История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Глава VIII

(1645)

Соглашение о нейтралитете, заключенное комиссарами от соседних западных графств, после которого мы и оставили главных предводителей корнуолльских отрядов, имело такую же судьбу, как и все подобные соглашения в других частях Англии. Ибо, несмотря на самые торжественные клятвы и принятие причастия (без чего обходились при заключении всех прочих договоров), стоило лишь Парламенту послать туда свои декларации и постановления (тождественные тем, которые касались сходных соглашений в Йоркшире и Чешире) и отрядить нескольких членов для вразумления тамошних своих сторонников и надзора за ними, как все мирные помыслы были забыты, так что в ночь перед истечением срока договора и перемирия Джеймс Чадли, генерал-майор мятежников (все это время усердно собиравший в Сомерсете и Девоншире деньги как с друзей, так и с врагов, и успевший снарядить многочисленное войско), появился с сильным отрядом пехоты и кавалерии в двух милях от Лонстона, главной квартиры корнуолльцев, и на следующее же утро (перемирие заканчивалось в двенадцать часов ночи) двинулся на этот город, недостаточно готовый к отражению атаки. Вожди корнуолльцев употребили срок перемирия со всевозможной пользой, убедив джентри и всех жителей графства согласиться на уплату еженедельного сбора, дабы поддержать силу, которая их защищает; а сверх и помимо этого налога джентльмены и иные видные особы добровольно пожертвовали на общее дело все свое столовое серебро. Но когда в эти края прибыл парламентский комитет, корнуолльцы поняли, что соглашение с неприятелем не принесет никаких плодов. А потому накануне истечения срока договора сэр Ральф Гоптон и сэр Бевил Гренвилл направились в Лонстон, чтобы принять меры к отражению возможной атаки, но поскольку им приходилось содержать и довольствовать свое маленькое войско на средства одного небольшого графства, то они принуждены были расквартировывать солдат на весьма обширной территории, чтобы ни одна местность не несла бремени свыше строго необходимого. В первый день, расположив людей вдоль живых изгородей и в удобных для обороны дефиле, они лишь сдерживали натиск врага, ожидая подхода остальных отрядов; когда же те, ближе к вечеру, вовремя подоспели, неприятель, уже понесший немалый урон, настолько пал духом и оробел, что ретировался ночью к Окемптону, городу в пятнадцати милях от места боя. После этого много дней кряду продолжались мелкие стычки с переменным успехом: порой корнуолльцы вторгались в Девоншир, но затем отступали — ибо, как стало известно, против них шла теперь целая армия, обладавшая столь явным численным превосходством, что всякое сопротивление ей казалось безнадежным.

В середине мая граф Стамфорд вступил в северный Корнуолл. Он имел тысячу четыреста кавалеристов и драгун, пять тысяч четыреста пехотинцев, тринадцать медных пушек и одну мортиру, а также огромный запас провианта и амуниции и был во всех отношениях снаряжен столь превосходно, как это могли обеспечить люди, которые не знали недостатка в средствах. Небольшая армия короля, уступавшая ему числом более чем вдвое и терпевшая страшную нужду в самом необходимом, находилась у Лонстона; неприятель же трактовал ее с совершенным презрением и, зная, что она приблизилась на расстояние шести-семи миль, помышлял лишь о том, как переловить королевских солдат после того, как они будут разбиты и рассеяны — чтобы помешать им укрыться в замке Пенденнис, откуда они могли бы доставить ему новые хлопоты. С этой целью, расположившись лагерем близ Страттона (единственная местность в Корнуолле, которая питала крайнюю враждебность к делу короля) на плоской вершине высокого холма, склоны коего отличались чрезвычайной крутизной, Стамфорд выслал к Бодмину отряд из тысячи двухсот кавалеристов и драгун под начальством сэра Джорджа Чадли (отца генерал-майора мятежников), чтобы захватить врасплох шерифа и главнейших джентльменов и таким образом не только воспрепятствовать подходу каких-либо подкреплений к армии короля, но и, застращав недовольных видом столь грозной кавалерии, принудить весь этот край выступить на стороне Парламента. Замысел этот, сам по себе отнюдь не безрассудный, сыграл в конечном счете на руку королю. Ибо его войска, двигавшиеся из Лонстона с твердой решимостью сразиться с врагом, каким бы ни было превосходство последнего в численности или в позиции (план, при всей своей рискованности, чреватый меньшей опасностью, чем отход в глубь графства или любой другой возможный для них образ действий), теперь, недолго думая, решили атаковать лагерь неприятеля, воспользовавшись отсутствием его кавалерии.

