собственно говоря, мог быть поставлен еще в связи с материалом предыдущей главы. Дело в том, что арианство — это как–никак разновидность христианства, а религия Моисея–Аарона к Христу отношения не имеет.
По мнению Морозова, само возникновение этого вопроса является чистым недоразумением, основанным на некритическом следовании традиции.
Известно (см.[1], стр. 109), что «Христос» по–гречески означает просто «помазанный», «посвященный», а в более специальном, мистическом смысле «посвященный в тайны оккультных знаний», т.е. попросту «ученый», поскольку в то время никаких наук, кроме оккультных, не было.
Соответствующее еврейское слово НЗИР, от НЗР — посвящение, по–русски транскрипцируется обычно как «назорей», и вот в книге Чисел в гл. VI мы обнаруживаем большой раздел о назореях, т.е. христах, и о законах, регулирующих их общину.
Сам Аарон был бесспорно назореем–христом; в противном случае он никак бы не мог быть законодателем и первосвященником.
Другой вопрос, это связь Ария с конкретным Иисусом Христом, основателем христианства, этот вопрос чрезвычайно запутан церковной традицией, и его надо специально распутывать. Мы займемся этим вопросом в следующей главе.
Чтобы не заблудиться в разнообразных оттенках теологических положений, кодифицированную в Пятикнижии религию, заповеди и правила которой были якобы самим Богом–Громовержцем продиктованы Моисею и Аарону, мы будем пока называть ааронством.
Обратим внимание, что эта религия не совпадает с современным иудаизмом, хотя бы потому, что она еще не имеет пророческих книг, астрономические зародыши которых, как мы уже выяснили, появятся только через сто — сто пятьдесят лет.
§ 3. Первый город Святого Примирения
Город Иерусалим
Топоним «город Иерусалим» мы выше (см.§ 3 гл. 8) переводили как «город Святого Примирения».
Уже упоминавшийся Крупен переводит «Иерусалим» как «Видение Успокоения» или «Надежда Успокоения», производя еврейское имя Иерусалима — ИРУШЛМ от ИРАЕ—ШЛМ (Надежда Успокоения).
Морозов предпочитает производить его от смеси греческого с еврейским: «Иерон—Салим», «Святой Покой» или «Святое Примирение» (см.[7], стр. 367), но указывает, что можно произвести его и от чисто еврейского ИРУ—ШЛМ, «Увижу примирение» и тогда получится «Город, где увидишь примирение» (см.[1], стр. 310).
Во всех вариантах фигурирует успокоение (кого? разгневанного Бога?) или примирение (с кем? с Богом?). Какой бы перевод не избрать, видно, что «Иерусалим» — имя нарицательное. Это город, где богоборцы надеются найти примирение (с Богом?).
Такого рода имя вполне могло прилагаться в разное время к различным городам. Отождествление Богославского царства с ранней Византией показывает, что автор книги Царей считал городом Святого Примирения, Иерусалимом, столицу Византии Константинополь (по–русски, Царьград), но в этом параграфе мы увидим, что в других книгах этим именем называются иные города.
Мы постараемся проследить, как это имя мигрировало от города к городу, пока, наконец, окончательно не остановилось на Эль–Кудсе (так именно называлась палестинская деревушка, пока на нее не пал свет славы, и она не стала теперешним Иерусалимом). Основная трудность состоит при этом в освобождении от гипнотического влияния сложившейся церковной традиции.
Например, в первых пяти книгах Библии («Пятикнижии Моисея») имя Иерусалим не встречается. Вместо него есть город Иевус, который отождествляется с Иерусалимом на основании того, что в Книге Иисуса Навина (XVIII, 28) в перечислении городов сказано «Иевус, иначе Иерусалим». Кроме того, в той же Книге Иисуса Навина (XV, 63), а также в книге Судей (1, 21) говорится «Но Иевусеи живут… в Иерусалиме до сего дня». Наконец, в книге Судей (XIX, 10) сказано (при описании похождений «одного левита»): «… и пришел к Иевусу, что ныне Иерусалим». Вот что говорит по поводу этого Морозов: «Если бы не было этих четырех (или даже трех) пояснений в скобках, то никому и в голову не пришло бы, что в Пятикнижие под именем Иевуса говорится о том же городе, который в остальных библейских книгах называется Иерусалимом и никогда Иевусом.
Ну, а если прибавка в скобках «Иевус, т.е. Иерусалим» сделана тенденциозно, по собственной неосновательной догадке какого–либо из позднейших редакторов еврейской Библии? Тогда вся связь между обоими названиями сразу рушится и город Иевуса придется переводить: Jovis, т.е. город Юпитера Громовержца.
Сам этот город нигде не описывается самостоятельно, а о жителях его, поклонниках Юпитера–Йовиса, говорится несколько раз и всегда неодобрительно… три прибавки в скобках… о том, что, будто бы, это и был город «Святого Покоя», показывают лишь то, что его отождествили впоследствии с каким–то другим городом, носившем такой эпитет с несравненно большим правом» ([7], стр. 367—368).
