Чарльз Тилли - Принуждение, капитал и европейские государства. 990– 1992 гг
Последующие режимы произвели лишь небольшие изменения, вроде введения революционного календаря и культа Верховного существа, но начавшееся с революцией преобразование государства продолжалось дальше в XIX в. и стало моделью для многих других европейских государств. Из того, что было обращено вспять, надо упомянуть об удушении местных милиций и революционных комитетов, восстановлении (и компенсации) части конфискованной собственности и о наполеоновском конкордате с католической церковью. В итоге в результате происшедших перемен централизованное, прямое правление было быстро и драматично заменено опосредованной системой правления, через местных и региональных нотаблей. К тому же иерархия нового государства состояла преимущественно из юристов, врачей, нотариусов, купцов и других буржуа.
Как и дореволюционные, эти фундаментальные перемены затрагивали множество интересов и открывали новые возможности группам, до того имевшим мало доступа к санкционированной государством власти — в особенности деревенской буржуазии и буржуазии небольших городов. Эти группы усиливали сопротивление и борьбу за власть. Артуа (департамент Па–де–Кале) подвергся умеренным переменам (Jessenne, 1987). До революции дворянству и духовенству Артуа принадлежало немногим более половины земель, а крестьянам — треть. Около 60–80% ферм были небольшими, с земельными наделами менее 5 гектаров (соответственно, столько владельцев хозяйств часть времени работали на других), и четверть глав домохозяйств трудились как сельскохозяйственные рабочие за плату. Налоги, десятины, ренты и феодальные пошлины составляли в общем немного: 30% доходов с отданных в наем земель в Артуа, а после революционного захвата церковной и дворянской собственности на продажу было выставлено 1/5 земли. Короче, аграрный капитализм здесь значительно продвинулся к 1770 г.
В таком регионе политически доминировали крупные арендаторы (fermiers), но только в пределах, определенных землевладельцами из местных дворян и духовенства. Революция, отменившая привилегии этих патронов, угрожала и власти арендаторов. Однако они как класс (если не как особая группа индивидуумов) это пережили: многие должностные лица потеряли свои посты во время столкновений в начале революции, в особенности, когда коммуна была уже не в ладах с ее феодальным сеньором. Хотя и непропорционально, их замена происходила из числа тех же арендаторов, кому революция не помешала. Противостояние (наемных) рабочих и мелких собственников с coqs de village (деревенская знать), которых Жорж Лефевр обнаружил в соседнем департаменте Норд, было не столь напряженным и не столь результативным, как в Па–де–Кале. Крупные фермеры, на которых власти смотрели с подозрением, утратили до некоторой степени свое влияние на государственные, муниципальные или общественные учреждения во время террора, а потом при Директории. Но вернули его позднее и продолжали задавать тон даже и в середине XIX в. К тому времени дворянство и духовенство уже сильно подрастеряли свою способность быть носителями местной власти, и их место заняли промышленники, купцы и другие капиталисты. Вытеснение старых посредников открыло путь новому союзу между крупными фермерами и буржуазией.
В Артуа переход к прямому правлению под водительством Парижа прошел сравнительно гладко. В других районах он происходил при ожесточенной борьбе. Карьера Клода Жавога, агента революции в его родном департаменте Луара, полна именно такой борьбы, за которой стоит рассматриваемый нами политический процесс (Lucas, 1973). Жавог был громадных размеров сильно пьющим рабочим, необузданным в поведении. Его близкими родственниками были адвокаты, нотариусы и купцы в Форезе на запад от Лиона. В XVIII в. семья поднимается, и в 1789 г. тридцатилетний Клод был адвокатом в Монтбрисоне и имел хорошие связи. В июле 1793 г. Конвент отправляет этого неистового быка–буржуа в Луару, но отзывает его в феврале 1794 г. За истекшие шесть месяцев Жавог, используя свои широкие связи, преследовал врагов революции, причисляя к ним священников, дворянство и богатых землевладельцев. Он пренебрегал такими вопросами управления, как организация поставок питания или исполнял их неумело и оставил по себе репутацию человека жестокого и своевольного.
Жавог и его соратники, однако, все же реорганизовали местную жизнь. В результате его деятельности в департаменте Луара появились клубы, надзорные комитеты, революционные вооруженные силы, комиссары, суды и специальные представители. Мы видим почти невероятную попытку распространить прямую административную компетенцию центрального правительства на повседневную жизнь отдельных людей. Мы признаем важность народной мобилизации на войну с врагами революции — действительными и мнимыми — как ту силу, которая вытеснила старых — посредников. Таким образом, мы получаем возможность рассмотреть конфликт между двумя целями террора: истреблением врагов революции и созданием инструментов для исполнения революционной работы. И снова мы обнаруживаем важность контроля над продуктами питания, этой административной задачей, бывшей предметом политических разногласий и стимулом народных действий.
