Валентин Янин - Я послал тебе бересту
Раскопки 1969 года подтвердили возникшие ранее предположения. Мишиничи в XIV–XV веках владели значительным комплексом усадеб, а громадный Неревский раскоп 1951–1962 годов только частично вторгся в пределы их городского землевладения.
Ну, а раньше? Был ли этот комплекс приобретен только Мишиничами, скажем, в конце XIII века? Или им владели и их предки? Является ли картина, установленная для XIV–XV веков, характерной только для этого периода или она традиционна? Может быть, подобное состояние боярского городского землевладения в Новгороде восходит к древнейшим порядкам этого города? Ведь очень важный элемент традиционности свойствен, например, каждой отдельно взятой усадьбе. На протяжении столетий, с X до XV века, они и на Неревском конце, и во всех раскопанных экспедицией местах не меняли своих границ. Их частоколы из яруса в ярус возобновлялись на линиях, проведенных тысячу лет тому назад.
Перед нами, таким образом, встает новый вопрос — о предках Мишиничей. Кто они? Где они жили?
А. В. Арциховский предположил, что ближайшим предком Мишиничей-Онцифоровичей был знаменитый новгородец Миша, о котором рассказано в Житии Александра Невского как об одном из шести наиболее отличившихся героев Невской битвы 1240 года: «Четвертый же новгородець, именем Миша; сий пешь с дружиною своею наскочи, погуби три корабли Римлян». «Выводить этот род от другого Миши невозможно, — пишет А. В. Арциховский. — Остальные летописные Михаилы были, вероятно, Мишами для родных и друзей, но это уменьшительное имя на страницах летописи встречается лишь под 1228–1257 годами. Оно было для всего Новгорода связано только с одним популярным человеком и отличало его от многочисленных тезок. Своеобразие отчества Мишиничей это подчеркивает».
Обратимся к одному, хотя и позднему, составленному в конце XVII или начале XVIII века, но чрезвычайно любопытному источнику. Тогда еще в Новгороде существовала на Прусской улице церковь Вознесения. И в этой церкви был составлен или в указанное время переписан синодик — поминальная книжка с именами людей, о которых особенно прилежно полагалось молиться в этой церкви, поскольку они заботились о ней и в ней похоронены. В этом синодике говорится, что первыми «создателями» церкви Вознесения были «Михаил, Терентий, Михаил, Симеон, Иоанн иже прозванием Морозовых». Их имена не просто названы, а здесь же рассказывается, что каждый из них «в свое время» умер и похоронен в церкви Вознесения «на южной и северной стенах в настенных гробах». И не просто похоронен, но и изображен в настенной росписи: «И образы — подобие их, — и одежды, яковы носяху, написаны суть и внутрь постороне южных церковных дверей, в написании том 17 лиц». Здесь же сообщается, что первый Михаил и был сподвижником Александра Невского. Те же сведения с описанием подвига Миши в Невской битве имеются и в родословце Морозовых, составленном в XVI веке.
Выходит, следовательно, что Миша — герой Невской битвы жил вовсе не на Неревском конце, а на Прусской улице, в совсем другом районе Новгорода. Но может быть, его потомство переселилось в Неревский конец? Нет, синодик перечисляет это потомство, называя совсем иные имена, нежели у наших Мишиничей. Дети и внуки Миши продолжают жить на Прусской улице; их и хоронят на Прусской улице.
А может быть, сведения цитированных источников недостоверны? В XVI и XVII веках бояре любили измышлять для себя знаменитых предков. Существует возможность кое-что проверить в показаниях этих источников. В числе ближайших потомков Миши назван Иван Мороз. Человека с таким именем хорошо знает древний, достоверный источник — Новгородская первая летопись XV века. В ней под 1413 годом сообщается, что Иван Морозов поставил каменную церковь Ивана Предтечи на Десятине. А Десятина, или Десятинный монастырь, непосредственно примыкала к Прусской улице. Значит, действительно потомки знаменитого Миши продолжали жить на Прусской улице и к Неревскому концу не имеют никакого отношения. Непосредственным предком Мишиничей был совсем другой Миша.
Поскольку сведений о нем у нас нет вовсе, сегодня достоверную генеалогию Мишиничей приходится обрывать на этом лице. Не зная его отчества, мы ничего не сможем сказать об имени его деда и более ранних предков. Однако, выйдя из области достоверного, мы имеем право и возможность высказать кое-какие предположения. Не нужно только забывать, что любому предположению очень далеко до точного вывода. Потомков знаменитого Миши погребали в церкви Вознесения. Могилы потомков нашего, незнаменитого Миши находились в другой церкви — Сорока мучеников. Лишь когда Юрий Онцифорович создал Колмов монастырь в конце XIV века, его соборная церковь стала родовой усыпальницей Онцифоровичей. Но если Мишиничи так тесно связаны с церковью Сорока мучеников, не стоит ли нам поближе познакомиться с историей этой церкви и с именами людей, имеющих к ней отношение? Эта церковь была заложена в 1200 году. Летопись не называет инициатора постройки, но спустя тринадцать лет, под 1213 годом так рассказывает об окончании строительства: «Того же лета, волею божиею, съверши церковь камяну Вячеслав Прокшиниць, вънук Малышев, Святых 40; а дай бог ему в спасение молитвами святых 40». На этом деятельность Вячеслава не закончилась. Под 1227 годом летописец сообщил, что Вячеслав, Малышев внук, расписал ту же церковь.
