Андрей Квакин - Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути
Боязнь Ключникова проштрафиться перед правыми доходила до того, что в тот день, когда газету выпускал не он, и когда номер был уже сверстан, он тайно от очередного редактора поднялся в метранпаж и выбросил из сверстанного уже номера маленькую информационную заметку антиврангелевского характера.
Основные работники газеты – Кирдецов, Лукьянов и Дюшен – почти каждый день приходили ко мне и к тов. Степанову и говорили о невозможности совместной работы с Ключниковым. Тогда же мы узнали, что в самой группе «Смены вех» нет единства, что половина ее – Лукьянов, Бобрищев-Пушкин и Чахотин – не согласны во многом с Ключниковым, не верят его политической честности и искренности, не уважают его, как и вся эмиграция, и тяготятся его диктатурой, основанной на том, что он являлся распорядителем денег, данных Красиным на издание журнала «Смены вех». Тогда же я узнал факт, подтвержденный впоследствии и Садыкером, что уже в период издания журнала Ключников, находясь в Лондоне у Красина, прислал в Париж для напечатания в очередном номере журнала к годовщине расстрела Колчака статью хвалебного характера под заголовком «Светлой памяти Колчака». Статья эта была забракована остальными членами группы, что вызвало резкие протесты Ключникова. Все эти шатания Ключникова объясняются его полной беспринципностью и чрезвычайным честолюбием – желанием создать за границей и в России и сохранить за собою в будущем сменовеховскую партию под единоличным лидерством Ключникова.
В конце мая положение настолько обострилось, что совместная работа в газете становилась невозможной. Необходимо было или целиком отдать газету Ключникову, или совсем или временно изолировать его от газеты, чтобы дать ей время и возможность политически стать на ноги. Я посоветовался с находившимся тогда в Берлине тов. Радеком, который через меня и Степанова, а может быть, и непосредственно от Лукьянова знал о происходивших в газете трениях. Он присоединился к моему мнению о необходимости изолировать Ключникова и предложил ему поехать с собою в Москву в качестве специального корреспондента «Накануне» на процессе с-ров. Ключников согласился, но попросил отпустить с ним Потехина. Товарищи по редакции с радостью отпустили обоих. При этом они говорили мне: «Вы знаете, почему Ключников берет с собою Потехина? Во-первых, потому, что он сам очень плохо и тяжело пишет; во-вторых, потому, что он никогда не свяжет себя определенными публичными выступлениями по острому вопросу, выступлением, которое могло бы восстановить против него хотя бы некоторую часть эмиграции. Вы увидите, что он не напишет ни одной строки по делу с-ров».
Лукьянов, Кирдецов и Дюшен оказались пророками. За все время своего 2,5-месячного пребывания в России Ключников и Потехин вместе прислали пять статей, из них два обывательских фельетона о дорожных впечатлениях в Литве и Латвии, пару таких же фельетонов с восхвалением нэповского быта и один фельетон Потехина о внешней картине суда, в которой даже под микроскопом нельзя найти отношения Потехина к делу с-р по существу. Лишь несколько комплиментов по адресу Пятакова. И затем в течение двух месяцев процесса не только Ключников, но и Потехин не написали о процессе ни одного слова.
Когда Ключников и Потехин уезжали, я, кроме открытых рекомендательных писем, данных им в руки, написал членам Политбюро и т.т. Уншлихту и Карахану подробное письмо, в котором говорил, что командировка Ключникова и Потехина в Россию вызвана необходимостью изолировать их от газеты и дать ей возможность занять определенную политическую позицию. Я писал, что Ключникова и Потехина желательно задержать подольше в России, а еще лучше предоставить им там какие-либо почетные места, чтобы они добровольно согласились переехать из Берлина в Россию. Никаких возражений ни от ЦК, ни от отдельных членов Политбюро я тогда не получил и был вправе считать, что моя оценка личности Ключникова и его роли в газете Центральным Комитетом разделяется. Это мое мнение еще усилилось, когда я прочитал в «Правде» статью, направленную против «Накануне» – «Сторонники революции или приживальщики ее». В чем было дело?
Оставшиеся за границей накануневцы, несмотря на отсутствие какой бы то ни было помощи со стороны Ключникова и Потехина, добросовестно информировали читателей о процессе с.-р., перепечатывая отчеты наших газет и помещая корреспонденции других корреспондентов из Москвы – Герронского и Борисова. Но они поместили глупую статью о том, что трибунал не остался на высоте академизма (я был в это время в Гааге). Но и в этой глупой статье они все-таки признавали, что с-ры – «враги отечества», что соввласть вправе расправиться по всей строгости закона, и не советовали ей применять высшую меру наказания не соображениям моральным и не по не солидарности своей с соввластью по этому вопросу, а лишь по соображениям целесообразности, чтобы не вызывать против совправительства нового взрыва враждебности со стороны буржуазных и отчасти рабочих кругов Западной Европы и Америки. Если даже такая постановка вопроса вызвала резкое осуждение «Правды», то я вправе был считать, что ЦК желает видеть на страницах «Накануне» статьи определенного просоветского, хотя отнюдь не коммунистического характера. А такого рода направление газеты могло быть обеспечено лишь устранением Ключникова или низведением его и Потехина до роли меньшинства в редакции.