Вопреки старому представлению, будто народ единогласно приветствовал наступление давно ожидаемых реформ, местные летописи революции свидетельствуют о том, что французские революционеры устанавливали власть через борьбу и часто через борьбу с упорно сопротивлявшимся народом. Правда, по большей части сопротивление принимало вид уклонения, обмана и саботажа, а не открытого возмущения. Однако там, где разломы проходили глубоко, сопротивление перерастало в контрреволюцию: на свет являлись действенные формы власти, альтернативные тем, что насаждала революция. Контрреволюция наступала не там, где все были против революции, но там, где непримиримые расхождения разделяли оформленные блоки сторонников и противников.
В результате подобных процессов на юге и западе Франции сложились огромные зоны сплошной контрреволюции (Lebrun, Dupuy, 1987; Nicolas, 1985, Lewis, Lucas, 1983). Достоверную картину контрреволюционной деятельности дает нам география казней во время террора. Более 200 казней произошло в следующих департаментах: Нижняя Луара (3548), Сена (2639), Мэна и Луары (1886), Роны (1880), Вандея (1616), Иль и Вилена (509), Майенн (495), Воклюз (442), Буш–дю–Рона (409), Па–де–Кале (392), Вар (309), Жиронда (299) и Сарты (225). В этих департаментах было произведено 89% всех казней периода террора (Greer, 1935: 147). За исключением Сены и Па–де–Кале это были главным образом юг и юго–запад и, в особенности, запад. На юге и юго–западе территориями военных восстаний против революции стали Лангедок, Прованс, Гасконь и Лион. Причем география этих восстаний точно совпадает с областями поддержки федерализма (Forrest, 1975; Hood, 1971, 1979; Lewis, 1978; Lyons, 1980; Scott, 1973). Движение федералистов зародилось весной 1793 г., когда развертывание якобинцами войны с другими государствами — включая объявление войны Испании — вызвало сопротивление росту налогообложения и призыву на военную службу, что, в свою очередь, привело к усилению революционного надзора и дисциплины. Движение автономистов было особенно сильным в торговых городах, которые при Старом порядке пользовались большими свободами, как Марсель, Бордо, Лион и Кан. В этих городах и на прилегающих к ним землях началась кровопролитная гражданская война.
На западе с 1791 по 1799 г. набегам партизан подвергались республиканцы и их укрепленные пункты в Бретани, Мэне и Нормандии; осенью 1792 г. началось вооруженное восстание к югу от Луары в Бретани, Анжу и Пуату и продолжалось непрерывно до тех пор, пока Наполеон не усмирил этот регион в 1799 г. (Bois, 1981; Le Goff, Sutherland, 1984; Martin 1987). Высшей точки контрреволюция на западе достигла весной 1793 г., когда применением регулярных войск республика разожгла вооруженное сопротивление почти на всем западе. Начались чудовищные истребления «патриотов» и «аристократов» (как теперь называли сторонников и противников революции), вторжение и временная оккупация таких крупных городов, как Анжер, и тщательно подготовленные сражения на определенных участках между армиями Синих и Белых (как называли воинские единицы двух партий).
Контрреволюция на западе была непосредственно спровоцирована действиями революционных чиновников по введению в этом регионе прямого правления: правления, которое должно было лишить дворянство и духовенство их положения частично автономных посредников, удовлетворило бы потребности государства в налогах, людских ресурсах, утвердило значение отдельных коммун, округов и домохозяйств и таким образом дало бы региональной буржуазии политическую власть, какой она никогда не имела. Стремясь распространить государственное правление повсюду на местах и покончить с врагам этого правления, французские революционеры инициировали процесс, который не останавливался затем 25 лет. В некотором смысле он не остановился и посейчас. Впрочем, при всей своей свирепости контрреволюция на западе мало отличалась от того, что вообще происходило во Франции. Повсюду во Франции буржуа — не владельцы больших промышленных предприятий, а главным образом, купцы, адвокаты, нотариусы и другие, кто зарабатывал на жизнь владением или употреблением капитала — в XVIII в. набирали силу. По всей Франции общественная мобилизация (активизация политической жизни) 1789 г. ввела непропорционально большое число буржуа в политику. Когда парижские революционеры и их сторонники в провинции вытеснили дворянство и духовенство с их решающих постов агентов непрямого правления, то альтернативной связью государства с тысячами коммун по всей стране стали служить имевшиеся сети буржуазии. Некоторое время основой этих связей была широкая народная мобилизация через клубы, милиции и комитеты. Однако, постепенно руководители революции ограничили и даже подавили этих беспокойных соратников. Путем проб и ошибок и через борьбу — пришедшая к власти буржуазия выработала систему правления, имевшую прямой доступ к коммунам на местах и действовавшую главным образом через должностных лиц, служивших под присмотром и бюджетным контролем вышестоящих лиц.
