Михаил Петров - Адмирал Ушаков
- А Мордвинов? - после паузы спросил Ушаков.
- Остался председателем Вольного экономического общества.
- Его ли, адмирала, это дело? А впрочем, - усмехнулся Ушаков, - на другое он и не способен...
При этих словах он сильно закашлялся. Федор Иванович, встревожившись, кинулся помочь поднять под головой подушку.
- Здорово же вас прихватило, дядюшка!
Ушаков нахмурился. Вспомнилась церковная служба в Темникове по случаю заключения мира со Швецией, вспомнилась стычка с Архаровым и Титовым в дворянском собрании. Очень не повезло ему в тот день.
Не ответив племяннику, спросил:
- Что за человек Сперанский?
- А что?
- Шибко напугал планами своими дворян наших.
- Да ваших ли только? В Петербурге не меньше напуганы.
Федор Иванович рассказал, что в Петербурге многие считают Сперанского другом царя и что преобразовательные планы свои он сочиняет по высочайшему повелению. По предложению Сперанского его величеством уже издан манифест об образовании Государственного совета, и дворяне опасаются, как бы государь не принял и другие его предложения.
- А что сам Сперанский?
- Он почти не показывается на людях, целыми днями сидит в своем кабинете, на который даже придворные смотрят как на Пандорин ящик*.
_______________
* По греческой мифологии, Пандора, первая женщина, созданная
Зевсом, получила для хранения от своего творца жизни ящик, в котором
были заперты все человеческие несчастья. Пандора не смогла сладить с
охватившим ее любопытством, открыла ящик и нечаянно выпустила
содержавшиеся там несчастья на белый свет.
- Сдается мне, для Сперанского это кончится плохо, - в раздумье сказал Ушаков. - Рано или поздно государь оттолкнет его. В первые годы своего царствования Екатерина II, которой подражает нынешний император, тоже поощряла свободолюбивые мысли, выдавала себя чуть ли не республиканкой. Царствование же свое она закончила виселицами да ссылками.
Ушаков закрыл глаза и долго лежал не двигаясь.
- Наверное, устал с дороги, - проговорил он после молчания, - поди отдохни. Да и я притомился. Потом поговорим.
- Слушаюсь, дядюшка.
Федор Иванович поправил на нем одеяло и на цыпочках вышел из комнаты.
* * *
Пока Федор Иванович жил в Алексеевке, он почти не оставлял дядю одного, развлекая рассказами. Порою их беседы затягивались до глубокой ночи.
Однажды Федор Иванович пришел к дяде со свертком бумаг и с таким видом, словно имел сообщить ему что-то важное. Ушакову в этот день было намного лучше, он мог даже позволить себе сесть на кровать, подложив под спину подушки.
- Присядь, - пригласил он племянника. - Что это у тебя?
- Да так... старая газета.
- Интересное что-нибудь?
- Лично вас может заинтересовать. Желаете послушать, что здесь написано?
- Почему бы не послушать, если интересно?
Федор Иванович стал читать:
- "Продолжение известий о действиях флота и первой ее императорского величества армии против Оттоманской Порты. В Санк-Петербурге ноября 28 дня 1771 года". Это приложение к "Петербургским ведомостям", - пояснил Федор Иванович.
- Читай дальше, я слушаю.
Чтение возобновилось:
- "С пребыванием на сих днях ко двору курьерами получены обстоятельные известия о действиях флота ее императорского величества в Архипелаге. Главнокомандующий тем флотом генерал-аншеф граф Алексей Орлов доносит с корабля "Трех Иерархов", под островом Тассо, от 19 сентября..." Тут много всяких известий, - прервал чтение Федор Иванович. - Дозвольте, дядюшка, на одном только известии остановиться.
- Я слушаю.
Федор Иванович пошелестел газетой, нашел отмеченное место и продолжал:
- "...12 сентября последовало между островом Лемносом и Афонскою горою происшествие, которое не инако служит как приращению славы победоносного ее императорского величества оружия.
Небольшое греческое судно, называемое "Трекатара", на котором молодой человек мичман Ушаков был главным командиром, с одною ротою солдат Шлиссельбургского полка под командою капитана их Костина и с небольшим числом албанцев, переходя от острова Скопело к Тассо, в виду крепости Лемноса, при совершенном безветрии остановилось на месте неподвижно. Неприятель, усмотря оное в таком состоянии и зная при том вооружение греческих судов, считали уже оное своею добычей; чего ради вышел из порта на одной галерее и четырех полугалерах в великом числе вооруженных дульциниотов, главных в тамошних морях разбойников, спешил на гребле к овладению судном, уповая взять оное без всякого сражения. Командиры капитан Костин и мичман Ушаков, узнав по флагам неприятеля, несмотря на худое вооружение "Трекатары", изготовились к обороне, распорядя таким образом, чтоб судно при тихой погоде яликом и баркасом во все стороны поворачиваемо было; потом, вынув пустые водяные бочки, употребили оные к тому, дабы солдатам и албанцам служили вместо туров, а навешанное платье и постели укрывали их по бортам и на шканцах, на которых приказано было лежать, не показываясь неприятелю до приближения его к судну; на корме, прорубив вскорости борт, поставили небольшую пушку и, распределя по всем нужным местам людей, коих не более 229 человек было, считая всех обер- и унтер-офицеров, солдат, албанцев и матросов, ожидали бодро неприятельского нападения.
