Валентин Янин - Я послал тебе бересту
Обзор книги Валентин Янин - Я послал тебе бересту
Валентин Лаврентьевич Янин
«Я послал тебе бересту»
Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Благодарю», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!
Посвящается светлой памяти Ивана Георгиевича Петровского, неизменному вниманию которого Новгородская экспедиция обязана многими успехами
Рецензенты: доктор исторических наук Б. А. Колчин, кандидат исторических наук М. X. Алешковский.
Предисловие
В этой книге рассказывается об одном из самых замечательных археологических открытий XX века — находке советскими археологами новгородских берестяных грамот.
Первые десять грамот на березовой коре были обнаружены экспедицией профессора Артемия Владимировича Арциховского в 1951 году. С тех пор прошло двадцать четыре года, и каждому из этих лет, наполненных активными и волнующими поисками новых грамот, сопутствовал неизменный успех. В иные годы археологи привозили из Новгорода в своем экспедиционном багаже до шестидесяти — семидесяти новых берестяных писем. Сейчас, в январе 1975 года, когда пишутся эти строки, коллекция новгородских грамот на бересте включает пятьсот двадцать один документ.
За двадцать четыре года образовалась целая библиотека книг и статей, посвященных берестяным грамотам. Ее основу составляет подробное, многотомное (вышло уже шесть томов) издание грамот, осуществляемое А. В. Арциховским. Находка берестяных грамот вызвала отклик ученых разных специальностей — историков и языковедов, литературоведов и экономистов, географов и юристов. И в написанных этими учеными книгах и статьях на десятках языков открытие берестяных грамот названо сенсационным.
В самом деле, эта находка имела все основания для сенсации. Она открывала почти безграничные возможности познания прошлого в тех отделах исторической науки, где поиски новых видов источников признавались безнадежными.
Издавна историки, занимающиеся исследованием средневековья, завидуют историкам новейшего времени. Круг источников, находящихся в распоряжении исследователя, например проблем истории XIX века, многообразен и практически неисчерпаем. Официальные государственные акты и мемуары, статистические сборники и газеты, деловая переписка и частные письма, произведения художественной литературы и публицистики, картины и здания, этнографические описания и целый мир дошедших до наших дней предметов материальной культуры — этот обширный комплекс свидетельств способен дать ответ на любой вопрос, возникающий перед исследователем.
И львиная доля свидетельств принадлежит здесь слову. Слову — рукописному и напечатанному, размноженному в тысячах экземпляров, стоящему на полках библиотек и архивов. Чем ближе к нашим дням, тем разнообразнее состав исторических источников. Когда в 1877 году поставленная под острие телефонной диафрагмы с припаянной к ней иглой телеграфная лента сказала голосом Эдисона «алло, алло», к слову написанному добавилось слово звучащее, а с изобретением звукового кино движение истории стала фиксировать и говорящая кинолента. Источников по истории новейшего времени так много, что исследователи, каждый из которых не в состоянии познакомиться с ними в полном объеме, ищут способов делать правильные выводы по сравнительно небольшим группам документов или же прибегают к помощи счетно-решающих устройств, постепенно накапливая и классифицируя в них нужную информацию.
Иначе обстоит дело с источниками, позволяющими заглянуть в отдаленные века нашего прошлого. Здесь чем дальше в глубь столетий, тем меньше письменных свидетельств. Историк, работающий над проблемами русской истории XII–XIV веков, располагает лишь летописями, сохранившимися, как правило, в поздних списках, очень немногими счастливо уцелевшими официальными актами, памятниками законодательства, редчайшими произведениями художественной литературы и каноническими церковными книгами. Собранные вместе, эти письменные источники составят ничтожную долю процента от количества письменных источников XIX века. Еще меньше письменных свидетельств уцелело от X и XI веков. Малочисленность древнерусских письменных источников — результат одного из страшнейших в деревянной Руси бедствий — частых пожаров, во время которых не однажды выгорали целые города со всеми их богатствами, в том числе и книгами.