О Вячеславе Прокшиниче летописец знает не только как о строителе интересующей нас церкви. В 1224 году он был членом новгородского посольства к князю Юрию Всеволодовичу. В 1228 году он был новгородским тысяцким. А 4 мая 1243 года умер в монашеском чине под именем Варлаам в Хутынском монастыре.
Летописцу известен и большой круг его родственников. В 1247 году в том же Хутынском монастыре и тоже в монашеском чине под именем Анкюдин умер сын Вячеслава Константин Вячеславич. В 1219 году во время очередного столкновения в Новгороде был убит брат Вячеслава Константин, которого летопись прямо называет жителем Неревского конца. Под 1228 годом упоминается другой брат Вячеслава — Богуслав. Хорошо известен и отец Вячеслава Прокша Малышев, судьба которого стала образцом для его сына и внука. Летопись под 1207 годом сообщает о Прокше следующее: «В то же лето преставися раб божий Парфурий, а мирьскы Прокша Малышевиць, постригся у святого Спаса на Хутине, при игумене Варламе; а покой, господи, душу его».
У нас нет возможности сомкнуть Малышевичей и Мишиничей в одну цепь генеалогических связей: в середине — второй половине XIII столетия сведения о том и другом роде прерываются на полвека. Но мы уверенно можем утверждать, что на рубеже XII–XIII веков комплекс усадеб, хозяевами которого спустя сто лет были Мишиничи, принадлежал Малышевичам. Чтобы убедиться в этом, нам нужно вернуться на старый Неревский раскоп.
Еще в 1954 году во время раскопок усадеб «А» и «Г», расположенных к северу от Холопьей улицы, подряд были найдены две грамоты № 114 и 115. Первая обнаружена в слоях шестнадцатого яруса, который датируется 1197–1224 годами. Вторую, более древнюю извлекли из напластований семнадцатого яруса с дендрохронологической датой 1177–1197 годы. Грамота № 114 оказалась целым, хотя и очень коротким письмом:
«От Богош ко Уике. Водай гривену исту».
«Истом» назывался отданный в долг основной капитал. Возвращать его нужно было с процентами. Здесь Богош, написавший Уику свое распоряжение, процентов не требует.
Грамота — № 115 — оборвана: «От Прокошь к Ньстьру. Шьсть гр… плати, а вире не плати, а Домит… зь на плоть, а Жиро… льи…».
Для нас в этих двух грамотах важнее всего имена. В более ранней — Прокош, в более поздней — Богош. С этими именами мы имели дело только что. Прокош, иначе Прокша, — это Прокопий. Богош, иначе Богша, — Богуслав. Но ведь как раз в то время, к которому относятся эти две грамоты, в Новгороде, на Неревском конце, жили сначала Прокша Малышевич, а потом его сын Богуслав — Богша Прокшинич. Не их ли автографы попали в руки археологов в 1954 году?
Если эти сопоставления верны, то, даже не решая вопроса о связи Малышевичей и Мишиничей, мы имеем основание утверждать, что Малышевичи на рубеже XII–XIII веков распространяли свое влияние на значительный район Новгорода, от церкви Сорока мучеников до усадеб на Холопьей улице, тогда как в XIV–XV веках этот же участок принадлежал Мишиничам. Иными словами, картина городского землевладения новгородских бояр, установленная для XIV–XV веков, обретает характер традиционности.
Почему это наблюдение представляется нам очень важным? Попробуем вместе разобраться в одной необычайно сложной проблеме.
Если один боярский род владел на территории Новгорода значительным комплексом усадеб, то есть большим районом города, а в этом районе кроме самих бояр жили многочисленные представители самых разнообразных сословий Новгорода, значит подавляющее большинство населяющих эти усадьбы людей жило не на своей земле. Все эти люди находились я разных формах зависимости от владевших комплексом усадеб бояр. Вместе с тем боярский род, увеличиваясь с течением времени, сохраняет единство, которое проявляется в совместном владении комплексом этих усадеб. Такая организационная ячейка общества называется патронимией, она носит на себе очевидные черты пережиточности, восходя к древней большой семье. Разумеется, существо этой организации в условиях феодализма было уже иным. Однако классовое общество склонно бывает не только сохранять, но даже культивировать некоторые пережитки тогда, когда это ему выгодно.
