Юзеф Мацкевич - Катынь
5 апреля 1940 года советские власти приступили к разгрузке лагерей. Каждые несколько дней из лагерей вывозили группами от 60 до 300 человек. Это продолжалось до середины мая. О группах, вывозимых из Козельска, известно, что их везли в направлении Смоленска. Из всех лагерей только около 400 человек было доставлено в июне 1940 г. в Грязовец, Вологодской области.
Когда после заключения польско-советского договора 30 июля 1941 года и подписания военного соглашения в августе 1941 года польское правительство начало формирование польской армии в СССР, ожидалось, что офицерские кадры новой армии будут укомплектованы главным образом бывшими военнопленными, которые находились в трех вышеупомянутых лагерях. В августе 1941 года в Бузулук, где формировались польские воинские части, прибыла группа польских офицеров из Грязовца, но не появился никто из офицеров, вывезенных из Козельска, Старобельска и Осташкова в другие места.
В целом не хватало 8300 офицеров и 700 других военнопленных — унтер-офицеров, рядовых и гражданских лиц, которые находились в вышеупомянутых лагерях во время их ликвидации. Обеспокоенный таким положением вещей, польский посол в СССР профессор Кот и командующий польскими войсками в СССР генерал Андерс обратились к соответствующим советским властям с просьбой выяснить, что случилось с польскими офицерами из этих трех лагерей. 6 октября 1941 г. посол Кот неоднократно затрагивал вопрос об этих польских военнопленных при встрече с премьером Сталиным, Молотовым и Вышинским, пытаясь добиться от них получения списков военнопленных, которые были составлены советской стороной и пересматривались по мере надобности. 3 декабря 1941 года генерал Сикорский во время аудиенции у Сталина выступил с ходатайством об освобождении всех польских военнопленных и ввиду того, что советские власти так и не представили соответствующие списки, вручил ему неполный перечень, содержавший 3843 фамилии польских офицеров. Этот перечень был составлен на основе свидетельств их товарищей. Сталин заверил генерала Сикорского, что указ об освобождении поляков носил универсальный характер и касался как военных, так и гражданских лиц, и что советское правительство освободило всех польских офицеров. 18 марта 1942 года генерал Андерс вручил Сталину дополнительный перечень (800 фамилий), но никто из офицеров, чьи фамилии были в обоих этих списках, не вернулся в польскую армию.
Кроме шагов, предпринятых в Москве и Куйбышеве, судьба польских военнопленных была поводом для ряда демаршей польского посла Рачинского у посла Богомолова в Лондоне. 28 января 1942 года посол Рачинский вручил советскому послу ноту польского правительства, в которой указывал на тот прискорбный факт, что до сих пор не найдены многие тысячи польских офицеров. Посол Богомолов в ноте от 13 марта 1942 г. уведомил посла Рачинского, что в соответствии с указом Президиума верховного совета СССР от 12 августа 1941 г. и согласно заявлениям наркома иностранных дел СССР от 8 и 19 ноября 1941 г. абсолютно все поляки были освобождены — как военные, так и гражданские лица. 19 мая 1942 г. посол Кот направил наркому иностранных дел СССР памятную записку, в которой выразил сожаление по поводу отказа в передаче польской стороне списков военнопленных и беспокойство относительно их судьбы, подчеркнув при этом пользу, которую эти офицеры могли бы принести в военных действиях против Германии. Ни польское правительство, ни польское посольство не получили ответа относительно местонахождения офицеров и других военнопленных, вывезенных из лагерей в Козельске, Старобельске и Осташкове.
Мы приучены ко лжи немецкой пропагаанды и отдаем себе отчет в том, какую цель преследуют эти последние сообщения. Однако, учитывя точность немецкой информации, касавшейся обнаружения нескольких тысяч тел польских офицеров вблизи Смоленска и ввиду категорического заявления, что офицеры были убиты советскими властями весной 1940 г. — мы считаем необходимым, чтобы обнаруженные братские могилы были обследованы и факты установлены компетентными международными органами, такими, как МКК. Польское правительство обращается к вышеназванному учреждению с просьбой направить делегацию на место убийства польских военнопленных.»
Приложение 10. ТЕЛЕГРАММА НЕМЕЦКОГО КРАСНОГО КРЕСТА В ЖЕНЕВУ
«В связи с сообщением об обнаружении останков нескольких тысяч польских офицеров в Катынском лесу под Смоленском — Принимая во внимание сообщенные немецким Красным Крестом, польским Красным Крестом и другими случаи без вести пропавших в Советском Союзе и ввиду международного значения этого дела, мы считаем весьма желательным участие международного комитета — Немецкий Красный Крест доводит до сведения, что делегации комитета, безотлагательно посланной для участия в совместной работе, немецкая сторона окажет на месте всестороннее содействие».