В четыре часа пополудни началась пушечная пальба с галеры, потом и прочие суда, подойдя ближе, стреляли из пушек и ружей; а как и из "Трекатары" при поднятии российского флага. Ответствовано было, что неприятель, надеясь на свою превосходную силу, стремился пристать к судну и с оружием взять оное, но весьма храбро отбит был и прогнан".
Закончив чтение, Федор Иванович бережно свернул газету и спросил дядю, про него ли сие написано?
- Откуда это у тебя? - обратил на него взгляд Ушаков.
- Нашел в бумагах покойного батюшки.
Ушаков откинулся на подушки, помолчал, раздумывая. Потом заговорил:
- В тысяча семьсот семьдесят первом году я был уже лейтенантом, а не мичманом. Да и в кампании той, коей предводительствовал граф Алексей Орлов, не участвовал. В то время я в Азовской флотилии служил.
- А как же это? - показал на газету Федор Иванович.
- Сие про батюшку твоего Ивана Федоровича...
Ушаков свесил с кровати ноги и попросил халат. Он не мог больше лежать: воспоминания сильно взволновали его.
- Славный был мореходец твой батюшка, царство ему небесное!
- Батюшка никогда не рассказывал мне о своих походах.
- А было ли у него время рассказывать? - Ушаков взял в руки газету, посмотрел, нет ли там еще чего, и тотчас вернул. - Береги. И пусть сия газета будет тебе вроде родительского завещания. Мы с батюшкой твоим свое прошли, теперь твой черед идти. Дальше идти. Россия на вас, молодых, взгляд свой должна держать. А что до Траверсов да Мордвиновых, то они вроде морской пены - хоть и наверху, да не на них флот держится.
Ушаков закашлялся и стал тащить на себя одеяло. Федор Иванович бросился ему помогать.
- Ничего, ничего, я один, сам управлюсь, - остановил его Ушаков. Полежать надо. А ты иди гуляй, - легонько оттолкнул он от себя племянника. - Не велико удовольствие у больного торчать. Иди.
Федор Иванович прожил у дяди до середины Великого поста. Он уехал в мартовскую оттепель, когда Ушаков был уже совсем здоров.
13
В народе неспроста говорят: время за нами, время перед нами, а при нас его нет. Мы его не замечаем. Не замечаем, как оно летит. И только когда мысленно оглядываемся, с удивлением обнаруживаем: то, что было впереди нас, маня наше воображение, оказалось уже позади... И так всю жизнь. Не замечаем, как остается позади молодость, в хлопотах проходят зрелые годы. Все проходит, и вот ты уже старик... Ты обнаруживаешь это и вначале не веришь себе: неужели это правда? Не веришь, удивляешься и со смутным страхом смотришь вперед: много ли там еще осталось? И вот что странно, чем меньше времени остается там, впереди, тем быстрее переливается оно из дали будущего в даль минувшего, тем быстрее течение дней. Да, время не понимает шуток. Время делает свое дело бесповоротно, неумолимо.
В 1812 году исполнилось пять лет, как Ушаков ушел в отставку. Когда Федор напомнил ему об этом, испекши по сему случаю праздничный пирог, он даже расстроился. Пять лет! Времени-то сколько!.. А в нем даже не успело улечься то, что обижало, мучило его в последние годы службы. Сердце ныло таким же смутным беспокойством, как и прежде. Боже, когда же наконец придет настоящий покой?..
А вроде бы и причин особых для расстройства не было. После проводов племянника он не болел более. Правда, недуги кое-когда сказывались, особенно перед непогодой - то ноги начнет мозжить, то вдруг в голове шум объявится, но ведь в старые годы все подобное испытывают.
На настроение давило совсем не это, давило что-то другое... И это "что-то" исходило от самой обстановки, в которой жил, в которой варился, варились другие люди, варилась вся великая Русь. Позабыть бы обо всем на свете, уйти бы от всех печалей... Но разве забудешь, разве уйдешь, когда все это у тебя в крови и когда ты привык начинать свой день с книг или газет: что там нового?