С этим намерением в понедельник 15 мая они подошли к вражескому лагерю на расстояние мили; положение с провиантом стало у них к этому времени столь отчаянным, что даже у самых предусмотрительных офицеров солдаты имели на ближайшие двое суток лишь по одному сухарю в день, и неприятель уже нисколько не сомневался, что войска короля находятся теперь в полной его власти.

Во вторник 16 мая, около пяти часов утра (простояв всю ночь в боевой готовности) корнуолльцы начали готовиться к делу. Свою пехоту, примерно две тысячи четыреста человек, они разделили на четыре отряда, каждый из которых получил собственную задачу. Первым отрядом командовали лорд Мохен и сэр Ральф Гоптон, взявшиеся атаковать неприятельский лагерь с южной стороны; слева от них должны были наступать люди сэра Джона Беркли и сэра Бевила Гренвилла; сэр Николас Сленнинг и полковник Тревеньон шли на штурм с севера, а по левую руку от них предстояло действовать полковнику Томасу Баффету, генерал-майору пехоты корнуолльцев, и полковнику Уильяму Годолфину. Каждый отряд имел по две пушки, которые мог пустить в ход по своему усмотрению. Полковник Джон Дигби, командовавший кавалерией и драгунами, числом до пятисот человек, находился с ними в Сенди Коммонс, на ведущей к неприятельскому лагерю дороге, и должен был либо нанести ответный удар врагу, если тот атакует, либо оставаться на месте в качестве резерва.

Так началось сражение; королевские войска с четырех сторон яростно рвались к вершине холма, а их противник с не меньшим упорством защищал свои позиции. Бой шел с переменным успехом до трех часов пополудни, когда старшим начальникам корнуолльцев донесли, что пороха у них осталось не более четырех бочек; и те (скрыв это известие от солдат) решили, что восполнить подобный недостаток можно теперь одной лишь храбростью. А потому они, через посыльных, условились наступать со своими отрядами, не открывая более огня до тех пор, пока их люди не достигнут вершины и не окажутся на ровной местности рядом с неприятелем. Солдаты столь превосходно поддержали мужество и решимость офицеров своей отвагой, что враг, видя с изумлением, как эти бесстрашные бойцы идут с холодным оружием против ядер и пуль, дрогнул на всех пунктах и начал подаваться назад. Генерал-майор Чадли, руководивший в этом бою парламентскими войсками, честно исполнил свой долг: заметив, что его люди не устояли перед уступающим в числе противником и тот поднимается все выше по склонам холма, он во главе храбрых пикинеров лично выступил против отряда, которым командовали сэр Джон Беркли и сэр Бевил Гренвилл, и с такой яростью на него обрушился, что привел неприятеля в немалое расстройство. Во время этой схватки сэр Бевил Гренвилл оказался на земле, но его товарищ тотчас же подоспел к нему на помощь; после чего они усилили натиск и, перебив большую часть атакующих, а остальных рассеяв, взяли в плен самого генерал-майора, успевшего выказать беспримерную храбрость. Тогда неприятель начал поспешно отступать, а четыре корнуолльских отряда, поднимаясь по склонам холма, приближались друг к другу, пока в четвертом часу пополудни не соединились наконец на его вершине. Там они стали обниматься, охваченные неописуемым восторгом; каждый поздравлял своих товарищей с победой, в коей все они с готовностью признали чудо и благословение Божие; после чего, захватив на холме несколько пушек неприятеля, корнуолльцы все вместе устремились к его лагерю, чтобы довершить свой успех. Но враги, едва услышав о потере своего генерал-майора, совершенно пали духом; яростно теснимые и сбитые с прежних позиций — на силу и неприступность которых они главным образом и рассчитывали — некоторые из них побросали оружие и сдались в плен, другие же, обратившись в бегство, рассеялись, и теперь каждый думал лишь о собственном спасении. Пример в том подавал сам главнокомандующий граф Стамфорд: в продолжение всей битвы он держался на безопасном расстоянии от поля боя, окруженный всеми своими кавалеристами, которые, действуя небольшими партиями (хотя общее их число не превышало ста двадцати — ста сорока человек), могли бы нанести чувствительный урон пехотным отрядам корнуолльцев, с величайшим трудом взбиравшимся по крутым склонам холма; а едва увидев, что сражение проиграно (иные говорят — даже раньше), со всевозможной поспешностью устремился в Эксетер, дабы подготовить этот город к ожидавшим его вскоре испытаниям.