Подпись: Гравиц
(В дальнейшем председатель немецкого Красного Креста фон Кобург послал в Женеву еще одну телеграмму в том же духе.)
Приложение 11. ПРЕССА О РАЗРЫВЕ ПОЛЬСКО-СОВЕТСКИХ ОТНОШЕНИЙ
Швейцарская газета «Либерте» от 27 апреля 1943 г. опубликовала следующие замечания:
«Советское правительство должно было бы требовать со своей стороны, чтобы Красный Крест выяснил действительные факты. Этим оно доказало бы, что не боится публичного спора. Однако правительство в Москве так не поступило, а вместо этого заявило польскому правительству, что разрывает с ним всякие отношения, и упрекнуло его в том, что оно ухватилось за немецкое сообщение и солидаризовалось с ним. Этот упрек лишен основания. Польское правительство не присоединилось к Германии против Советского Союза. Оно хотя и обратилось к Красному Кресту с пожеланием, чтобы тот исследовал немецкое обвинение, но поступило логично — иной подход был бы не оправдан. Польское правительство не исполнило бы своих обязанностей, если бы оно отнеслось безразлично к сообщению, что немцами обнаружены массовые могилы польских офицеров.
Советское правительство заявило, что обнаруженные в Катынском лесу польские офицеры — жертвы немцев. Почему же тогда оно возражает против расследования? Почему оно заранее называет его комедией?»
Корреспондент «Манчестер гардиан» писал 1 мая 1943 г.:
«Поляки обратились в Международный Красный Крест как к единственному компетентному учреждению по делам военнопленных, но никогда не было и речи о чем-либо сверх того, как только идентификация погибших военных. Предложение польского правительства было сделано из чувства долга в отношении семей погибших и под давлением общественного мнения. Этим польское правительство намеревалось улучшить, а не ухудшить польско-советские отношения. Такие же стремления примирительного характера проявляются в требовании выпустить всех польских граждан из Советского Союза».
Газета «Нью-Йорк Тайме» 30 апреля 1943 года писала в редакционной статье:
«Разрыв между великой державой и соседней страной — в силу мрачного парадокса истории той самой страной, во имя независимости которой началась война, — плохое начало всеобщей попытки сотрудничества… Такого рода поступок Москвы — абсурдное обвинение Польши в сотрудничестве с нацистами — это хорошее напоминание малым народам о сделке, результатом которой был раздел Польши».
Журнал The Ninteenth Century and After за июнь 1943 года писал (стр. 251–253):
«Когда немцы сообщили об обнаружении могил польских офицеров, в Польше создалось такого рода настроение, которое просто принудило польское правительство предпринять определенные шаги. Оно обратилось тогда в Международный Красный Крест с просьбой начать расследование. Красный Крест не мог удовлетворить эту просьбу без согласия заинтересованных держав. То, что Советский Союз откажется дать свое согласие, можно было предвидеть заранее. Впрочем, этот отказ имеет свои основания…
Как же обстоит дело с этими 8300 пропавшими без вести польскими офицерами? Просьба поляков передать дело Международному Красному Кресту грозила разбить в пух и прах категорическое советское утверждение, что эти офицеры попали в немецкие руки летом 1941 г. и были убиты немцами. Если, однако, советское правительство знало, куда девались польские военнопленные, то почему оно не сообщило об этом польскому правительству, не ответило на многократные запросы, с которыми польское правительство обращалось к советскому правительству во второй половине 1941 года и в начале 1942 года? Почему ничего не было известно о судьбе этих офицеров с весны 1940 года до лета 1941 года, когда, согласно советской версии, они попали в плен к немцам? Кроме того, трудно понять, как 8300 офицеров, находившихся в руках Советов, могли попасть в немецкий плен так, чтобы советские власти ничего не знали об этом. Если эти офицеры попали в плен к врагу, то должны же существовать какие-нибудь свидетели случившегося? Кроме того, как только их захватили немцы, их следовало признать пропавшими без вести. Если бы советское правительство предполагало, что они погибли от рук немцев, оно могло взять на себя труд сообщить об этом польской стороне в момент подписания польско-советского договора в 1941 году, вместо того чтобы утверждать, что все военнопленные освобождены из лагерей для интернированных, и тем самым дать польским властям повод все время рассчитывать на их возвращение.