Однако историку средневековья приходится постоянно преодолевать не только трудности, связанные с малочисленностью источников. Эти источники, кроме того, отражают прошлое односторонне. Летописцы совершенно не интересовались многими вещами, волнующими современных историков. Они отмечали лишь те события, которые были для них необычными, не замечая привычной глазу и уху бытовой обстановки, с детства окружавшей их. Медленно развивавшиеся исторические процессы, хорошо видимые только с большого расстояния, проходили мимо их внимания. Зачем записывать то, что известно каждому? Зачем останавливать внимание читателей — на том, что знает уже не только он, но знали его отец и деды? Иное дело — война, смерть князя, выборы епископа, постройка новой церкви, неурожай, наводнение, эпидемия или солнечное затмение.
То же самое касается и официальных актов. Вот пример. Многие столетия Новгород заключал договор с каждым приглашаемым на его престол князем. Князь целовал крест городу в том, что будет свято соблюдать существующий порядок взаимоотношений между собой и боярской властью. Но послушайте, как звучит формула этой присяги: «На сем ти, княже, хрест целовати к всему Новугороду, на чем целовали первой князи, и дед твой, и отец твой. Новгород ти держати по пошлине, како держал дед твой, и отец твой». «Пошлиной» здесь называется традиционный порядок (как «пошло» с давних пор). И князю и новгородцам этот порядок был хорошо известен. Его не считали нужным снова и снова излагать в договоре.
Между тем для современного историка важнее всего реконструкция именно той картины, которая каждый день открывалась взору средневекового человека. Его интересует, как жили и о чем думали много веков тому назад люди, принадлежавшие к разным классам и сословиям. Каковы были источники их существования? Какие исторические процессы воздействовали на них? Какими были их взаимоотношения? Чем они питались? Как одевались? К чему стремились?
При попытке ответить на эти вопросы кое-что удавалось сделать с помощью скрупулезного анализа тех немногочисленных крупиц, которые были рассыпаны по страницам древних рукописей. Однако чаще всего решение проблемы повисало в воздухе из-за недостатка письменных свидетельств. Существовали ли какие-нибудь способы расширить круг письменных источников по истории средневековой Руси? Еще лет пятьдесят тому назад на такой вопрос ответили бы отрицательно.
Потом за дело взялись археологи. Они расчистили остатки древних жилищ, собрали обломки посуды, изучили остатки древней пищи, узнали, какими приемами пользовались наши предки при изготовлении оружия и орудий труда, украшений и утвари. Они восстановили в деталях окружавшую средневекового человека обстановку, чтобы для нас яснее стал он сам, подобно тому, как если бы мы зашли в незнакомый дом и, не застав в нем хозяина, составили представление о нем по его вещам.
Археологические раскопки во многом дополнили летопись, прояснили фон летописного рассказа. Но возможности археологии не беспредельны, и раскопки не оживили человека, не заставили зазвучать его голос, хотя сделали наши представления о нем более правильными. По-прежнему остается справедливой мысль поэта: «Молчат гробницы, мумии и кости, — лишь слову жизнь дана: из древней тьмы, на мировом погосте, звучат лишь Письмена».
Поэтому эффект находки берестяных грамот был потрясающим. Одна за другой из земли извлекались грамоты, в которых люди, умершие пятьсот, шестьсот, семьсот, восемьсот и девятьсот лет тому назад, писали о своих повседневных заботах, в каждой строке фиксируя то, что никогда не попадало ни в летописи, ни в акты, ни в церковные книги. И самое важное заключалось в том, что это были не случайные, редкостные находки, а категория массовых вещей, исчисляемых при раскопках десятками и сотнями. Архив ценнейших исторических сведений, записанных самими средневековыми людьми, оказался лежащим под ногами современных людей, под асфальтом и газонами ныне существующего большого города.
Публикуя первые десять грамот, А. В. Арциховский писал: «Чем больше будут раскопки, тем больше они дадут драгоценных свитков березовой коры, которые, смею думать, станут такими же источниками для истории Новгорода Великого, какими для истории эллинистического и римского Египта являются папирусы». Сейчас, когда число берестяных грамот достигло пяти сотен, особенно хорошо можно оценить эти слова.
