Гибель Западной Римской империи и возникновение германских королевств - Корсунский Александр Рафаилович

Для того чтобы более полно охарактеризовать смысл и значение произошедшего исторического перелома, следует рассмотреть два вопроса:

1) почему оказалась возможной военная победа варваров над Западной империей и создание ими ряда королевств на ее территории?

2) каковы были социальный характер и сущность этих королевств?

Военный успех варваров нельзя объяснить ни их численным превосходством над римлянами, ни более высоким уровнем общественного развития. Наоборот, германцы, установившие свою власть над Галлией, Испанией, Италией и Северной Африкой, составили лишь несколько процентов от общей массы населения данных стран. По уровню же развития материальной и духовной культуры варварское общество стояло значительно ниже, чем позднеримское. Правда, вооружение варваров во многих случаях не уступало по своему качеству римскому, а их войско обладало внутренней сплоченностью, обусловленной узами родоплеменных объединений. Но всего этого было бы недостаточно для прочного военного успеха, если бы не внутреннее разложение рабовладельческого позднеримского общества, все более сказывавшееся на его военном потенциале.

В Западной Римской империи IV–V веков правительство не обладало широкой социальной базой, и это обусловило военную слабость государства. Значительная часть населения была освобождена от службы в армии, а те, кто оставались военнообязанными, упорно уклонялись от несения службы. Магнаты, на которых лежала повинность представлять рекрутов из числа своих колонов, старались обойти это требование, и правительству пришлось согласиться на замену рекрутов денежными взносами. В конечном счете вооруженные силы государства состояли из варваров-наемников или варваров-федератов. Ни первым, ни вторым не были присущи патриотические настроения и та моральная стойкость, которую сообщает войску его органическое единство с гражданским населением и заинтересованность в судьбах своего государства. Массы производительного населения — рабы, колоны, свободные крестьяне и городские ремесленники — не склонны были выступать в защиту того государства, которое отдавало их во власть крупных землевладельцев и декурионов и само подвергало жестокой эксплуатации с помощью налогов и повинностей. Это не значит, что колоны и крестьяне шли на союз с варварами, как утверждали в свое время некоторые историки, хотя в некоторых случаях массы поднимали восстания, а рабы использовали военные действия для бегства от своих господ и иногда и примыкали к соплеменникам. Но в целом позиция низших слоев римского общества была пассивной. Подобное отношение народных масс к государству лишало его внутренней прочности, столь необходимой в период конфронтации с внешним противником.

Кризис рабовладельческой системы с характерным для него ростом натурально-хозяйственных отношений, прогрессирующим упадком городов и торговли вел к ослаблению связей между провинциями и метрополиями. В различных частях Западной империи росли сепаратистские тенденции, которые находили проявление как в захватах власти узурпаторами, так и в появлении местных ересей (например, донатизма в Северной Африке).

В таких условиях Западная империя смогла просуществовать еще более половины столетия после взятия Рима Аларихом лишь благодаря разобщенности своих противников и большому политическому и государственному опыту римских правящих кругов, которым удавалось использовать одних варваров для борьбы против других.

Для самих же германцев борьба против Римской империи в период ее крушения была экспансией, характерной для племен, находящихся на стадии разложения родоплеменного строя. Королевская власть варваров выступала на этой стадии как выразительница интересов всех свободных членов племени, заинтересованных в захвате земель для поселения и военной добычи. В ходе завоеваний у варваров все более возрастало значение военных дружин, что содействовало в свою очередь усилению королевской власти.

В западной историографии крушение Западной Римской империи и образование варварских королевств рассматривается как преобразование чисто политического характера, которое не сопровождалось сколько-нибудь глубокими социально-экономическими преобразованиями. Так, Р. Бюхнер^[72], анализируя характер Франкского королевства при Меровингах, подчеркивает значение его преемственности с позднеантичными политическими институтами, хотя и признает, что сама королевская власть представляла собой германское явление. Ф. Лот^[73] также не считает образование варварских королевств переломным историческим моментом. Он начинает отсчет последнего периода в истории античного мира с кризиса III века и заканчивает этот период каролингским временем. С VIII века начинается, по его мнению, эпоха Средневековья.

Еще в большей степени подчеркивает преемственность от Рима, говоря о средиземноморских варварских королевствах, К. Штрохекер^[74]. По его мнению, в королевствах вестготов, остготов и вандалов германский элемент играл роль ведущего военного сословия, но в целом все эти государства представляли собой последнюю фазу поздней Античности. Он, как и некоторые французские историки, отмечает особый «дуалистический» характер этих королевств, выражавшийся в длительной обособленности местного и германского населения в области права и религии.

Представители «современной школы» в немецкоязычной историографии придают особенно большое значение германским элементам в структуре варварских королевств. Так, для Т. Майера^[75] германский король — ядро нового государства. Он создает «государственный народ». К. Босль^[76] подчеркивает аристократический характер общественного и политического строя варварских королевств. Он считает, что главным носителем государственных функций в период переселений у германцев была знать с ее дружинами. Аристократия с монархом во главе — это отличительная черта германских народов в данную эпоху. Рабство, по его мнению, исчезло уже в конце Античности, рабов заменили прикрепленные к земле мелкие держатели.

Таким образом, варварские королевства, согласно концепциям упомянутых историков, по своему социальному характеру представляют собой продолжение либо Античности, либо общественного строя древних германцев, либо сочетание черт той и другой общественных систем, но не нечто новое. В этих королевствах имеются лишь те элементы феодализма, которые возникли еще в поздней Империи или у германцев во времена Тацита. Собственно же феодальные отношения складываются значительно позднее, после VIII века.

В марксистской исторической литературе в течение длительного времени вся эпоха раннего Средневековья рассматривалась как раннефеодальный период, а время существования варварских королевств считалось составной частью этого периода. Но еще с 1950-х годов стали высказываться и иные взгляды. Так, Б. Д. Греков^[77], например, считал, что IV–VI века у восточных славян были эпохой военной демократии, а VI–VIII века можно трактовать как переходный период от родового строя (на последнем этапе его развития) к раннефеодальному государству. Этот последний этап соответствует тому периоду, который в Западной Европе относится ко времени существования варварских королевств.

Особенно резко поставил вопрос о необходимости выделения времени существования варварских королевств в особый период А. И. Неусыхин^[78]. По его мнению, за этапом разложения родоплеменного строя следует дофеодальный (или протофеодальный) период, для которого характерны следующие черты: основную массу племени составляет еще широкий слой свободных; зарождается индивидуально-семейная собственность, возникает имущественное расслоение, а затем и социальное неравенство, но не классовое деление. Родовая знать еще не превратилась в особый класс, эксплуатирующий свободных людей. Варварское королевство еще не было государством в том смысле, что имелся аппарат политического господства одного класса над другим. Такой характер носило франкское общество при Хлсдвиге, а общество саксов — вплоть до IX века. Точка зрения А. И. Неусыхина встретила возражения некоторых историков, но получила поддержку других.