Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2
С отчетным докладом ЦК выступил Генеральный секретарь Сталин. Это был фактически первый дебют его в таком амплуа. (Если не считать VI съезда партии, где он также выступал с отчетным докладом, но тогда это объяснялось тем, что Ленин и другие партийные лидеры первого эшелона вынуждены были скрываться в подполье из-за преследований со стороны Временного правительства). Короче говоря, это был своего рода звездный час генсека, когда он смог продемонстрировать все свои лучшие качества политического лидера и стойкого политического бойца. И надо сказать, что его политический отчет, вне всяких сомнений, представлял собой документ большой силы убедительности. Стройный и тщательно продуманный, обширный и вместе с тем лапидарный по манере выражать мысли и формулировать задачи, этот доклад показал всем делегатам, да и всей партии в целом, что в лице Сталина они имеют руководителя крупного масштаба. Этому способствовали не только глубокий анализ стоявших перед страной и партией проблем, но и солидное теоретическое обоснование важнейших положений, сформулированных в докладе.
Прежде всего, конечно, речь шла об определении важнейшего направления так называемой генеральной линии партии. И Сталин здесь оказался на высоте положения: он четко и понятно для каждого члена партии и каждого гражданина страны сформулировал существо предлагаемого стратегического курса. Я позволю себе воспроизвести довольно обширные основные положения, изложенные по данному вопросу в докладе Сталина. Это необходимо не только для понимания тогдашней ситуации, но и для раскрытия фундаментальных основ всей политической философии Сталина как государственного и партийного деятеля в будущем.
Итак, Сталин говорил: «…Мы должны строить наше хозяйство так, чтобы наша страна не превратилась в придаток мировой капиталистической системы, чтобы она не была включена в общую систему капиталистического развития как её подсобное предприятие, чтобы наше хозяйство развивалось не как подсобное предприятие мирового капитализма, а как самостоятельная экономическая единица, опирающаяся, главным образом, на внутренний рынок, опирающаяся на смычку нашей индустрии с крестьянским хозяйством нашей страны.
Есть две генеральные линии: одна исходит из того, что наша страна должна остаться еще долго страной аграрной, должна вывозить сельскохозяйственные продукты и привозить оборудование, что на этом надо стоять и по этому пути развиваться и впредь. Эта линия требует по сути дела свёртывания нашей индустрии… Эта линия ведёт к тому, что наша страна никогда, или почти никогда, не могла бы по-настоящему индустриализироваться, наша страна из экономически самостоятельной единицы, опирающейся на внутренний рынок, должна была бы объективно превратиться в придаток общей капиталистической системы. Эта линия означает отход от задач нашего строительства.
Это не наша линия.
Есть другая генеральная линия, исходящая из того, что мы должны приложить все силы к тому, чтобы сделать нашу страну страной экономически самостоятельной, независимой, базирующейся на внутреннем рынке, страной, которая послужит очагом для притягивания к себе всех других стран, понемногу отпадающих от капитализма и вливающихся в русло социалистического хозяйства. Эта линия требует максимального развёртывания нашей промышленности, однако в меру и в соответствии с теми ресурсами, которые у нас есть. Она решительно отрицает политику превращения нашей страны в придаток мировой системы капитализма. Это есть наша линия строительства, которой держится партия и которой будет она держаться и впредь. Эта линия обязательна, пока есть капиталистическое окружение»[159].
