Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Эти стихи посвящены Сергею Дмитриевичу Памфилову, «главному агитпропщику» Смоленского обкома партии, который «полюбил поэмы и стихи».
В «Письме другу» (1927) М. Исаковский отказывается писать стихи «по поводу нахлынувших событий»: «Страна уже сказала свой ответ, / И мне его лишь повторить пришлось бы», есть Ворошилов, есть люди, есть журналисты, которые постоянно отвечают на злободневные вопросы, «Быть может, я / на многих не похож, – / Не очень злободневен, может статься… / Но здесь такая / поспевает рожь, / Что с мирной темой / трудно мне расстаться». Но всё-таки М. Исаковскому пришлось писать ответ лорду Чемберлену (Смоленская деревня. 1927. 16 сентября. Под заглавием «Ответ»), в котором, опираясь на разговоры мужиков, он высказал мнение о причинах «сногсшибательной славы» лорда Чемберлена:
Таких вещей ещё не видел свет,
Такого света
Не было по хатам.
Нет, мы не зря
Учились десять лет
Давать ответы
Наглым дипломатам!
Но М. Исаковского тянут к себе родные фигуры, которые верят в него и которые ждут от него творческих успехов, пишет и о родственниках, далёких-дальних, которые приезжают когда хотят и тем самым мешают ему работать, так он написал стихотворения «Матери», «Об отце», «Родственники» (1932): «…И снова день погиб. Ушёл, растаял, канул, / И я ничем не мог спасти его: / Есть средство против блох, клопов и / тараканов, / Но против родственников – нету ничего» (Там же. С. 352).
Во вступительной статье к Собранию сочинений А. Твардовский, вспоминая, какое значительное влияние поэзия и личность М. Исаковского оказали на него, писал: «Откуда-то из задних рядов мимо меня, сидевшего близко к проходу, прошёл к трибуне высокий, узкоплечий и чуть сутулый человек в очках, державший коротко остриженную тёмноволосую голову как-то немного набок. Часто литературная слава или известность сопровождается отличительными чертами индивидуальной внешности, даже одеждой, становящейся образцом для подражания. В Исаковском решительно ничего не было похожего на русокудрость есенинского типа, подчёркнутую элегантной манишкой и галстуком. Была на нём не то суконная, не то шерстяная, как и брюки, тёмно-синяя гимнастёрка или блуза с глухим отложным воротничком и свободным пояском из той же материи. Высокий, очень белый лоб и узкая белая кисть руки, поднятая к очкам с некоторым даже изяществом для привычного жеста, как-то неожиданно сочетались с простецкими крупными чертами смуглого лица и были совсем не крестьянскими. Но всё это вместе представлялось мне таким, каким и должно быть, и даже большие, в роговой оправе очки казались мне тогда решающей принадлежностью облика поэта… Новизна и нешумливая оригинальность поэзии Исаковского, сразу принятая читателем, заключалась в том, что его печатавшиеся в газете стихи были в то же время стихами «для души», для себя, были тем заветным и главным лирическим словом поэта, за которым не может таиться в запасе слово иное, не имеющее выхода к читателю лишь по внешним условиям» (Там же. С. 11—12).
М. Исаковский прекрасно видел, какие перемены происходят в жизни, пытался эти перемены уловить и отразить в своём творчестве. Уже в стихотворении «Старик со скрипкой» (Рабочий путь. 1927. 11 сентября) М. Исаковский отметил, что некогда Старик радовал своими песнями: «Он был везде, где только есть народ, – / На праздниках, на свадьбах, на базарах», но наступили новые времена, нужны новые песни, а петь о «грустной старине» никому не нужно «Теперь не время нагонять тоску, – Давай-ка нам чего-нибудь похлеще!» М. Исаковский ещё в 1927 году вспомнил поговорку: «Новое время – новые песни». В 1933 году композитор В. Захаров увидел, что стихотворение М. Исаковского «Вдоль деревни» (Рабочий путь. 1926. 21 ноября; с подзаголовком «Песня»): «Вдоль деревни, от избы и до избы, / Зашагали торопливые столбы…») легко ложится на музыку, и родилась песня, которая вскоре стала популярной. У М. Исаковского появились стихи, опубликованные в различных газетах и журналах, композиторы попробовали переложить их на музыку, и вскоре вся страна стала петь песни на слова Исаковского – «Прощание» («Дан приказ: ему на запад…»), «Шёл со службы пограничник», «Катюша», «И кто его знает…», «Любушка», «Морячка», «Что за славные ребята…», «Колыбельная», «Провожанье». В 1942 году М. Исаковскому была присуждена Сталинская премия первой степени за стихи и песни этого времени. Биографы Исаковского вспоминают, что он песен не писал, писал стихи, которые вскоре становились песнями. Да и сам М. Исаковский признавался: «За очень редкими исключениями, я никогда не писал песен. Я писал просто стихи» (Исаковский М. О поэтах, о стихах, о песнях. М., 1968. С. 66). И во время войны и после войны появились песни М. Исаковского, которые стали всенародными. В 1948 году М. Исаковский получил Сталинскую премию первой степени за военные и послевоенные стихи и песни.