Одновременно с этим по постановлению же ЦК происходила передача газеты Акц[ионерному] О[бщест] ву с сохранением у нас большинства акций. Эта передача вызывает сейчас резкие нападки Ключникова и Потехина, не знающих еще о том, что это произведено по Вашему требованию, на бывш[их] товарищей по редакции.
Из всего вышеизложенного Вы видите, что я добросовестно считал ЦК вполне согласным с необходимостью устранения Ключникова и Потехина. Мне передавали, кроме того, что и ГПУ стремится всячески задержать их в России, что им предоставляются там места, а также и возможность литературной работы в периодическом журнале «Новая нива». О том же писали и они сами своим семьям и некоторым товарищам по редакции. Я был спокоен за то, что возвращение их в газету, если это и произойдет, то не надолго и не отразится на характере газеты. Я принимал лишь меры к тому, чтобы уход Ключникова и Потехина из газеты произошел безболезненно, без какого-либо провоцирования их на протесты; настоял на том, чтобы временными директорами-распорядителями (до 1-го общего собрания акционеров) были выбраны Дюшен и Садыкер (являвшиеся тогда единомышленниками и представителями интересов Ключникова и Потехина). Сам Ключников и Потехин не могли быть выбранными, так как по немецким законам учредители акционерных обществ должны быть налицо, а в распорядители могут быть выбраны только учредители. Кирдецов и Лукьянов, ставшие к этому времени наиболее одиозными для Ключникова, не были назначены распорядителями.
Мне удалось несколько раз предотвратить такие действия наличных редакторов, которые могли бы быть использованы Ключниковым и Потехиным для того, чтобы обвинить берлинцев в нелояльности. И только тогда, когда Ключников и Потехин сами первые перешли в наступление и поместили в «Известиях» враждебное «Накануне» интервью, Кирдецов, Лукьянов, Чахотин, Дюшен и на этот раз даже Садыкер в полном согласии с гр[афом] А. Толстым, проф. Швиттау и другими ближайшими работниками газеты поставили меня перед фактом, поместив в газете известное Вам заявление и передовицу и придя ко мне с отпечатанным уже и выпущенным в обращение номером.
Поступили они, конечно, нелояльно. Если бы они принесли ко мне накануне, я бы не допустил этого, заставил бы их дождаться приезда Ключникова и Потехина, и здесь потребовать от них отчета об их деятельности в России и объяснения их выступления в «Известиях».
Тогда бы позиция нынешних редакторов «Накануне» тактически была бы гораздо сильнее, и по отношению к нам они были бы вполне лояльны. За свой поступок они заслуживают всяческого осуждения и призыва к порядку. Но это не значит, что они не правы по существу.
Верно ли, что после августа «Накануне» полевела и превратилась в «подделку под коммунистический орган»? Неверно. Газета осталась и остается такою, какою она была в течение всех пяти месяцев своего существования, за исключением немногих недель фактического участия в ней Ключникова. И во всяком случае такой, какой она была в течение июня, июля и августа, когда она отнюдь не вызывала со стороны ЦК обвинения в излишней левизне. Если Вы сравните номера газеты до рокового дня и после него, желая восстановить свое участие в газете, и даже приобрести в ней руководящую роль, говорит об этом несуществующем поведении и пугает тем, что это мнимое полевение замедлит процесс расслоения эмиграции и оттолкнет нейтральных.
Из кого состоит эмиграция? И какие элементы нам важно привлечь? Эмиграция состоит из небольшого количества политически руководящих людей (военных, администраторов, политиков и журналистов) и значительного количества обывательской буржуазии и буржуазной интеллигенции (промышленников, купцов, врачей, инженеров, адвокатов и т. п.) и из главной массы мелкоты, насильственно уведенной в порядке мобилизации и принудительно эвакуации, или самостоятельно потянувшейся за отступавшими белыми. Средняя группа, поскольку она не устроилась за границей материально и поскольку в России нэп вновь открывает для нее возможность зарабатывать и жить, сама тянется в Россию, и нам приходится и здесь и в Москве очень строго фильтровать ее. Что касается последней категории, то она представляет для нас главный интерес: в нее входят казаки, частью другие врангелевцы, всякая интеллигентская, студенческая и отчасти офицерская молодежь. Их нам важно привлечь, пробудить в них активную симпатию к соввласти и активное желание вернуться в Россию. Этого можно добиться двумя средствами: решительной, резкой борьбой с белой идеологией и белыми вождями – это первое, и второе – добросовестным дружелюбным информированием о том, что делается сейчас в России. Этого не хотел делать Ключников, и это очень добросовестно и честно делали нынешние накануневцы. Ими была проведена под руководством и наблюдением тов. Степанова энергичная кампания за возвращение казаков. Результаты налицо: казаки собираются домой, за реэвакуацию их взялся Нансен, в этом ему помогают, между прочим, и накануневцы (Лукьянов едет в составе его комиссии в качестве представителя русск[ого] Красн[ого] Креста), и Врангель лишается одного из главных источников своей живой силы. Теперь на очереди работа над остальными находящимися на Балканах, во Франции и в Северной Африке врангелевцами, и как раз на Балканах и во Франции растет[распространяемый] тираж «Накануне».