Для каждого, кто без всякого пристрастия и предубеждения вникнет в приведенный выше отрывок доклада Сталина, становится совершенно очевидным, что здесь изложена грандиозная, рассчитанная на долговременную перспективу, программа строительства государства, программа превращения советской России не в объект, а в полноправный субъект мировой политики. История поставила Россию перед суровым историческим выбором: или прозябать еще долгие-долгие годы и десятилетия на правах бедного родственника капиталистического Запада, почти во всем зависимого от него, или встать, наконец, с колен и заявить о себе во весь голос. И наше прошлое, и наши традиции, колоссальный потенциал народа-труженика, народа-творца — все это служило надежной и достаточной гарантией того, что поставленная цель должна и может быть достигнута. Образно говоря, новый общественный строй на весь мир заявил о том, что он способен проложить нашей стране путь к превращению в великую державу. Причем это была не просто красивая декларация, но серьезная, глубоко взвешенная и обоснованная программа действий. Именно это и означало на практике реализацию сталинской концепции построения социализма в одной стране. Причем надо подчеркнуть, что в этой идее не было ни капельки национальной ограниченности или же национального высокомерия. А как раз и в том, и во многом другом упрекали генсека его критики как справа, так и слева. Например, Зиновьев на XIV съезде прямо заявил: «Разве это ленинская постановка вопроса, разве здесь не отдает душком национальной ограниченности?»[160]. Поводом для такого заявления послужила статья, опубликованная в одной губернской газете, где, в частности, говорилось: «На основе всего сказанного мы вправе сказать, что мы не только строим социализм, но что мы, несмотря на то, что мы пока что одни, что мы пока единственная в мире советская страна, советское государство, — мы этот социализм построим» («Курская Правда», № 279 от 8 декабря 1925 г.). Видимо, согласно логике лидеров оппозиции, все, что связано с возрождением России, в том числе и посредством строительства социализма, несовместимо с интернационализмом и заражено духом национальной ограниченности. Как не прибавить от себя, что такое толкование само по себе слишком попахивает духом местечкового обывателя. Обывателя, смотрящего на мир и оценивающего все события с высоты если не своей колокольни (да и откуда она там!), то через призму своих местечковых интересов.
Говоря о докладе Сталина, надо отметить и такой исключительно важный момент: на съезде он впервые выступил в качестве деятеля, сформулировавшего фундаментальные основы советской внешней политики. Здесь он уже проявляет себя не только в качестве партийного лидера, но и как государственного деятеля крупного масштаба, который с полным авторитетом может говорить от имени своей страны. К середине 20-х годов общая мировая ситуация характеризовалась известной стабилизацией капитализма как системы и постепенным налаживанием более широкого международного сотрудничества. Был выдвинут так называемый «план Дауэса» (тогдашний вариант «плана Маршалла» конца 40-х годов), к которому западные державы пытались подключить и Россию, чтобы обеспечить себе контроль над ее развитием в выгодном для себя направлении. Однако эти попытки провалились, СССР не пошел в услужение западному капиталу. Необходимо отметить, что этот период был отмечен и полосой признаний советского режима ведущими западноевропейскими державами, — а это с неопровержимостью свидетельствовало о том, что новый строй в России укрепился прочно и надолго.
Соответственно должна была измениться и внешняя политика нашей страны — не в смысле коренного пересмотра ее фундаментальных принципов, а в плане практического осуществления конкретных внешнеполитических целей и задач. Сталин от имени Советской России ясно и без всяких недоговоренностей подчеркнул неизменную приверженность нашей страны делу мира. В его формулировке это выглядело так: «Во-первых — вести работу по линии борьбы против новых войн, затем по линии сохранения мира и обеспечения так называемых нормальных сношений с капиталистическими странами. Основу политики нашего правительства, политики внешней, составляет идея мира. Борьба за мир, борьба против новых войн, разоблачение всех тех шагов, которые предпринимаются на предмет подготовки новой войны, разоблачение таких шагов, которые прикрывают флагом пацифизма подготовку войны на деле, это — наша задача. Именно поэтому мы не хотим войти в Лигу наций, ибо Лига наций есть организация прикрытия подготовительной работы к войне, ибо, чтобы войти в Лигу наций, надо сделать выбор, как правильно выразился тов. Литвинов, между молотом и наковальней. Ну, а мы не хотим быть ни молотом для слабых народов, ни наковальней для сильных. Мы ни того, ни другого не желаем, мы — за мир, мы — за разоблачение всех тех шагов, которые ведут к войне, какими бы пацифистскими флажками они ни были прикрыты. Будет ли это Лига наций или Локарно, — всё равно, нас флагом не надуешь, нас шумом не испугаешь»[161].