Во время войны М. Исаковский с семьей был эвакуирован в Чистополь, где оказались и другие известные писатели – К. Федин, Л. Леонов, Б. Пастернак, П. Павленко, Н. Асеев, К. Тренев, В. Боков, много литературных критиков, переводчиков, поэтов. В записной книжке под заголовком «О городе Чистополе» М.В. Исаковский писал: «Я благодарен городу Чистополю за то, что в суровые годы Отечественной войны он приютил меня, дал мне кров и хлеб, предоставил возможность работать. Я прожил в Чистополе с начала августа 1941 по май 1943 года… Я должен сказать, что и для меня «чистопольский период» в творческом отношении не пропал даром… Я написал довольно большое количество произведений и среди них такие, которые получили потом весьма широкое распространение как на фронте, так и в тылу («В прифронтовом лесу», «Ой, туманы мои, растуманы…», «Огонёк» и другие)» (Чистопольские страницы. Казань. 1987. С. 35). Здесь же напечатаны два письма М. Исаковского и «чистопольские» стихи: в одном из писем он благодарит Ш.Ш. Сидаева, одного из руководителей города, за тёплый приём, а во втором, 12 июля 1943 года, В.Д. Авдееву, с которым по дружились в Чистополе, сообщает подробности переезда в Москву: «На пристани оркестра, правда, не было, но зато был Твардовский с грузовой машиной, который и помог мне очень быстро перебросить свой багаж на квартиру, а это куда лучше оркестра. С квартирой же пришлось повозиться основательно: была она в таком состоянии, что трудно себе и представить – всё загрязнено, обшарпано, поломано, поковеркано. Всё, что можно было утащить, утащено. Но в конце концов, это нас не очень огорчило…» (Там же. С. 90—91). Тут же приступил к работе над книжкой для Гослитиздата. В это время у М. Исаковского вышли книги в Смоленске – «Здравствуй, Смоленск! Стихи и песни» (Смоленск, 1944) и чуть позже в Москве – «Избранные стихи и песни» (М., 1947).
Глубокое впечатление на критиков и читателей произвело стихотворение М.В. Исаковского «Враги сожгли родную хату» (1945):
Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда ж теперь идти солдату,
Кому печаль нести свою?
Для радостной встречи он взял бутылку, чтобы «выпить за здоровье», а оказалось – надо «пить за упокой»:
Он пил – солдат, слуга народа,
И с болью в сердце говорил:
«Я шёл к тебе четыре года,
Я три державы покорил…»
Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт.
После войны М. Исаковский задумал написать поэму «Сказка о правде» обо всём, что видел и пережил, но «Сказка о правде» появилась только в 1987 году, когда ослабла цензура.
В статье А. Твардовского говорится об одном из главных качеств М.В. Исаковского: его поэзия – правдивая и искренняя. «Михаил Исаковский – один из самых наглядных примеров верности этим принципам. Он искренен и правдив, приветствуя радостной песней советскую новь деревни ещё на самой заре этой нови, ещё в самых первоначальных её осуществлениях, так же как искренен и правдив, показывая прежнюю деревенскую жизнь во всей её тоскливой неприглядности. На старую деревню он смотрит непрощающим взглядом своего детства и юности, с особой остротой переживавших все ущемления и унижения бедняцкой доли.
Он правдив и искренен, когда в заглавном стихотворении книги «Мастера земли» от страстного желания видеть родную, скупую на урожай землю преображённой трудом её мастеров, поёт славу их золотым рукам, их радости при виде картины, которая в годы создания колхозов была, конечно, больше поэтической проекцией будущего, чем непосредственным отражением настоящего.
Он искренен и правдив в своей неизменной любви к людям как старой, так и новой деревни, старым и молодым, – обо всех у него находятся слова, иногда оттенённые незлобивой шуткой… Лирика Исаковского свидетельствует о цельности его душевного склада, о скромности и достоинстве, о добром, отзывчивом сердце, не склонном, однако, к сентиментальности, вернее, защищённом от неё враждебным чувством юмора. Личный облик поэта представляется в органическом единстве с его творчеством. И поэтому голос его всегда искренен, даже тогда, когда он служит преходящему, газетно-публицистическому назначению» (Т. 1. С. 46—47).
